— Стой, — сказал я, и к моему удовольствию паук замер, приподняв переднюю ногу. — Отшельник кентавров. Ты знаешь, где он живет?
Паук снова повернулся, но на этот раз не стал подходить.
— Он слишком силен для тебя, — ответил арахнид. — Не ищи его.
Я молчал в раздумье. Паук постоял еще немного и, не дождавшись ответа, исчез в гнезде. Некоторое время я смотрел на темный вход в логово, а потом отправился обратно в замок.
Наверное, паук был прав, и искать Сильвана не стоило. Нам не о чем говорить. Слова Фиренца о созвездии силы не произвели на меня впечатления, напротив, только раздосадовали: я всегда старался, чтобы на меня обращали как можно меньше внимания, и быть в чужом созвездии — пусть даже в созвездии силы, — совсем не хотелось. Однако судьба в лице Дамблдора распорядилась иначе.
По возвращении в Хогвартс мое настроение совсем упало. Хагрид со Снейпом оказались правы — сопереживать другим я не умел и понимал чужие эмоции только потому, что знал, какая эмоция следует за каким событием. За смертью — печаль. За удачей — радость. А если смерть и удача одновременно?
Такие тонкости были мне недоступны. Я стремился рационализировать все, в том числе и собственные эмоции. Возможно, уроки Снейпа сделали из меня хорошего окклюмента, иначе вряд ли Дамблдор включил бы меня в свой стратегический план, но теперь чувства были последним, о чем я думал. Все эти недели я анализировал и размышлял, выстраивал схемы или пытался интуитивно понять ход мыслей Дамблдора, однако ни разу не задумался о том, как сейчас чувствует себя мой учитель. Зная отношение Снейпа к директору, что бы тот ему ни сказал, как бы не аргументировал просьбу о своем убийстве, этот ход представлялся мне неоправданно жестоким.
Я больше не посылал патронуса на поиски, вместо этого сражаясь с ним в паре или оттачивая мастерство владения плетью в одиночестве. Упражнения положительно действовали не только на точность моих движений, но и на ум, улучшая концентрацию и освобождая сознание от ментального мусора и мелких повседневных забот. Иногда я так увлекался, что опаздывал на завтрак, возвращаясь в Большой зал к тому времени, когда остававшиеся в Хогвартсе преподаватели уже заканчивали есть и расходились по делам.
Однажды я тренировал сложный элемент под названием «укус огненного муравья», наколдовав для этого металлический столб, к концу занятий весь покрывшийся черными ожогами. Пытаясь закрутить плеть особым образом, чтобы она несколько раз коснулась столба своим кончиком, я не сразу заметил, что у меня появились зрители. Справа от меня, на границе лесных сумерек и залитой солнечным светом поляны, стояли три кентавра. Один из них, ребенок лет десяти-двенадцати, держал в руке копье; второй был молодым мужчиной с луком за плечами, крепким и сильным, с длинными, заплетенными в косу каштановыми волосами подстать своей гнедой масти. Возраст третьего кентавра, вороного, определить было трудно, поскольку все его человеческое тело оказалось покрыто черной блестящей мазью, включая лицо и бритую голову. Все они уже какое-то время наблюдали за мной, но то ли я так увлекся своими упражнениями, что не увидел их появления, то ли они хотели, чтобы я какое-то время их не замечал. Теперь мы молча смотрели друг на друга, и мое удивление тому, как им удалось преодолеть отводящие чары, исчезло, даже не успев толком возникнуть. Черный кентавр, стоявший сейчас передо мной, мог и не такое.
Даже если бы я хотел его о чем-то спросить, то не посмел бы нарушить молчание первым. До сих пор я знал только двух магов, сила которых была ощутима в их присутствии. Сила Дамблдора могла быть сокрушительной, но ее пассивное проявление оказывало успокаивающий эффект, который я не раз испытывал на себе в его кабинете. Сила Волдеморта походила на сжатую пружину, притаившуюся змею, в любой момент готовую распрямиться и уничтожить противника одним касанием. Сила, которую я чувствовал сейчас, казалась укрощенной стихией, сдерживаемой лишь мастерством мага, стихией не конкретной, но всеобъемлющей — природой как таковой, самой жизнью. Кентавры владели природной магией, однако их способности, как и способности магов-людей, были ограничены. Мне же казалось, что отдай Сильван приказ Запретному лесу идти войной на Хогвартс, и деревья выдернут из земли свои корни, устремятся вперед и без труда разнесут замок по камешку; пожелай он, чтобы озеро вышло из берегов или пробило крышу наших подвалов, и вода вмиг заполнит их, повинуясь даже не слову — одному движению мысли. Скорее всего, магические операции таких масштабов были отшельнику неподвластны, однако в ту минуту его потенциальная сила представлялась мне едва ли не безграничной. Хотел он добиться этого эффекта намеренно или действительно обладал схожей мощью, я не знал.
Наконец, черный кентавр повернулся и бесшумно исчез за деревьями. Его спутники, чуть помедлив, последовали за ним. Некоторое время я смотрел им вслед, потом снял охранные заклятья, убрал металлический столб и направился в замок, переполненный впечатлениями от того, маг какой силы выходил сейчас на меня посмотреть, и стараясь не слишком задумываться, зачем ему это понадобилось.
Сейчас я дописывал восьмую по счету картину, сомневаясь, однако, что все эти устрашающего вида тревожные, фантастические ландшафты смогут порадовать Аберфорта, который просил у меня простой деревенский пейзаж. Слагхорн уже некоторое время молчал, и я было понадеялся, что профессор, наконец, решил вздремнуть, как вдруг он издал удивленный возглас и в нетерпении воскликнул:
— Эй, эй!.. Да где ты там! Забери бокал!
Эльф, прикорнувший неподалеку от меня в тени дерева, встрепенулся, бросился к Слагхорну, и тот начал слезать с шезлонга. Проследив за его взглядом, я увидел, что по ту сторону ворот стоит несколько человек, среди которых выделялась знакомая фигура министра Скримджера. «Что еще стряслось? — подумал я. — Может, нас и правда собираются закрывать?»
Слагхорн устремился к воротам, чтобы впустить высоких гостей. Их оказалось трое; все они быстро прошли к замку и исчезли внутри. Вернувшись, Слагхорн с трудом опустился в шезлонг.
— Выглядит Скримджер не слишком довольным, — пробормотал он, забирая у эльфа бокал. — К Минерве явился. Надеюсь, ничего фатального…
«Фатального! — я мысленно усмехнулся и вновь обратился к картине. — Придется тебе тогда снова искать подходящий дом». Слагхорн не сказал больше ни слова, вместо этого уделяя время вину, однако спустя минут десять из замка вышел один из прибывших с министром людей и подошел к нам.
— Вы мистер Линг Ди? — вежливо спросил он, глядя на меня. Я кивнул. — Министр хотел бы с вами поговорить. Пожалуйста, пройдемте со мной.
Слагхорн проводил меня тревожным взглядом; я и сам слегка напрягся. Неужели Скримджеру все еще не дает покоя та история с Пожирателями? Или он хочет узнать что-нибудь о Снейпе? Или они его поймали? В любом случае, мне следовало вести себя спокойно, никого не провоцировать, а потому, когда мы добрались до кабинета Макгонагалл, где нас ожидал министр, я уже привел в порядок свои мысли и чувства, готовый во всеоружии встретить любые известия и вопросы, что могли мне задать.
Как только мы вошли, Скримджер, в молчании сидевший за столом Макгонагалл, посмотрел на нее и сказал:
— Боюсь, Минерва, что я снова буду вынужден просить вас покинуть кабинет.
Макгонагалл, стоявшая у самой двери рядом с крепким мужчиной, смахивавшим на телохранителя, ответила тем тоном, на который никто из ее учеников никогда не смел возражать:
— Боюсь, министр, что я, как исполняющая обязанности директора, имею право присутствовать при любом взаимодействии с любым студентом, будь он совершеннолетним или нет, независимо от того, кто желает с ним встретиться.
Скримджер помолчал.
— Хорошо, — сказал он. — В таком случае, я попрошу удалиться всех, кроме него, — он ткнул в меня пальцем и снова перевел взгляд на Макгонагалл. — Как вам такой вариант?
