— Почему старые женщины прячут лицо под шалью, когда видят фотоаппарат?

— Потому что это плохая примета, — объяснила мне пожилая валлийка.

Получасового сбора сердцевидок вполне достаточно для большинства людей.

Женщины спешиваются, стреноживают ослов веревками и начинают рыться в песке в поиске моллюсков. Сердцевидки прячутся на глубине около дюйма. Каждый прилив приносит новый урожай. Сборщицы острыми серповидными железными крючьями быстро разрывают песок. Они подтаскивают моллюсков скребком и укладывают в сито. Морская вода просеивает песок.

Работа утомительная, от нее болит спина. Старые и опытные сборщицы учат молодых девушек своему искусству. Они показывают, как можно сберечь силы, как скрести и обрезать раковины без лишних усилий.

Мириам громко пела о чем-то далеком, о том, что случилось в Уэльсе много лет назад.

Женщины возвращаются — пока не начался прилив — с тяжелыми корзинами моллюсков. Движутся они намного медленнее.

Некоторые продают сердцевидок в раковине — так, как собрали, другие варят моллюсков, а потом продают; некоторые варят и вынимают из раковин…

Я сделал ошибку, купив большое количество моллюсков. Попросил жену хозяина постоялого двора приготовить их для меня. Она поджарила их в сливочном масле с луком-пореем и подала с беконом. Думаю, человек, поедающий сердцевидки, испытывает то же удовольствие, что и щенок, грызущий надушенный банный коврик. Сердцевидка — нежная еда. Если бы эти моллюски стоили по шиллингу за штуку, их готовили бы в самых знаменитых ресторанах мира.

Но наступает момент, когда, поедая сердцевидок, начинаешь задумываться, не пора ли остановиться. Затем кладешь в рот одного или двух нежных моллюсков, наслаждаешься морским духом и… продолжаешь.

Посреди ночи к твоей постели на цыпочках подкрадывается дьявол и тяжело на тебя дышит. Ты пытаешься отодвинуться и проваливаешься в яму. Просыпаешься. Да, ты поступил неблагоразумно…

Полуостров Гоуэр входит в число самых изысканных областей Уэльса. Я приехал туда в солнечный день и оказался в краю золотого утесника, голубых бабочек и морского ветра. Этот восхитительный полуостров почти так же безлюден, как и самая дикая часть Сноудонии. Кажется, что ты на острове. У Гоуэра свои обычаи, свои традиции, своя речь и собственная индивидуальность.

Рыбацкая деревня Мамблз, конечно же, известна всем в Суонси. Многим ее хватает, и они не углубляются в Гоуэр. За Мамблз дороги бегут к веселым деревенькам, фермам, лесам и полям с цветущим утесником. Дороги эти непременно ведут к скалам и морю.

Две цивилизации представлены сборщицами сердцевидок и рабочими из Лланелли. Они смотрят друг на друга через полосу песков шириною две или три мили. Два разных народа живут на Гоуэре, как в Пембрукшире — англичане и натуральные валлийцы. На западе Гоуэра, как в Пембрукшире, полно мест с английскими названиями: Фернхилл, Нельстон, Олдуоллз, Рейнольдстон, Черитон, Овертон, Мур-Корнер, Пилтон-Грин.

«Если спросить у уроженца Порт-Эйнона, Миддлтона или Рейнольдстона о ком-то в восточном районе, вероятно, вам скажут: “Не знаю, он живет в Велшериз”, — пишет Брэдли. — Родной язык полудюжины английских приходов, изолированных в течение столетий, вызывает у меня особенный интерес потому, что в Пембрукшире я знал англичан, у которых отсутствует валлийская напевная интонация, хотя в Западном Шропшире и Херефордшире она встречается. Здесь, на куда более маленьком Гоуэре, я отмечал ее много раз, хотя она и слабо выражена.

Вот несколько примеров английского языка полуострова Гоуэр, на которые я обратил внимание, проживая в этой местности. Мне повезло: в качестве компаньона у меня был ректор Порт-Эйнона, уроженец полуострова и исследователь его традиций. Уроженец Гоуэра не просит вас сесть, он предлагает вам “опустить свой вес”. Такую идиому точно не понял бы толстый иностранец. Местный житель употребляет слово “clever” в том значении, в котором его использовали в старину и как до сих пор используют виргинцы — “приятный”, “симпатичный”. Нанизываются в цепочку одинаковые прилагательные. “Damp” (сырой) на Гоуэре произносится как “doune”, greasy(грязный) — это oakey, humble(скромный) — cavey. Можно не сомневаться, однако, что школьные учителя даже на Гоуэре ведут себя преступно и пытаются искоренить своеобразные местные словечки и идиомы».

В Оксвиче, на маленькой, поросшей деревьями скале, стоит церковь. Море так близко, что зимой волны окатывают старые камни. Я никогда не видел столь призрачной церковки. Я пришел сюда после захода солнца. В бухте прилив высоко поднял воду. Ветра не было, церковь стояла в тени деревьев, окруженная безлюдным маленьким кладбищем. Из высокой травы выглядывали могильные камни.

Я вошел на кладбище. Отсюда был слышен мерный шум волн. В длину церковь едва достигала трех ярдов. Справа от алтаря, в нише, я увидел спящего каменного человека в пластинчатых доспехах…

В сумерках я подъехал к камню Артура в Хланхридиане. Этот большой кромлех, высотой четырнадцать футов, в старые времена был одним из самых знаменитых и почитаемых в Южном Уэльсе. В полумраке он выглядит очень убедительно, и я готов поверить в старинную легенду о том, что по ночам камень спускается к морю напиться.

Если бы меня попросили назвать три самых интересных и очаровательных района в Уэльсе, я бы выбрал Англси, полуостров Алин и Гоуэр. Я всегда буду вспоминать о Гоуэре как о месте, где в зарослях золотистого утесника пасутся стада диких на вид пони и где море днем и ночью нашептывает что-то маленьким одиноким бухтам.

Кардифф — красивый и величественный город. Когда видишь его впервые, кажется, что встретился с очаровательным человеком, о котором до сих пор слышал одну клевету. Тот, кто живет за пределами Уэльса, уверяет, что Кардифф — дымный город, и ничего, кроме труб, китайских прачечных, жалких улиц, доков и редких гонок, здесь не увидишь.

Причиной тому газеты. Почти все журналисты, пишущие об Уэльсе, обходят стороной Кардифф и Гламорганшир, словно это зачумленные места, либо отзываются о них мимоходом, как бы извиняясь. Это неправильно. Кардифф — главный город Уэльса, и никто не может сказать, что видел Уэльс, если он не заглянул в Кардифф и в графство, чьи минералы привлекли сюда более миллиона людей, почти половину населения княжества. Жители английских промышленных центров, приезжающие летом в Северный Уэльс, чтобы забыть о собственных заводских трубах, возможно, не испытывают интереса к Гламорганширу, но настоящий путешественник обязательно посетит угольные долины, протянувшиеся на север, словно пальцы руки, ладонью которой является Кардифф.

Кардифф удивляет, это единственный красивый город, выросший из промышленной революции — благодаря тому, что он раскинулся под сенью замка, а покупка земли, примыкающей к парку Катэйс, позволила городскому совету сгруппировать общественные здания в самом сердце города. Абердин мучительно пытается сделать то, что Кардиффу удалось за одно мгновение. Ливерпуль и Бирмингем вовлечены в тот же затянувшийся процесс: они скупают старую собственность в попытке проложить дорогу цивилизованному гражданскому центру. Кардифф рос быстро, как любой другой промышленный город последних ста пятидесяти лет, но присутствие нетронутого парка в центре стало его спасением. Все градостроительные схемы последних пятидесяти лет направлены на снос домов; Кардиффу понадобилось лишь выкупить парк Катэйс и начать строительство.

Неудивительно, что горожане гордятся своим парком. В нем находится самая красивая группа общественных зданий Великобритании. Они придают Кардиффу достоинство, каким не обладает ни один другой большой провинциальный город. Центр Лондона застраивался похоже — с западной стороны Уайтхолл, с восточной — банк Англии. Приехав в Кардифф, вы первым делом направляетесь в парк Катэйс. Уроженец Кардиффа, настоявший на вашем визите, с гордостью оглядывает белые здания, непринужденно высящиеся среди зелени, и указывает на просторную пустующую площадку.