Джильда горящими глазами следила, как Ханна подписывает контракты, — вылитая волчица, которую не кормили неделю, — и едва не облизнулась, когда та вернула ей бумаги.

— Вот, — сказала подруга, словно не понимая подоплеки происходящего. — Надеюсь, это поможет.

— Благодарю вас, ваша светлость, — искренне сказала Джильда. Держа в руках подписанные контракты, она могла позволить себе роскошь быть учтивой. — Ну что ж, не буду вас задерживать, поскольку сегодня напряженный день. Я позвоню вам до конца недели, чтобы обсудить съемочный график. Полагаю, вы захотите присутствовать в поместье, когда съемочная группа приедет делать пробы?

— Отнюдь, — возразила «герцогиня». — Я верю, что вы не причините вреда дамастовым портьерам и комоду эпохи Людовика Четырнадцатого. Но впредь все вопросы прошу улаживать с моей управляющей.

Джильда несколько раз повторила «да, ваша светлость» и удалилась, помахав на прощание. В ее походке появилась упругость, которой не было раньше. Бедная женщина не догадывалась, в какую авантюру ввязалась. Когда она свернула за угол, я повернулась к Ханне. Подруга весело улыбалась, не выказывая ни малейших признаков страха или угрызений совести.

— Нам пора идти, — сказала она нормальным тоном. Ее подбородок больше не был высоко поднят, грассирование исчезло, и говорила она по делу. — Уже без десяти восемь, рискуем опоздать. Давай я сяду за руль.

Ханна явно свихнулась. Ее ни под каким видом нельзя допускать к управлению тяжелой техникой.

— Нам нужно объясниться, — сказала я, разрываясь между желанием мчаться в Центр Джавица и настоятельной потребностью не сойти с места на углу Бликер-стрит и Десятой улицы, пока не выясню правды.

— По-моему, все прошло хорошо. — Ханна захлопала ресницами с видом святой невинности. Образ был выверен до мелочей и тщательно заучен — не иначе ставила его в плейер и включала на ночь. — Разве ты сомневалась?

Свободная от внутренних противоречий, Ханна не сомневалась в выборе пути: она поспешила по Десятой улице туда, где стояла наша машина. Я побежала за подругой.

— Что тут хорошего? Ты подписала контракт, взяла на себя юридическое обязательство предоставить киностудии родовой английский особняк с Зеркальным залом и сикоморами в кадках! — За несколько шагов до машины я нажала кнопку антиугонного устройства, открывая замки. — Ты сознаешь нереальность своей затеи?

Ханна открыла дверцу и забралась в машину.

— Лу, я лично присутствовала при подписании, поэтому не нужно разжевывать для меня смысл и подоплеку происходящего.

Присутствовать присутствовала, но основное, кажется, прохлопала.

— Тебя посадят в тюрьму!

Ханна засмеялась, ничуть не удрученная печальной перспективой.

— Не посадят, не бойся.

Я включила мотор. Из кондиционеров потек холодный воздух.

— Тебя посадят в Сан-Квентин вместе с аферистами, наркодилерами и мужьями, задушившими спящих жен. Учти, я не смогу навещать тебя каждую неделю. Буду приезжать только по праздникам и в твой день рождения, так что не обессудь.

— Я не попаду в Сан-Квентин. Небольшая корректировка собственной биографии и подписание бумаг вымышленным именем не являются уголовно наказуемым деянием. Кроме того, у меня есть план, — сообщила Ханна, включая кондиционер на обогрев, хотя мотор еще не прогрелся. Я закрыла свой вентилятор.

— Неужели? — с издевкой сказала я, переводя рычаг на «драйв», наскоро взглянула вправо-влево на предмет проезжающих машин. Дорога оказалась свободной.

— Да, волноваться не о чем.

— Расскажи, что за план, — потребовала я, желая ужаснуться немедленно, а не позже, когда буду высматривать отца в толпе посетителей.

— Он еще не в той стадии, чтобы рассказывать.

Я выехала на проезжую часть.

— Не в той стадии?

Явная отмазка, все равно что открыто признаться, что никакого плана нет.

— Он пока нескладный, неотесанный, в невыгодном переходном возрасте, когда терпеть не могут фотографироваться. Расскажу, когда дозреет.

Я вздохнула. Словно текст в неправильной кодировке, сообщение требовало дешифровки и перевода.

— То есть плана у тебя нет? — уточнила я.

— Есть. Половина плана. Расскажу, как только продумаю детали.

— Только пусть твой план не предусматривает моего участия. Больше меня не впутывай. — Я никогда не горела желанием быть пешкой в хитроумных схемах Ханны, но сейчас момент выдался особенно неподходящий. У меня и своих проблем хватает.

На лице Ханны появилась полная скрытого самодовольства ухмылка, от которой меня бросило в дрожь. Однако она дала обещание ни во что меня не впутывать.

Повернув направо, в сторону Гудзона, я поехала молча. Ханна все равно поступит по-своему. Несмотря на раздаваемые обещания, она в первую очередь действует в собственных интересах. Из кондиционера наконец-то пошло тепло, и я открыла решетку вентилятора, чтобы отогреть пальцы над горячим воздухом. Через несколько минут я не выдержала и спросила Ханну, что случилось с «Бомбардировкой Дрезден». Все-таки я очень любопытна.

Ханна рассеянно разглядывала проплывавшие за окном здания.

— М-м-м?

— Все было готово для футуристической криминальной драмы. Что расстроило планы?

— Тимоти Веймут предпочел оригинальный сценарий, — отозвалась Ханна. — Он влюбился в вора.

— Что?!

— Говорю, в роль влюбился. Его пригласили в картину играть вора.

— Кто такой Тимоти Веймут? — спросила я, ощутив острую неприязнь к упомянутому типу. Кто он такой, чтобы во что-нибудь влюбляться?

Пока я сворачивала направо, к Западному шоссе, Ханна успела перечислить основные достоинства Тимоти Веймута. Я не могла припомнить ни одного фильма с его участием, зато получила полное представление о внешности: темные волосы, подбородок с ямочкой, широкие плечи, задумчивый взгляд, главная роль в «Деле Дракулы» производства «Уорнер бразерс», телевизионный сердцеед, мечтает стать кинокумиром утренних сеансов.

— Адам очень взволнован, — сообщила Ханна, раскритиковав веймутское исполнение роли Хэнка Тинли (по ее мнению, тот играл чересчур сухо и с неоправданной резкостью) в «Нортенгерских высотах», адаптированной для подростков версии классического романа Джейн Остин. — Он послал сценарий агенту Веймута почти год назад и, не получив ответа, решил, что сюжет не понравился, но на прошлой неделе Веймут лично позвонил и сказал, что обязательно будет сниматься.

— Как это повлияет на взлет твоей карьеры? — спросила я, когда впереди показался Центр Джавица, черный, безобразный, не ощущающий холода. — Не ложка ли это дегтя в бочке меда?

Подруга пожала плечами, налаживая температурный контроль. Горячий воздух, вырывавшийся из вентиляторов, был для нее недостаточно теплым.

— Не лучший вариант, но я с этим справлюсь, — улыбнулась она и снова попросила ни о чем не волноваться. — Лу, у меня все под контролем.

— И план есть? — спросила я скептически, недоверие сочилось с моего языка.

— Да, есть. Хороший план, поверь мне.

Верить Ханне — дело непростое, требующее сил, терпения и желания верить, что мир вращается вокруг нее. Разумеется, это не так: люди не игрушечные солдатики, заранее согласные с планами сражений, Ханна не генерал Веллингтон, а работники «Сахарного горошка» не третий батальон [37]. Но я не стала возражать и молча въехала на стоянку, думая об отце и гадая, когда же наступит конец света.

Ханна исчезла около полудня. Сначала я решила, что она отлучилась к лотку с хот-догами у северной стены павильона, но подруга больше не вернулась, захватив сумку и сотовый и бросив меня на растерзание редакторам журналов, телевизионным продюсерам и тронутым владельцам магазинов, осыпавшим комплиментами мои изделия, старательно пряча глаза. Хотя я уже научилась выдерживать повышенное внимание к своей особе, без Ханны вдруг показалось непривычно одиноко. Да, экспозиция — это мое шоу, директор компании и независимый дизайнер — моя роль, которую я счастлива играть каждый вечер, но без дружественной массовки на сцене ощущение все-таки не то.