Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– О'кей! – одобрительно крикнул офицер.

Алексей рванулся, но кругом стояли солдаты с автоматами и туповато улыбались.

Почему американцы берут Алексея под стражу и, не слушая никаких объяснений, ведут в комендатуру?

Она размещалась в разбитой вилле Фальконьери, где совсем недавно жили и работали немецкие офицеры.

Примечательна ее история. Построенная в XVII веке, она в двадцатом была куплена банкиром Мендельсоном и… подарена германскому императору Вильгельму Второму. А тот создал в ней благотворительный институт для художников, писателей, композиторов и… отставных офицеров, ищущих развлечений. Конечно, это были такие писатели и такие художники, которые верой и правдой служили кайзеру. А отставные офицеры ехали сюда не только и не столько отдыхать: почти все они имели поручения немецкой разведки.

Рассказывают, что когда встал вопрос о том, где разместить штаб немецких войск в Италии, Кессельринг сказал:

– Разместите на вилле императора Вильгельма. Бывает, что и стены помогают. Если, конечно, эти стены свои…

Подходя к вилле, Алексей заметил на огромном камне две надписи, которые его несказанно обрадовали: «Эввива ла Руссия» («Да здравствует Россия!») и «Эввива ла паче ин тутто иль мондо!» («Да здравствует мир во всем мире!»)

«Да! Это, конечно, написали не американцы, – решил Алексей, – это голос простых итальянцев, они больше, чем союзники, желают нам победы»…

Алексея привели в огромный кабинет, украшенный фресками. Паркет был покрыт каким-то особым лаком и, как зеркало, отражал солнечные лучи, падавшие в комнату через высокие узкие окна. За длинным столом, развалившись в старинном резном кресле, сидел американский капитан. Он был среднего роста, широкоплечий, с бритой головой. На столе перед ним стоял белый телефон.

Стену, у которой сидел капитан, украшала картина «Бой быков в Севилье». В углу, на маленьком круглом столике, стоял бюст Гитлера. Американцы не потрудились убрать его.

Капитан, выслушав рассказ Алексея, пожал плечами и сказал:

– Наше командование предлагает вам поступить на службу в американский флот. Вам будут хорошо платить, а после войны будете жить в любом городе Америки…

– Нет! – ответил Алексей. – Я хочу сражаться только в рядах своей армии.

Поднявшись, капитан неторопливо прошелся по кабинету и, наконец, не выпуская изо рта потухшей сигареты, сказал:

– Вы будете об этом жалеть…

Алексей метнул на него лишь один взгляд, но такой выразительный, что капитан понял: с этим русским не договоришься.

Напрасно Алексей еще раз повторил: «Я русский партизан, воевал против фашистов, отправьте на Родину»…

В комнату вошли два солдата. На них было новое обмундирование. Они лениво жевали резинку. Один из них подал капитану бутылку виски.

– Отведите! – приказал капитан.

Когда солдаты повели Алексея, он посмотрел на картину и подумал: «Уперся, как этот бык на картине, и никак не хочет понять, что я Родиной не торгую»…

Сначала Алексей не хотел верить случившемуся. Но когда его отвели в казарму и поместили… с пленными немцами, он чуть не застонал от боли. Неужели этот американский капитан, всячески подчеркивавший свою человечность (он услужливо подставил Алексею стул, угощал сигаретами), неужели он не мог разглядеть в нем настоящего русского парня! Нет, это была просто хорошо продуманная, жестокая насмешка…

Она была тем более горькой, что шестого июня радио сообщило об открытии второго фронта. «Теперь уже скоро конец, – подумал о войне Алексей, – а я вновь в плену, да еще у кого? У своих союзников!»…

По Аппиевой дороге

6 июня 1944 года на пяти «студебеккерах», окрашенных в зеленый цвет, всех военнопленных немцев (а с ними и Кубышкина!) отправили в Рим, а оттуда – в Неаполь.

Было раннее утро. Багровый диск солнца поднимался над вечным городом. Небо было синее, чистое, как свежевымытое стекло. Высоко взлетая ввысь, повисали в воздухе жаворонки. Под восходящим солнцем нежились вечнозеленые пинии, туи, оливковые рощи, миндаль. По обеим сторонам дороги виднелись поля, на которых крестьяне широкими мотыгами взрыхляли подсыхающую землю. С севера возвращались «летающие крепости», посеявшие бомбовой шквал над Миланом.

Машина, в которой ехал Кубышкин, замыкала колонну. За рулем сидел здоровый, высокий негр, до этого служивший, как узнал Кубышкин, шофером в штабе 5-й американской армии. Алексей не знал раньше, что в американской армии проходят службу и негры.

Американские солдаты, которым было поручено охранять военнопленных, ехали на мотоциклах.

«Студебеккеры» то и дело обгоняли идущих по улицам Рима пешеходов, одетых в траур. Те шли молча, целыми семьями: мужчины, женщины, дети и старики. Это были родственники жертв нацистского террора. Они шли на раскопки пещер, в которых несколько месяцев назад были расстреляны сотни жителей Рима. Шли, чтобы отыскать среди погибших дорогих и близких им людей.

В руках они бережно несли портреты патриотов, убитых немцами, венки из живых роз, траурные ленты с надписями. Они шли, чтобы отдать последний долг тем, кто во имя свободы Италии отдал самое дорогое – свою жизнь…

В Ардеатинских пещерах, где лежали трупы патриотов, до взрыва, произведенного немцами, сохранялись надписи, барельефы и живопись древних христиан. В гротах можно было увидеть пальмовую ветвь – знак торжества над земными искушениями, в другом месте был нарисован голубь – символ невинности и чистоты сердца, в третьем – изображение Феникса, эмблемы воскресения из мертвых. Но людям не дано воскресать из мертвых. Все, кто погиб в пещере от пуль фашистов, больше никогда не встанут…

Алексей глядел на людей, идущих в трауре, и тяжелое, давящее чувство все сильнее овладевало им. Он знал, куда и зачем идут они. Он помнил ту страшную ночь, когда из камер Реджина Чёли одного за другим выволакивали заключенных, чтобы везти их сюда, в Ардеатинские пещеры…

А он, Алексей Кубышкин, который сражался бок о бок с патриотами, делил с ними и радость успеха, и горечь поражения, – он едет теперь в одной машине с теми, кто расстреливал его друзей!

Машина рванулась вперед, обгоняя печальную процессию. Вот «студебеккер» приблизился к головной колонне. И вдруг Алексею показалось… Или он ошибся? Нет, не ошибся!

Среди идущих он ясно разглядел жену Галафати. Она несла его, Алексея Кубышкина, портрет! Рядом с женой Галафати, Идой Ломбарди, шла сестра и несла портрет своего брата.

Кубышкину показалось, что Ида взглянула на него.

У Алексея перехватило дыхание. По телу пробежал озноб. Он перевел взгляд со своего портрета на портрет Галафати, потом на Иду, провел рукой по глазам, словно стараясь согнать с них пелену тумана. Мелькнула мысль: узнала ли его эта женщина?.. Нет, она не могла его узнать! Она не поверила бы тому, что могла увидеть сейчас своими глазами. Она не могла бы заставить себя подумать, что тот русский, который скрывался у них на квартире в ту последнюю, роковую для ее мужа ночь, который нашел в их доме пристанище, оказался вдруг среди убийц ее мужа! Это было бы слишком жестоко!

Горячей ладонью Алексей вытер холодный пот, выступивший на лице.

Траурная процессия осталась позади. В душе Алексея продолжал бушевать вихрь самых противоречивых чувств, и к горлу все время подкатывался горький колючий комок. Перед глазами стояла жена Галафати и эти портреты… Почему же его портрет несут вместе с теми, кто погиб в Ардеатинских пещерах? Ведь он остался жив!..

Алексей еще раз оглянулся назад и вспомнил того русского товарища, которого повели тогда на расстрел вместе с Галафати и другими жителями Рима. Значит, жена Галафати считает, что вместе с ее мужем погиб в ту страшную ночь и Кубышкин…

Городские улицы заметно расширились, и движение ускорилось. Навстречу одна за другой мчались машины. Все они до отказа были набиты американскими солдатами в кожаных куртках и комбинезонах. Солдаты вели себя шумно, оживленно, словно ехали на праздник. Они смеялись, горланили песни, а проезжая мимо пленных, кричали: «Гитлер капут!». Да, они вели себя, как победители. Всем своим видом они показывали, что это они, американские солдаты, смогли победить немцев, это они завоевали победу над германским фашизмом. И теперь они вправе веселиться и принимать дань признания оставшегося в живых человечества.

32
{"b":"16305","o":1}