Отец Кэролин то и дело писал о своем пристрастии к морфию. Похоже, ему удалось справиться со своим пристрастием к наркотику, и он упоминал, что пробует на себе другие лекарства, которые, возможно, помогут в излечении ее матери от чахотки.

В одной из записей, датированной 1770 годом, когда Кэролин было шесть лет, Орион писал: «Отчет о вскрытии трупа женщины, погибшей при родах. Изучал строение легких и других внутренних органов с целью найти средство от прогрессирующей болезни легких».

Кэролин поняла, что чахотка угрожала жизни матери, но та так и не узнала, какие усилия прилагал ее муж, чтобы спасти ее.

Был в тетради и еще один таинственный отчет, записанный в том же году и повествующий о «смерти от аборта». Отец Кэролин описывал предсмертную агонию деревенской девушки и указывал, что так и не знает, кто же взялся за аборт и довел тем самым девушку до могилы.

Следующая запись начиналась так: «Отчет об отвратительном пристрастии. Влияние морфия на неблагоразумного молодого мужчину.

К великому своему удивлению, я узнал, что мой помощник Джон Раснер пристрастился к тому же самому препарату — морфию, — от которого завишу и я сам. Я и не знал, что он использовал весь мой запас наркотика, и теперь я нахожусь в ужасном состоянии. Его же состояние и поведение под действием морфия отличается от моего следующим…»

Не веря своим глазам, Кэролин стала лихорадочно пробегать глазами остальные записи. «Отчет о радикальном способе лечения дифтерии. Отчаянная попытка спасти жизнь моей любимой дочери…»

После этой записи отец долго не заглядывал в свой дневник — до самого возвращения с войны. Последние записи были очень короткими, неинтересными, видно было, что руки Ориона дрожали, когда он писал.

…В комнату, где Кэролин читала заметки отца, вошел Эван.

— У тебя усталый вид, — промолвил он, откладывая тетрадь в сторону и усаживаясь возле жены. — Не могла бы ты остановить ненадолго чтение и провести немного времени со мной?

— Прости меня, — с усилием улыбаясь, проговорила Кэролин. — Ты, наверное, представить себе не можешь, каково это — узнать так много нового о человеке, которого, как тебе всегда казалось, ты знаешь, как себя.

Эван задумался.

— Знаешь, — произнес он через некоторое время, — кажется, я могу тебя понять: ведь ты — именно такой человек для меня. Чувствую, что вновь тебя теряю. И должен тебе признаться, что, наверное… ревную тебя к заметкам твоего отца.

Эван взял в руки тетрадь Ориона и долго пролистывал ее, а затем заметил:

— Даже читать этого не могу. — Молодой человек нахмурился.

— Я еще ребенком читала заметки отца, — сказала Кэролин, с болью в сердце ощущая, как ей недостает этого человека. — Я тогда мечтала, что смогу стать его помощницей, но я не была мужчиной, а значит, не могла заниматься медициной. Мне казалось, я так хорошо знала его. И теперь… подумать только! Теперь я вдруг узнаю, что он пристрастился к морфию… Как только это могло случиться?

— Насколько я знаю врачей, любимая, они часто становятся жертвами собственных методов лечения. Что это? — вдруг осекся он, глядя на раскрытую тетрадь. — Не хватает страницы?

— Дай посмотреть! — вырвала тетрадь из его рук Кэролин. — Как я могла не заметить? — Кровь быстрее побежала по ее жилам, когда она увидела обрывки листков, торчащие из корешка тетради. — Наверное, он писал эти заметки в тот год, когда мы бежали из Тимберхилла! — волновалась женщина. — Почти ничего не разобрать! — Она едва не порвала тетрадь, пытаясь прочесть слова, что были написаны на оборванных листах. — Пожалуйста, принеси мою шкатулку для драгоценностей.

Эван повиновался. Дрожа, Кэролин выхватила из шкатулки пожелтевший листок, найденный в Тимберхилле, и приложила его к обрывкам в тетради. Оборванные края совпали.

Подняв глаза, Кэролин сказала Эвану:

— Я уверена, что отец вырвал этот отчет из собственного дневника с добрыми намерениями.

— Но, если отчет был так важен, Орион наверняка сжег бы его, опасаясь, что он попадет кому-то в руки, — заметил Эван, желая вывести жену из заблуждения.

— Но чего ему было бояться? С чего ты взял, что отец делал что-то… Ах, наверное, из-за этих листков!.. Возможно, это был еще один отчет о вскрытии. И этим можно объяснить, почему отец вырвал странички из тетради! За нами гнались! Если бы нас схватили и кто-то прочел его записи…

— Знаешь, Кэролин, я подозреваю, что Орион изучал чей-то труп и об этом узнали. Даже мне это не по нутру, а представь только себе, как могли отреагировать на такую вещь простые деревенские люди! Пусть даже он это делал из лучших побуждений. Видимо, Орион шагнул за границу дозволенного.

Кэролин неохотно согласилась с ним:

— Но он не стал бы уничтожать страницы. Записи на них могли бы служить доказательством его намерений. — Закрыв глаза, женщина силилась вспомнить события той ужасной ночи.

Она тогда болела дифтерией, но уже поправлялась и лежала в постели, когда первые камни полетели в их окна. Отец уже убежал из дому, чтобы раздобыть повозку, хотя их собственный фургон стоял в сарае. Возможно, он направился в дом Джона, в деревню. Вообще-то он мог делать все, что угодно.

— Я встала и спряталась под кровать. А потом пришла мама… Мы наблюдали с ней из окна за тем, как горит приемная, а потом решили, что можно бежать… Отец ждал нас в лесу. Мне снилось, что мы пошли в дом и кто-то предал отца… Но если это Джон… Почему же он предал нас?..

— Страх, моя дорогая. Этим можно объяснить все, поверь, — успокаивал ее муж. — Скорее всего Джон помогал Ориону делать вскрытия. Многие из людей, которых я защищаю в суде, действовали определенным образом, потому что их подгонял животный, безудержный страх. Твоего отца изгнали, и Джон боялся, что и с ним поступят так же.

— Чем больше я обо всем этом узнаю, тем меньше понимаю. Право же, я куда лучше себя чувствовала, когда мне почти ничего не было известно! Эван, прошу тебя, потерпи еще немного! — Кэролин опустила голову, мучительно размышляя о том, что же такого мог наделать ее отец. Больше того, она хотела узнать, почему он, человек чести, вырвал несколько листков из собственного дневника?! Нет сомнений, этим он признавал свою вину.

Подумать только, Джон ассистировал отцу и ему сейчас все известно!.. Но почему это так волнует ее? — размышляла женщина. Почему не оставить все как есть? Если она узнает правду, то все равно не сможет вернуть своих родителей, свою ушедшую юность! Но Кэролин понимала, что хочет одного — душевного спокойствия, а его не заполучить, не разгадав давнишних тайн…

— Эван, ты можешь счесть меня безумной, но я должна вернуться в Тимберхилл, — заявила она.

Молодой человек вздрогнул.

— Нет, только не это! — вскричал он.

Жена посмотрела на него долгим взглядом.

— Я очень люблю тебя, — промолвила она. — И никогда не сделаю ничего, что могло бы причинить тебе неприятности, но… если я стану тебе плохой женой, это случится лишь из-за того, что я так и не узнала всего о своем прошлом.

— Да нет, ты не можешь быть плохой женой, — взволнованно проговорил Эван, подходя к ней и заключая жену в свои объятия. Он припал к ее губам страстным поцелуем, возможно, надеясь, что, возбудившись, она оставит мысли о поездке в Тимберхилл.

Кэролин пыталась ответить на поцелуй, но мысли ее были заняты другим.

— Послушай меня, Эван, — заговорила она, отстраняясь от мужа. — Я знаю по крайней мере троих в Юдоксии, кого можно было бы уговорить ответить на все вопросы. Только на это потребуются… деньги. Вот если бы ты согласился… А, Эван?

— Я и слышать об этом не хочу! Мы начали здесь новую жизнь! Что было, то было! Все в прошлом, слышишь, Кэролин?! Зачем ворошить его? Неужели ты полагаешь, что наша жизнь станет лучше, если ты узнаешь что-то новое?

— Нет, я просто буду лучше себя чувствовать.

— А если ты узнаешь, что твоего отца заслуженно выгнали из Тимберхилла?

— Как ты можешь говорить такое?! — возмутилась Кэролин. — Ведь ты же знал его, знал о его призвании!