— Распоряжения о том, кого сажать на цепи, отдаем мы с Алекто, — говорил он. — Ты можешь только рекомендовать. Распоряжения о заключении в карцер должны быть одобрены директором. Телесные наказания… — Кэрроу быстро посмотрел на меня, и глаза его вновь забегали. — Сомневаюсь, что ты на такое способен, это тебе не головы рубить. Занимайся пока своими троллями и следи за порядком, а там посмотрим. Надеюсь, все ясно? — Он на секунду обернулся к замершему позади него Филчу и вновь взглянул на меня, на этот раз задержав взгляд чуть подольше. — Даю тебе время, Ди… осмотрись тут как следует, а затем поднимайся в кабинет — скажу пароли на сентябрь и кое-какие заклинания. Не забудь закрыть дверь. Пошли, Филч.
Оставшись в одиночестве, я еще раз обошел тюремный зал, мысленно возмущаясь так некстати свалившейся на меня обязанности следить за троллями, потрогал прутья решеток, верхние и нижние концы которых уходили глубоко в каменные своды и пол, а потом, вспомнив выражение лица Кэрроу, остановился рядом с карцером и негромко позвал:
— Добби! Добби!..
Впустую прождав несколько секунд, я позвал еще раз:
— Добби! Ты обещал!
Это помогло. Неподалеку от меня возник эльф, однако выражение его лица недвусмысленно говорило о том, что видеть он меня не жаждет. Я молчал, прекрасно понимая причину его недоверия.
— Добби помнит о своем обещании, — не слишком дружелюбно произнес эльф, — но также он слышал, что теперь на руке у Линга — знак темного колдуна. Если это правда, Добби готов нарушить слово. Он не желает помогать тем, кто занял сторону его прежних хозяев.
— Я не могу тебя заставить, — ответил я, — и даже если б мог, не стал бы. Выслушай мою просьбу, а потом сам решай, выполнять ее или нет.
— Добби выслушает, — согласился эльф.
— Начиная с сентября, здесь станут держать провинившихся, — сказал я, указывая на ближайшую камеру. — Мне нужно знать, что тут происходит, когда в клетки начнут сажать учеников. А точнее, когда сюда будет спускаться Кэрроу.
Добби повел ушами.
— Он будет спускаться, чтобы наказывать. Разве Линг Ди этого не знает?
— Знает, — проговорил я. — Но мне нужны подробности.
Добби долго молчал, и я уже начал думать, что он откажется, неправильно поняв мои намерения.
— Хорошо, — наконец, ответил эльф. — Добби будет рассказывать Лингу, что происходит в тюрьме.
— Спасибо, — поблагодарил я, и после этих слов Добби аппарировал.
В последний раз обойдя свои новые владения, я потушил парящий под потолком тусклый шар, зажег Люмос и осветил железную дверь в поисках увитого колючками кольца. Однако в следующую секунду палочка едва не выпала у меня из рук: яркий луч света выхватил из темноты не только терновое кольцо, но и расположенное прямо под ним круглое черное отверстие — замочную скважину, не замеченную мной, когда я входил сюда следом за Кэрроу.
… Не знаю, сколько я простоял перед открытой дверью, не в силах пошевелиться от потрясения и обиды. Тюремщик! Дамблдор видел меня тюремщиком! Из всех возможных ролей он уготовил мне именно эту! Получается, Снейп назначил меня старшим префектом потому, что так планировал Дамблдор, и это Дамблдор, а не Кэрроу, желал, чтобы я наказывал учеников, заставляя их чистить вонючие клетки троллей!
Оскорбленный таким унижением и несправедливостью, я ухватился за ручку с шипами и, не обращая внимания на боль, потянул тяжелую дверь на себя. «За кого он меня принимает! За второго Макнейра? — возмущался я, поднимаясь по спиральной лестнице и сжимая в ладони светящуюся палочку. — Тюремщик! Палач! Таким он меня видит? Почему, черт возьми, он направил меня именно сюда — ведь я в этой школе и пальцем никого не тронул!..»
Принять тот факт, что для меня в схеме Дамблдора не нашлось никаких других дел, кроме как присматривать за провинившимися неудачниками, было почти невозможно, а потому, чтобы как-то разрядиться от переполнявшей меня обиды, тридцать первого августа, в последний день каникул, я пошел к паукам.
Прежде я не собирался навещать потомство Арагога, но сейчас мне хотелось адреналина, лесной темноты, какой-нибудь, пусть даже призрачной, опасности. Я был зол, обижен и разочарован, и немалая доля этого разочарования относилась к моему собственному поведению. Когда эмоции улеглись, мне стало ясно, что же Дамблдор хотел сказать этим назначением, но его благие намерения не смягчили мое сердце. Быть тюремщиком казалось невероятно унизительно — да еще эти тролли…
В тот день, как и во все предыдущие, шел ливень. Теперь, когда я стал префектом, Филч больше не провожал меня недовольным взглядом при выходе на улицу или по возвращении в замок и даже начал здороваться. Вероятно, перспектива целого года наказаний положительно повлияла на характер нашего смотрителя.
Укрыв голову капюшоном, я прошел неподалеку от хижины Хагрида, из трубы которой поднимался дым, и углубился в лес. Погода была под стать моему настроению, и хотя довольно скоро я замерз и промок, доставать палочку, чтобы обсушиться, совсем не хотелось.
Пауки встретили меня так же, как в прошлый раз. Их делегат покинул гнездо и разговаривал со мной неподалеку от входа, хотя я не собирался заходить внутрь. Возможно, это был тот самый арахнид, не советовавший мне связываться с кентавром Сильваном.
— До нас уже доходили слухи, — сказал паук. — Теперь мы видим, что они верны. Ты встречался с темным колдуном; в тебе его магия.
— Да, встречался, — ответил я, на секунду вспомнив о чарах Метки, нити которой отныне опутывали и мое тело.
Паук потоптался на месте. Капавшая с веток вода скатывалась по его голове с восемью блестящими черными глазами.
— Раньше он нас использовал, — намекнул арахнид.
— Нет, он ничего не передавал, — со вздохом сказал я. — Сейчас ведь нет войны.
— Ты дашь нам знать? — полувопросительно поинтересовался паук.
— Если мне будет поручено что-то передать вам, я, разумеется, это сделаю, — ответил я, решив ничего не обещать твердо — мало ли как работает сила Метки. Паук удовлетворился этим, развернулся и потопал к гнезду, а я, прежде чем вернуться в Хогвартс, отправился на свою поляну вызывать патронуса — мне уже давно хотелось посмотреть, не изменился ли он под влиянием волдемортовских чар.
Несмотря на предупреждение Снейпа о помехах из-за Метки, до сих пор я не замечал изменений в своем колдовстве. Хотя я не экспериментировал с серьезными заклятьями, простые заклинания давались мне так же, как всегда.
На поляне я в первую очередь решил поработать с плетью. Потратив десять минут на довольно вялые упражнения под холодным дождем, я пришел к выводу, что по крайней мере в режиме тренировки никаких изменений не наблюдалось. Возможно, дело было в том, что чары Метки не коснулись палочки, и ее собственные магические поля оставались нетронутыми.
Но перейдя к заклинаниям стихий, я сразу почувствовал разницу. На уроках с Флитвиком мы не занимались стихией огня, ограничиваясь только воздухом и водой, и если с воздушной стихией проблем почти не возникало, то вода подчинялась мне очень неохотно. Сейчас же все получалось наоборот. Заклинания воздуха вышли у меня лишь с третьего или четвертого раза, зато вода слушалась значительно легче, и на несколько секунд я даже отвел в сторону лившийся на меня с небес поток дождя.
Объяснить это было несложно. Чары Волдеморта, «водные» по своей природе, помогали творить водные заклятья. Это, конечно, не означало, что Темный Лорд имел дело только с водой, точно так же как и я не работал с огнем, кроме плети вообще нигде его не используя. Но я отлично помнил виденный в Министерстве щит-водопад, молочно-белые чары Метки и ауру охранных чар крестража. Категория этих заклятий могла принадлежать только водной стихии.
Теперь, под влиянием полей Метки, стихия воздуха, находившаяся в большем родстве с огнем, давалась мне с заметным трудом. «Что ж, нет худа без добра, — думал я. — По крайней мере, с водой будет меньше проблем».