Но вот им все же удалось поехать в Юдоксию по весенней распутице. Они направлялись в суд, где хранились архивные документы с записями о рождениях, смертях и свадьбах.
Клерку довольно быстро удалось разыскать нужную книгу с записями. Эван пролистал ее, водя пальцем по столбцам имен, пока не нашел то, что им было нужно.
— Вот, — прошептал он, указывая на имена детей Эбей, причиной смерти которых называлась дифтерия.
— Господи, посмотри только, как много имен, — проговорила Кэролин. — Моя кузина Тринти Харпсвелл… А вот… Джеймс Аппель двух лет…
— Так, значит, женщина, которую Сайлес привез в Тимберхилл… — Брови Эвана поползли наверх. — Этот ребенок мог быть ее сыном.
— Как грустно, — с сожалением промолвила Кэролин. Ее тело пронзила дрожь. — Зато теперь нам известно, что моя подруга Катарина умерла перед тем, как мы бежали отсюда. Если я считаю, что отец тайно осматривал ее… возможно, с целью найти средство лечения от дифтерии… зачем тогда мне доказательства?
— Ну, разумеется, для того, чтобы оправдать его. Я с самого начала понял, в чем цель твоих поисков, и не решился сказать тебе, что это бессмысленно. Представить себе не могу, что может заставить этих невежественных фермеров изменить их мнение и сменить гнев на милость. Неужели ты надеешься убедить их в том, что Орион не желал детям зла?
— Мои усилия не должны оказаться тщетными! — вскричала женщина. — Я не перенесу, если не смогу ничего сделать!
— Ну хорошо, давай все проверим. Побеседуем с миссис Эбей и узнаем, сможет ли женщина, от горя потерявшая рассудок, простить, если ты поговоришь с нею.
— Эван, но разве это мне нужно?
— Боюсь, что так, дорогая. И это не они должны прощать. И ты, и твой отец делали то, что умели. Вина лежит на этих людях, а не на вас.
Жители Юдоксии молча наблюдали за тем, как Эван и Кэролин садились в коляску, а затем поехали.
— Как-то мне не по себе, когда они вот так на меня смотрят, — тихо сказала женщина, прижимаясь к мужу.
— Вот если бы мы могли убедить их в том, что не собираемся привлекать их к ответственности за то, что они изгнали из Тимберхилла вашу семью…
— Неужели они этого боятся?
— Хотелось бы думать.
Больше до въезда в усадьбу Эбей они не проронили ни слова. Кэролин задрожала, когда Эван направил лошадей к подъездной аллее. Вскоре экипаж остановился у обшарпанного кирпичного дома.
— Мне казалось, что более зловещего места, чем Тимберхилл, не сыскать, но теперь я вижу, что ошибалась, — промолвила Кэролин, поджидая, пока Эван спрыгнет на землю и поможет ей спуститься.
— Мы не должны здесь задерживаться. Похоже, вот-вот опять польет дождь.
— Как мне это надоело! Я уже закоченела. Что я ей скажу? Я так рада, что ты со мною, Эван. Ведь я и раньше могла приехать сюда, да вот смелости недостало.
— Слова сами придут к тебе, — заверил ее муж.
Когда они подошли к дому, Кэролин почувствовала, что ее сотрясает сильная дрожь. Ей очень хотелось прижаться к Эвану, но это было бы ребячеством, и женщина заставила себя держаться прямо. Эван постучал.
У Кэролин было такое чувство, что за ними наблюдают из каждого окна. После долгого молчания из дома раздался наконец какой-то звук. Эван постучал еще раз. Опять молчание. Но вот через некоторое время дверь со скрипом приотворилась.
Сквозь узкую щель на них пахнуло испражнениями. Кэролин в ужасе отпрянула назад, не веря, что кто-то может жить в такой вони. Наверное, нужны годы, чтобы отмыть и проветрить этот дом.
Кэролин испуганно вздрогнула, увидев в узкой щели бледное лицо, принадлежавшее тому самому человеку, что следил за ней из кустов в Тимберхилле. Но не успела она и рта открыть, как дверь распахнулась.
У высокого, изможденного человека, который открыл им, были грязные белые волосы, которые еще сильнее подчеркивали бледный цвет его лица. Его брови были трагично изломлены, словно он не знал, что такое улыбка, и постоянно мучился душевной тоской. Уголки рта были чуть опущены вниз; морщины, идущие от них, глубоко прорезали подбородок.
Но тут, к удивлению Кэролин, она увидела, как в его выцветших глазах мелькнул живой огонек. У него был такой вид, будто он безмерно рад ее видеть!
— Здравствуйте. Мы пришли повидать миссис Эбей, — приветливым и вместе с тем категоричным тоном, не допускающим возражений, проговорил Эван.
Бледный человек в поношенной ливрее недоуменно уставился на Бурка, словно не понял его слов, словно и думать не мог, что кому-то придет в голову наносить визит его хозяйке.
— Джозеф! Джозеф, бездельник! Что там такое? — раздался голос с верхнего этажа.
Похоже, Джозеф был не в состоянии ответить.
— Мы можем войти? — мягким тоном спросила Кэролин. Хотя слуга и был карикатурной личностью, страх вдруг вновь начал шевелиться в ее душе.
На этот раз Джозеф явно понял обращенные к нему слова, потому что отошел в сторону и задумчиво показал рукой на лестницу.
— Кажется, он ждет, чтобы мы пошли наверх, — прошептал Эван, примирительно кивнув старому слуге. — Может, она не встает с постели. Я бы отпустил тебя наверх одну, но есть что-то такое в этом доме, что заставляет меня сомневаться в нашей безопасности.
Кэролин подошла к Джозефу и улыбнулась ему. К ее удивлению, он и с места не сдвинулся, глядя на нее сверху вниз. Впрочем, надо заметить, женщина и сама была удивлена, как могла долгие месяцы бояться этого человека.
— Ты ведь не причинишь нам вреда, правда, старина? — Именно с этими словами ее отец обращался к своим старым пациентам.
Эффект превзошел все ее ожидания. Лицо Джозефа, покрытое густой сетью морщин, засветилось, как у мальчишки. Он заморгал, а затем, судорожно сглотнув, стал сбивчиво говорить:
— Я… я… то есть… вы… я… у меня есть кое-что… для ва-вашего… отца… — Быстро кивая, он отступил назад и ударился об открытую дверь. Вздрогнув, Джозеф побежал по темному коридору и исчез за задней дверью.
— Надо было взять с собой пистолет, — пробормотал Эван, когда они поднимались наверх. Молодой человек пробовал каждую ступеньку, прежде чем встать на нее всем весом.
— Он показался мне весьма безобидным существом. Думаю, невесело ему тут живется с полоумной старухой. — Она вдруг почувствовала уверенность в том, что Джозеф не бросал вилы в Лизу. Но если это сделал не он, то кто же? Сама Люсиль?
— Похоже, он тоже не в своем уме, Кэролин. Не забывай об этом, когда подойдешь к нему в следующий раз. Но если он вздумает причинить тебе вред, я сверну ему шею, — заявил Эван.
Когда они поднялись наверх, Кэролин схватила мужа за руку. Ковер, кажется, не выколачивали лет сто. У женщины было в точности такое же чувство, какое охватило ее в тот осенний день, когда она приехала в Тимберхилл после шестнадцатилетнего отсутствия. Все углы и дверные проемы были затянуты паутинами. По дальней части коридора, похоже, никто не ходил долгие годы.
В толстом слое пыли отчетливо виднелась дорожка, вытоптанная ногами Джозефа, которая вела к ближайшей комнате. Кэролин спросила себя, доводилось ли Люсиль Эбей покидать свое жилище в последнее время.
Постучав в дверь, женщина крикнула:
— Добрый де-ень!
— Это бессмысленно! Бесполезно! Ему не сделать этого! Идиот! Безмозглый дурак! И не беспокой меня больше! Уходи! Я не выйду больше отсюда, ни за что! Возьми это на себя! Сделай все сама! — раздались вопли из-за двери.
Эван попытался ухватить жену за руку, но она отворила дверь и вошла в комнату.
— Здравствуйте, миссис Эбей! Вы меня помните? Я, конечно, стала немного постарше, но не думаю, что очень сильно изменилась. Я часто приходила к вам летом. Мы с Катариной и вами играли в «колыбель для кошки», а потом вы учили нас вышивать. Помню, у нее был пони. Я — Кэролин Адамс. Вы помните меня?
— Катарина? Она здесь? Моя красавица, приведите ее поскорее…
Женщина сидела на огромной кровати. Жиденькие немытые волосы свисали ей на плечи, лицо было нездорового сероватого оттенка. Над полными боли, глубоко посаженными глазами нависали мохнатые брови. Под тонкой, как пергамент, кожей резко выделялись острые скулы.
