Помедлив, Грей произнес:

— Линг, дело совсем не в том, что говорит портрет — это, в конце концов, не официальные показания. Ваши слова не подтверждаются фактами, живых свидетелей нет, а в свете того, что после переворота вы остались в школе, несмотря на возможность покинуть страну и не получать Метку, вам может грозить приличный срок. Чтобы полностью оправдать вас, недостаточно одного только участия в недавней защите замка. К тому же, учитывая ваше маггловское прошлое и вероятное родство с Конрадом Тейлором…

— Причем здесь мое родство! — снова разозлился я, но у Грея был готов ответ и на это.

— Если бы у нас на службе еще оставались дементоры, Тейлор стоял бы первым в очереди на поцелуй. Министерство даже готово снять мораторий на смертную казнь, лишь бы от него избавиться. Он и его люди попортили министерским много крови — в буквальном смысле. Волдеморт мертв, так что теперь во всех его грехах станут обвинять Тейлора, поскольку он был военным консультантом Темного Лорда, вместе планировал захваты важных заложников и уничтожение ключевых фигур. Процесс над ним будет очень громким. И тут вдруг выяснится, что юная надежда Волдеморта, маг с темным патронусом, который еще с детства проявлял преступные наклонности — сын этого террориста номер два. А мы его отпустили! Понимаете, что тут начнется?

— Ну ясно, — сказал я. — Вам нужна не правда, вам нужна стройная картина. Чтобы можно было отрапортовать жаждущим справедливости гражданам: так мол и так, все Пожиратели пойманы, получили по заслугам и сидят в самых кошмарных камерах Азкабана.

Грей рассмеялся.

— Ваша камера далеко не самая кошмарная!

Я не ответил.

— Слушайте, Линг, — миролюбиво продолжил Грей. — Ну чего же вы хотите? У меня нет реальных фактов, подтверждающих ваши слова. Я неплохо знал Дамблдора и вполне допускаю, что он мог вас использовать, но где тому доказательства?

— А портрет Снейпа? Что говорил он?

— Портрет Снейпа? — удивился следователь. — А портрета Снейпа не существует. Насколько я понимаю, он покинул Хогвартс, оставив замок в беде, вроде капитана, который первым оставляет тонущий корабль, хотя должен поступать наоборот… И знаете, я бы на вашем месте думал сейчас не о Снейпе, а о том, почему вы у нас, в Азкабане.

— Да, вот это тема, — буркнул я, расстроенный настолько, что утратил всякое желание что-либо доказывать и хотел лишь вернуться в камеру, чтобы остаться один.

— Но это действительно тема, — серьезно ответил Грей, — потому что если вы правы, и Дамблдор хотел сделать из вас дублера своего человека у Волдеморта, почему он не оставил путей к отступлению и заранее не подготовил доказательств вашей невиновности, тем более что за время, проведенное с Пожирателями, вы не успели натворить ничего серьезного? И почему за вас не заступился его портрет? Подумайте об этом пару дней, а потом мы продолжим.

Чтобы ответить на вопросы Грея, не требовалось иметь семи пядей во лбу. Проклятая палочка Смерти не давала Дамблдору спокойно спать ни при жизни, ни после нее. Но как он мог подумать, что я захочу владеть ею, что решу променять свою верную палочку Левиафана на эту убийцу, собирающую дань со всех своих обладателей не хуже самого Жнеца, а тем более когда из-за нее погиб Снейп!

Такое отношение Дамблдора казалось мне глубоко оскорбительным. Ради спокойствия волшебного сообщества он перестраховывался, решив одним махом убрать со сцены всех, кто не вызывал у него доверия. Но если даже мне дадут полный срок, ведь когда-нибудь я все равно отсюда выйду…

Однако к тому времени пройдет несколько лет, и мне, вероятно, будет не до удовлетворения своих амбиций. Что-то я забуду, какие-то навыки утрачу и к тому же наверняка останусь под надзором Министерства. Перед глазами возникла безрадостная картина: вот я возвращаюсь в Хогсмид, поселяюсь, к примеру, у Аберфорта и начинаю зарабатывать на жизнь, рисуя для туристов виды Хогвартса… а лет этак через пятьдесят, того гляди, получу в наследство «Кабанью голову» и уже сам буду торчать за стойкой, обросший волосами и бородой, собирая в баре всяких подозрительных личностей и вывешивая на стены свои наиболее устрашающие полотна. Такого будущего хотел для меня Дамблдор? Усмиренный, постоянно в поле зрения авроров, занимающийся халтурой ради денег — конечно, при таком раскладе я не смогу стать реальным претендентом на палочку Смерти.

Меня аж передернуло: ну нет, отсюда надо выбираться. Как ни хотел я этого избежать, Грею придется рассказывать больше, чем поначалу планировалось.

— Поговорите с Поттером, — сказал я ему на следующей встрече.

— С Поттером? — переспросил Грей. — О чем?

— А о чем вы говорили с Флитвиком? Вот о том же и с Поттером поговорите.

— С Флитвиком мы обсуждали вашу деятельность на посту старшего префекта, — ответил Грей, — отношения с Кэрроу, то, как вы выполняли его поручения, а также Отряд Дамблдора. Вряд ли Поттер в курсе подобных вопросов.

— Просто поговорите, — настаивал я. — С ним, с Луной Лавгуд, с Биллом Уизли. Вы же хотите полную картину? Вот она у вас и будет.

— Хорошо, — кивнул Грей. — А пока расскажите, что это за история с вечеринкой у Хагрида…

После того, как битых два часа мы проговорили об Отряде Дамблдора, Лонгботтоме и Кэрроу, я снова спросил:

— Вы с ними встретитесь?

— С Поттером обещать не могу, — признался следователь, — а с остальными поговорю, хотя если им есть что сказать, почему вы не упоминали об этом раньше?

— Надеялся обойтись без их помощи, — неохотно объяснил я.

— Понятно, — сказал Грей. — Не любите просить.

— Кстати, о просьбах. Когда я, наконец, получу свой рюкзак?

— Скорее всего, после суда, — ответил Грей. — На стадии следствия заключенным не положено иметь вещи, но если вам требуется что-то конкретное, возможно, мне удастся сделать для вас исключение.

Я молча смотрел на Грея, в первую секунду удивленный, а потом до глубины души шокированный тем, что только что услышал. Видя мое выражение лица, Грей вопросительно поднял брови, не понимая, в чем дело.

— Какой же я дурак, — с чувством сказал я. — Мне еще раньше следовало догадаться! Но спасибо, что хоть сейчас объяснили. Теперь все ясно…

Грей в недоумении покачал головой. Ему ничего не было ясно.

— Ведь никто не знает, что я здесь, — продолжил я, с трудом сдерживая злость. — Что вы им наплели? Что я сбежал и скрываюсь от правосудия? Сначала мне говорят взять самое необходимое — для правдоподобия, будто я и в самом деле спешил, — а когда начнется процесс, меня можно будет как бы поймать и объявить, что этот побег доказывает мою вину… потому что по сути у вас на меня ничего нет! Вам так необходимо меня посадить? Это тоже план Дамблдора с его чертовой палочкой?

В самом начале моей гневной тирады Грей казался несколько смущенным, а потом начал улыбаться.

— Все не совсем так, — ответил он, — хотя в целом вы правы. Признаться, я впечатлен… вы молодец. А вот я болтун, да. — Грей помолчал. — Дамблдор здесь не при чем. Мы не стали бы ему помогать — вся эта суета с палочкой не касается Азкабана. Кое-чего вы просто не знаете.

— И знать не хочу!

— Понятно, что вы сердитесь, — попытался успокоить меня Грей, — и сердитесь вполне обоснованно. Если хотите, мы можем отложить разговор до следующего раза.

— А что, будет следующий раз? — язвительно поинтересовался я. — Вот эти допросы — они действительно так необходимы? Вы ведь и без них можете держать меня здесь сколько угодно, а остальным говорить, что я в бегах!

— Нам это не нужно, — ответил следователь. — Как я сказал, кое-чего вы просто не знаете. Если бы суд над вами начинался завтра, вот с этими материалами… — он постучал пальцем по папке, где хранились мои показания, — Визенгамот дал бы вам от четырех до семи лет, в зависимости от их настроения и вашего поведения. Они ведь захотят увидеть раскаяние, а зная вас, такое трудно представить.

— Мне не в чем раскаиваться, — отрезал я. Грей развел руками.