Как выяснилось, насчет разгара уроков Кэрроу сильно преувеличивал. Сейчас у Снейпа сидели деканы всех факультетов, а также Алекто, занимавшая кресло у стола; деканы довольствовались наколдованными стульями. Кэрроу пихнул меня к пустому стулу рядом с камином, а сам застыл у дверей, словно часовой. Все молча смотрели, как я прохожу на свое место, после чего директор продолжил говорить, обращаясь к профессорам.

— …и смею надеяться, что вы, Минерва, и вы, Филиус, объясните своим студентам, как воровство принадлежащих школе древних реликвий может отразиться не только на их будущем, но и на настоящем их родителей и родственников.

Ни Макгонагалл, ни Флитвик не издали ни звука, что указывало на серьезность ситуации — при других обстоятельствах Макгонагалл не преминула бы продемонстрировать свое возмущение нечистыми приемчиками новой власти.

— Также я ожидаю от вас адекватного наказания виновных, — произнес Снейп. — Со своей стороны…

Тут Макгонагалл не выдержала.

— Северус, дети и так провели в камере всю ночь!..

Эта фраза вызвала у Снейпа мгновенную реакцию.

— Дети, Минерва? — перебил он ее, нехорошо прищурившись. К моему удивлению, Макгонагалл смешалась, не стала продолжать и опустила глаза. «Личные разборки, — решил я. — Старый разговор». Снейп, кажется, удовлетворился ее молчанием и закончил фразу:

— Со своей стороны я снимаю их с уроков и до вечера направляю на работы к Хагриду в Запретный лес.

— Считай, что их пожалели, — насмешливо вставила Алекто, глядя на Макгонагалл. Та лишь плотнее сжала губы. Мне и думать не хотелось, что она сейчас чувствует.

— Собрание закончено, — объявил Снейп. — Все свободны, кроме старшего префекта.

Преподаватели расходились в молчании. Пока они пробирались к выходу, я мельком оглядел кабинет. С прошлой зимы здесь многое изменилось. Исчезли почти все причудливые механизмы и другие блестящие побрякушки, которые так любил Дамблдор; вместо шестка Фоукса стоял черный металлический канделябр в виде копья на трех ножках. Из его древка вырастали переплетенные между собой ветви с острыми концами, на которые были насажены слегка оплывшие свечи. За спиной Снейпа висел портрет Дамблдора: покойный директор пытался убедить присутствующих, будто его сморил сон. Мне стало неуютно от того, что говорить со Снейпом — впервые со времени визита к Волдеморту, — придется именно здесь.

Через минуту кабинет опустел. Махнув палочкой, Снейп убрал все лишние стулья и поднялся. Мне представлялось, что сейчас я услышу выговор за свой неопрятный вид и опоздание, однако директор решил не тратить время попусту.

— У вас достаточно информации, чтобы сделать общие выводы, — сказал он, останавливаясь напротив. — Я слушаю.

— Кто-то что-то украл, — ответил я. Снейп недовольно покачал головой, и я поправился:

— Этой ночью студенты Гриффиндора и Равенкло попытались украсть принадлежащий школе древний артефакт, но их поймали и посадили в камеру.

— Верно, — сказал Снейп. — Сейчас вы спуститесь к этим идиотам. Пусть поедят, переоденутся. Мою записку отдадите Хагриду. В семь вечера встретите их и проводите к Кэрроу — он вернет палочки. Ясно?

— Да, сэр, — ответил я и не удержался от вопроса:

— А что именно они собирались украсть?

Снейп хоть и обещал написать записку, но с места пока не двигался.

— Меч Годрика Гриффиндора, — проговорил он, не сводя с меня глаз. Я похолодел. — Есть соображения, зачем он мог кому-то понадобиться?

Соображения, разумеется, были, но как о них рассказать, если по рукам и ногам связан обещаниями?

— Северус… — я вздрогнул, услышав из глубин кабинета знакомый голос. Снейп резко поднял голову, несколько секунд смотрел на проснувшегося Дамблдора, после чего вернулся за стол и начал писать свою записку. Я тоже взглянул на портрет, однако тот, добившись своего, уже закрыл глаза.

Через минуту Снейп протянул мне сложенный вдвое листок бумаги. Было ясно, что на этом наша беседа окончена. Я сунул записку в карман, покинул кабинет и отправился обратно на первый этаж.

Мне вспоминались слова Дамблдора, сказанные почти год назад. Он говорил, что все занятые в операции люди не могут располагать одинаковым объемом сведений, и хотя директор назвал меня одним из самых информированных ее участников, что я, по большому счету, вообще о ней знал?

Положив руку на широкие перила, я медленно спускался по лестнице, на время забыв о сидящих в подземелье пленниках. Существование крестражей не было тайной как минимум для меня и Поттера. Возможно, в ту последнюю ночь им с Дамблдором удалось добыть еще один — правда, неизвестно, что произошло потом, был ли он разрушен или до сих пор оставался цел… Со времени уничтожения мной кольца Дамблдор больше не заговаривал о крестражах, из чего следовал простой вывод: они не являлись моей задачей.

Но кому и зачем мог понадобиться меч? Неужели Поттер связался с Отрядом Дамблдора и попросил их каким-то образом передать ему оружие? Значит ли это, что он занимался поисками оставшихся крестражей? Монета молчала; последнее время члены ОД не пользовались для переговоров галеонами. Что ж, скоро я узнаю, в чем тут дело — достаточно будет расспросить провинившихся.

— Вы только посмотрите, кто пришел! — воскликнула Джинни Уизли, когда я, наконец, добрался до подземелья и встал посредине прохода, мрачно разглядывая похитителей. — Сам король троллей!

— Тебя я ожидал увидеть, — со злостью сказал я Лонгботтому, касаясь палочкой передней решетки, которая немедленно начала подниматься, исчезая в потолке. — И тебе не удивлен, — продолжил я, дотронувшись до камеры напротив, где ночевала Джинни. — Но ты, Луна!.. Ты же разумный человек, не чета этим балбесам! Какого черта вам вообще понадобилась эта железяка?

— Сам ты железяка, — усмехнулся Невилл, выходя из клетки и останавливаясь рядом с Джинни.

— Привет, — сказала мне Луна. — Хорошо, что к нам послали тебя, а то Кэрроу все время ругается.

— Я сейчас тоже буду ругаться, — пообещал я. Луна рассмеялась.

— Откуда ты узнал? — спросил меня Лонгботтом.

— Узнал о чем?

— Где нас искать. Или галеон уже у Снейпа?

— Галеон у меня. — Я продемонстрировал ему монету на цепочке. — Значит, вы все-таки ими пользуетесь?

Лонгботтом и Джинни переглянулись. Сняв монету с шеи, я повертел ее в руках, коснулся ребра палочкой и сказал:

— Тест.

— Ничего, — проговорила Луна, вытаскивая свой галеон и осматривая его со всех сторон. — Даже не потеплел.

Невилл и Джинни последовали ее примеру, но их монеты также молчали.

— Ха! — торжествующе воскликнула Джинни. — Это сама судьба! Теперь ты нас не подслушаешь!

«Метка сбила настройку», без удивления подумал я, убирая бесполезный галеон в карман. Если чары Волдеморта способны влиять на магические предметы, находящиеся со мной постоянно, они могут воздействовать и на палочку. Надо будет обсудить это с Флитвиком… Кстати, о Флитвике.

— Из-за вашей дурацкой выходки все деканы сейчас получили большой втык, — сказал я, проигнорировав слова Джинни. — Идите завтракать, захватите с собой еды и оденьтесь потеплее. Через полчаса жду вас у выхода из школы — будете сегодня помогать Хагриду.

Джинни усмехнулась:

— Только полный придурок может считать, что работа с Хагридом — это наказание.

— Только полный придурок может считать кражу школьных реликвий борьбой с Темным Лордом, — отозвался я.

Пока гриффиндорцы и Луна ходили есть и переодеваться, я сбегал в библиотеку, узнал у мадам Пинс, что Балстроуд уже раздала старостам факультетов пачки с розовыми брошюрами, и спустился в спальню за свитером и мантией. В рюкзаке оставались вчерашние яблоки, которыми я и позавтракал по пути к входным дверям.

Скоро появилась Луна. Хотя теперь мы общались гораздо реже, она была неизменно приветлива и ни словом не обмолвилась о Метке. Я встретил ее, приняв очень недовольный вид.

— Слушай, я, конечно, не имею права тебе указывать… — начал я, но Луна, одетая в ярко-желтую вязаную шапку с большим помпоном и желтый шарф, такая довольная, словно не наказание шла отбывать, а отправлялась на экскурсию, сказала: