Не успели мы выйти за пределы города — и пяти минут не прошло, — как оказались в самой настоящей сельской глубинке. Повсюду простирались луга, на которых люди убирали сено; через ручьи были перекинуты старые мостики; огороды обнесены высокими изгородями; вдали виднелись очаровательные рощицы и лощинки.

— И все это наш Уиган! — с горделивой улыбкой заявил секретарь.

На мой взгляд, Уиган интересен прежде всего как идеальный пример современного делового города, который сочетает энергичную и успешную деятельность в настоящем с богатой историей в прошлом. В отличие от городов, выросших буквально в одночасье на волне промышленной революции (а таких отыщется немало в каменноугольном бассейне Англии), Уиган опирается на уходящие в глубь веков традиции, главная из которых — лояльность по отношению к королевской власти.

Официальный статус города Уиган получил в 1100 году от Генриха I, и здесь до сих пор бережно хранят выданную в двенадцатом веке и скрепленную королевской печатью грамоту. В годы гражданской войны Уиган хранил верность короне. Известно, что на его улицах происходили бои между отступавшей роялистской армией и преследовавшим ее Кромвелем. В 1651 году отряд графа Дерби, спешивший на помощь королю, был разбит в бою под Уиганом; это поражение стоило графу головы. Во время торжественных выходов мэра Уигана перед ним несут величайшую городскую реликвию — меч, который Карл II даровал городу в знак особой признательности за лояльность, проявленную в период Реставрации.

Собственно, это было последнее значимое событие доиндустриальной эпохи. Вслед за тем наступил девятнадцатый век со своим собственным властелином — в Англии воцарился его величество уголь, и для Уигана началась новая жизнь.

В Ланкастере я решил положиться на удачу и присоединился к длинной очереди желающих попасть на озеро Уиндермир. У меня создалось впечатление, будто все, кому посчастливилось в этот день оказаться на севере Англии, решили непременно посетить местность, которую путеводители именуют не иначе как «краем поэтов Озерной школы».

Перед моей машиной застыл громоздкий туристский автомобиль мощностью в сорок пять лошадиных сил, за рулем которого скучал сурового вида старик в молодежной ковбойской шляпе. Перед ним стоял скоростной двухместный автомобиль с очаровательной дамой за рулем; он уткнулся носом в закрытый лимузин, битком набитый американцами. Дальше стоял семейный «форд»; перед ним маячил роскошный «роллс-ройс»; а возглавлял процессию молодой бунтарь с непокрытой головой, который практически возлежал в малиновой ванне мощностью в пятнадцать лошадиных сил, снабженной блестящими алюминиевыми деталями и выхлопной трубой в форме цилиндра.

Очередь за моей спиной росла с каждой минутой. Непосредственно за мной стоял ухоженный автомобиль с закрытым кузовом, за рулем которого сидела хорошенькая, но весьма нетерпеливая девица. Она подозрительно оглядывала мой багаж и вообще проявляла явные признаки недовольства вынужденной задержкой. Мне показалось, что она не задумываясь убила бы собственных родителей, лишь бы вырваться вперед. Скажу честно: будь на ее месте мужчина, я бы не стал церемониться в выборе выражений!

Так мы и двигались в сторону вожделенных озер. Лично меня грела мысль о том, что к вечеру я — так или иначе — вырвусь с запруженного шоссе и смогу наконец-то насладиться уединением. Весьма кстати на ум пришли строчки из стихотворения поэта — родоначальника Озерной школы:

Да уж, Вордсворт как в воду глядел! Можно подумать, что поэту — творившему задолго до того, как на дорогах Англии появился первый автомобиль, — каким-то чудом удалось заглянуть в далекий 1926 год и увидеть отвратительную пробку на дороге к Уиндермиру!

И вот долгожданный вечер наступил. Казалось, будто Божья десница собрала всю красоту угасающего дня и поместила ее на запад — туда, где солнце не спеша опускалось за вершины холмов. Стоя у открытого окна, я смотрел на широкую полоску воды, которая на протяжении последних двадцати минут медленно теряла свои природные краски. По мере того как небо утрачивало синеву, воды Уиндермира тоже становились все более блеклыми, пока окончательно не превратились в серебристо-серые. Проплывающие лебеди выглядели на их фоне темными силуэтами. В небе описывали круги ласточки, а по поверхности озера скользила черная, как уголь, лодка, оставляя за собой две расширяющиеся серебряные полосы. Укрывшееся за алеющими облаками солнце неотвратимо клонилось к закату. Звуки далеко разносились в вечерней тишине… и, боже мой, какие звуки!

Два междугородных автобуса готовились в этот момент к отправлению на Кендал, и на остановку подтягивались толпы нарядных и довольных жизнью ланкаширцев. По берегу озера брела большая группа молодежи: коротко стриженные девушки в ярких летних платьях шли, накрывшись вместо зонтиков голубыми плетеными корзинками, и весело пересмеивались; их кавалеры в легких рубашках с открытым воротом громко напевали, аккомпанируя себе на гармонике; кто-то энергично жал на автомобильный клаксон, поторапливая отстающих… Вдобавок ко всему в соседней комнате гремел граммофон, сообщая, что «проведем мы день вдвоем, вечерком мы чай попьем; никого — лишь ты да я, для меня и для тебя».

Тем временем природа — с поразительным равнодушием к человеческой суете — завершала свой серебристо-черный вечерний ноктюрн. Солнце садилось. В кронах деревьев сгущалась темнота, далекие рощи окутал густой лиловый туман. Время от времени на озере раздавался тихий всплеск, и на секунду серебряная гладь нарушалась крохотной черной воронкой.

— Ты только погляди, — раздался восторженный голос под самым моим окном, — разве это не романтично! Прямо в точности как в одном из его сонетов!

Только этого недоставало! Я стоял и прикидывал: а не запустить ли мне башмаком в громогласных «романтиков», но решил не поддаваться искушению.

Ночь вступала в свои права неторопливо и постепенно — так неторопливо, что человек, наблюдавший за великолепной игрой света, тени и полутени, мог и пропустить этот миг. Над темными холмами и тусклой водной гладью возникло странное потустороннее свечение, которое не имело отношения ни к солнцу, ни к луне, а скорее напоминало холодный свет над мертвыми лунными кратерами. В небе над озером зажглась маленькая первая звездочка…

Не важно, как вы относитесь к поэзии Вордсворта. Вы можете ни в грош его не ставить как поэта, но должны признать, что он, пусть и неосознанно, сделал великолепную рекламу Озерному краю. Благодаря ему здешние места — некогда дикие и пустынные — сегодня пользуются неслыханной популярностью. Нужно видеть толпы американцев, которые в благоговейном трепете стоят перед домом поэта в Грасмире. Более того, как-то раз я застал двоих из них возле бывшего жилища Гарриет Мартино — они пришли засвидетельствовать свое почтение писательнице, выпустившей в 1855 году собственный путеводитель по Озерному краю. Тут уж впору заподозрить некую национальную черту — похоже, что любовь к совершению различных паломничеств живет в душе каждого американца.

На мой взгляд, одним из самых любопытных зрелищ в Англии (можно сказать, ее достопримечательностью) является вид какого-нибудь бизнесмена из Нью-Йорка, который оплатил поездку в Англию и теперь пытается до последнего цента оправдать стоимость поездки — в частности, стоя в маленьком церковном дворике Грасмира, ощутить прилив энтузиазма по поводу стихов Вордсворта: