В то же время в нем осталось что-то от мальчишки, что-то нежное, насмешливое и милое. Трудно представить его безжалостным политическим бойцом. Думаю, валлийские воины древности представляли собой странную смесь барда и воителя, мистика и материалиста.

Мы поговорили о валлийском пейзаже, истории Уэльса, о возрождении валлийского нонконформизма и о валлийском языке.

— Трудно выразить себя по-валлийски, ведь я слишком долго прожил в Англии, — сказал он. — Свои речи я произношу на валлийском языке, потому что люди, спускающиеся с гор ради того, чтобы меня послушать, обидятся, если я стану говорить по-английски. Когда говорю по-валлийски, то и думаю по-валлийски. Это великолепный язык. По-английски то же самое я сказал бы совсем иначе.

Он взглянул на меня живыми голубыми глазами.

— Что вас больше всего удивляет в Уэльсе? — спросил он.

— Мне интересно наблюдать за различиями между валлийцами и визитерами из Англии. Вчера я был в пабе. Как только англичанин вышел из комнаты, валлийцы заговорили на своем языке и сделались совершенно другими людьми.

— Да, — согласился Ллойд Джордж, — они стали лучше.

Он засмеялся, когда я рассказал о том, как слушал хор, а учитель представил меня детям великим музыкантом.

— Вы правы, — сказал он. — В этом склонность валлийцев к драме. К тому же, представив вас музыкантом, он тем самым вдохновил класс. Да, мы артистичный народ.

Он рассказал мне о великом священнике Джоне Элиасе. Накануне службы в деревенской часовне Элиас нашел служителя и приказал ему зажечь свечи. Затем поднялся на кафедру и велел погасить часть свечей. Осталось гореть всего несколько. Эти свечи и зажгли на следующий день к моменту службы. Своей проповедью Элиас довел людей до восторга, а когда заговорил о персте Божьем, выставил руку и указал на публику. Люди с ужасом увидели в слабом свете на стене часовни огромную тень пальца.

— Должно быть, это и в самом деле было страшно, — заметил Ллойд Джордж.

Я смотрел ему вслед, и мне казалось, что он — прямой потомок древних валлийцев. Кто-то однажды назвал его «деревенским эльфом». Глендовера тоже сравнивали с эльфом.

Пошел слабый дождь, скалы заблестели от воды. Тишину нарушало лишь жалобное блеяние овец и шум горных ручьев. Это — перевал Лланберис.

Каменные стены, изгибаясь, повторяют очертания дороги. Овцы жмутся к ним, пытаясь спрятаться от дождя. На горных вершинах лежат большие камни. Кажется, что их оставили гиганты после сражения. Я не переставал дивиться причудливым формам гор.

Я хотел бы посмотреть перевал Лланберис в разгар лета, когда через него едут повозки и автомобили. А в сырой весенний день он олицетворяет собой все одиночество, всю печаль, всю меланхолию кельтской страны. Такое возможно в Ирландии. Такое возможно в Шотландии, а вот в Англии — никогда.

Воспоминания, которые живут в черной Валгалле валлийских гор, — странные воспоминания для английского ума. Воспоминания о королях, бывших наполовину поэтами, и о поэтах, бывших наполовину королями; о странных происшествиях, случившихся в темноте и в сумерках; о мечах, о битвах и поражениях во времена столь отдаленные, что закончились они прежде, чем началась наша история.

Лучше всего смотреть на эти печальные места во время дождя, когда ветер оплакивает потерю, случившуюся в начале мира.

Вверху на перевале стоят неподалеку один от другого два постоялых двора. Выглядят они приветливо, как все заведения, что обещают в горах тепло и еду. Это интересные постоялые дворы. Их шотландские собратья удивляют невероятного размера форелью и лососем, которые выставлены в вестибюле вместе с именем человека, их поймавшего в 1889 году. Но на постоялых дворах у подножия Сноудона хранят другие реликвии. Полки забиты подкованными ботинками, ледорубами, веревками.

Здесь слышна тяжелая поступь альпинистов, по вечерам мужчины говорят только об ущельях, кратерах, глетчерах и о других вещах, которые не значат ничего для тех, кто не поднимается в горы. На перевале Лланберис всегда лежит тень Сноудона.

Поднявшись на перевал, видишь с правой стороны большую долину и коричневые горы, упирающиеся в небо. Словно выходишь из темноты на свет. К склонам отважно прилепились маленькие фермы. Валлийский фермер в Сноудонии трудится вместе с сыновьями, обрабатывает землю, которая разбила бы сердца большинству английских фермеров.

Стремление выжить и добиться цели типично как для всех горных районов Уэльса, так и для запада Ирландии.

Разрушенные деревушки в горах Шотландии также доказывают, что когда-то и там жили мужественные люди, но потом они либо перебрались в иные места, либо вообще покинули острова.

На вывеске написано «Беттис-и-Коэд».

Я не могу проехать мимо! Этот водопад в течение столетий притягивал к себе желающих на него полюбоваться. Я поехал туда с ощущением, что надо мной сейчас посмеивается Рескин.

Молодая женщина в национальном валлийском костюме стояла возле газетного киоска. На ней была высокая шляпа, красный плащ, юбку прикрывал клетчатый передник. Думаю, валлийские шляпы появились во времена Стюартов. Точно такую же шляпу носил Гай Фокс.

— Это старинная шляпа? — спросил я.

— Нет, — сказала она и сняла шляпу.

На подкладке я увидел имя известного лондонского шляпника!

Интересна история красного плаща. В 1797 году три французских фрегата высадили близ Фишгарда шестьсот солдат и восемьсот заключенных. Четыре дня спустя они сдались, поверив, что на них идет британская армия, но это были валлийцы в красных плащах!

Водопад Беттис-и-Коэд заслуживает всех высказанных о нем похвал. Это — великолепный каскад.

Если вам захочется увидеть перевал, в той же степени дружелюбный, в какой мрачен Лланберис, поезжайте через Абергласлин в Беддгелерт. Река течет между крутыми холмами, поросшими ельником. Всю дорогу вас сопровождает шум воды. По пути вы встретите одну из красивейших деревень Уэльса. Это место окружено историями, сохранившимися, главным образом, благодаря отличной книге Уильяма Джонса, который провел жизнь за прилавком в магазине тканей, а в свободное время собирал и записывал валлийский фольклор.

Легенда о верной собаке, конечно же, наиболее известна. Рассказывают, что собаку по имени Гелерт король подарил своему зятю, Ллевелину Великому. Волкодав был отличным охотником, и его отвагу увековечило валлийское четверостишье, которое в викторианские времена было отвратительно переведено на английский язык:

Однажды Ллевелин, который, по всей видимости, не испытывал тогда голода, отправился на охоту без Гелерта и оставил пса сторожить охотничий домик. Крошечный сын Ллевелина лежал в колыбели. Когда принц вернулся, собака с радостным лаем, виляя хвостом, выбежала ему навстречу. Ллевелин увидел, что шкура ее запачкана кровью. Это встревожило принца. Он ринулся в детскую и увидел перевернутую колыбель и лужу крови. Вместо того чтобы посмотреть по сторонам и удостовериться в том, что он видит кровь сына, импульсивный отец решил, что собака загрызла ребенка. Он выхватил меч и вонзил в Гелерта. Только после того как бедный Гелерт скончался, Ллевелин перевернул колыбель и обнаружил ребенка, живого и невредимого, рядом с мертвым волком. И тогда Ллевелин понял, что Гелерт поранился, защищая юного хозяина.

Эту историю рассказывают каждый год тысячам людей. Миллионы, должно быть, знают ее и верят, что это — правда. Жаль даже все портить. Но дело в том, как указывали Джозеф Джекобе и другие фольклористы, что в Беддгелерте эта легенда не была известна до 1798 года. Критики думают, что она распространилась в восемнадцатом веке благодаря Дэвиду Причарду, владельцу постоялого двора. Этот человек привез с собой из Южного Уэльса множество отличных историй. Среди них, возможно, была легенда о Гелерте или другой собаке, убитой правителем, ибо подобные истории ходили по всей средневековой Европе и были известны, как доказал достопочтенный Баринг-Гоулд, даже в Тибете!