Ник зашел около пяти. Мы условились встретиться в ресторане в семь, но у него выдался длинный день, полный мелких кляуз, демонстративных нервных срывов и домашних пирожков, которыми угостили всех, кроме него. Он провел бесконечно долгие часы, уклоняясь от злобных взглядов и уворачиваясь от отравленных дротиков, и ему срочно требовалось увидеть дружеское лицо. Ник хотел взглянуть на меня, Таллулаленд, изделия, к созданию которых я шла почти тридцать лет, и лишний раз убедиться, что некоторые истории все-таки заканчиваются хорошо.

— Я мало верю в счастливую развязку, — сказала я, сидя рядом с ним на диване. Посетители по-прежнему шли косяком, и я пристально вглядывалась в поток проходящих в поисках знакомого лица. На многое я не рассчитывала — вообще ни на что не рассчитывала, — но некоторые привычки неискоренимы и настолько неподконтрольны, что прорываются наружу, взламывая человека изнутри, вместо того чтобы выбрать нормальный окольный путь. — В моей жизни слишком много печального и неправильного, чтобы считать меня везучей.

Ника ничуть не обескураживал мой закоренелый пессимизм: он по-прежнему смотрел на меня как на блестящий пример для подражания.

— Все-таки нужно часть сотрудников поувольнять, — произнес он, впервые приоткрыв глубину своих терзаний. Прежде Ник никогда не озвучивал подобной крамолы. — Выстроить в шеренгу и применить децимацию, как Цезарь. Вышвырнуть за дверь каждого десятого.

Я была с ним полностью согласна, разве что, не ограничиваясь полумерами, наладила бы на выход всю команду, поместила объявление о наборе сотрудников в «Санди таймс» и начала все сначала. В Новый год — с новым персоналом.

— Прекрасная идея. Выгони одного для острастки. Его пример — другим наука. С кого начнешь?

— Вопрос на миллион долларов, — задумчиво отозвался он. Ник не сторонник поспешных выводов и скороспелых решений, и я смотрела, как по его лицу бегут невеселые раздумья. Мысленно он просматривал список подчиненных: должность, добросовестность, креативность, исполнительность — и выводил итоговую формулу — суммировал мелкие проявления злобного нрава и делил на полезность сотрудника.

Оставив Ника обдумывать проблемы, я вооружилась диванными подушками и начала охоту на мужчину, мирно пасшегося в Таллулаленде.

— Стопроцентная шерсть, — сообщила я, неловко приблизившись и украдкой взглянув на бейдж посетителя. Комментарий получился нелогичным и абсолютно безотносительным, но надо же было с чего-то начинать.

Посетитель, невысокий плотный человек с округлыми плечами и пухлыми пальцами, кивнул, внимательно рассматривая швы. Казалось, он не возражал против незваной помощи.

— Шерсть износостойкая?

Я ответила утвердительно и перечислила стандартные тесты, которые успешно прошел материал. Не царское дело выбирать обивочные ткани, зато дело значительно упрощается, когда имеешь опыт и знаешь, что искать.

— А узор? Не отслоится через пару недель? Полосы шерсти были приклеены к подушке суперклеем промышленной прочности. Мы с Ханной потратили целое утро, пытаясь оторвать наклеенные узоры. ОТК Таллулаленда: кондово, но надежно.

— Ручаюсь на сто процентов, — заверила я. — Отрывайте изо всех сил, с узором ничего не случится. Кстати, подушки можно подвергать химической чистке.

Посетитель воспринял предложение всерьез, зажал подушку коленями и принялся отрывать узор, с силой дергая за приклеенные шерстяные полоски, которые с честью выдержали испытание, даже не затрещав. Покончив с контролем качества, мистер Петерсон немного взбил подушку, которая послушно приняла первоначальную форму, положил ее на кушетку и неожиданно заявил:

— Беру двадцать подушек, шесть больших и четырнадцать маленьких.

— Хорошо, — спокойно отозвалась я с хладнокровным деловым видом, даже чуть индифферентно, хотя в душе все забурлило от восторга. Я с трудом сдержалась, чтобы не запрыгать от радости. Результаты превзошли самые смелые ожидания. По самым оптимистичным прикидкам я рассчитывала продать не более десяти подушек за всю жизнь.

— Они нужны мне немедленно, — прибавил посетитель, хлопая себя по бокам — он явно что-то искал. Прекратив хлопки, он достал бумажник и извлек визитную карточку.

Я жадно смотрела на пухлые пальцы с белым прямоугольником плотной бумаги. Майкл Петерсон — незнакомое имя. Я не знала, кто этот человек и где окажутся мои подушки — на полке в магазине домашнего дизайна или в витрине бутика, — но передо мной стоял мой любимый покупатель. Даже если г-н Петерсон приобретет двадцать подушек и исчезнет из моей жизни, он навсегда останется моим любимым покупателем. Двадцать подушек! Благослови тебя Боже, добрый человек, и твоего коня!

— Не проблема, — поспешила заверить я, хотя понятия не имела, так это или нет. В природе существовали только десять подушек, и все находились сейчас на диване в павильоне. — Когда нужна доставка?

Он протянул мне визитку, но едва мои жадные, свербящие от нетерпения пальцы коснулись ее, господин Петерсон отступил на шаг, вынул ручку и принялся что-то строчить на обратной стороне. Я беспомощно смотрела, как он записал имя и телефонный номер. Другую сторону визитки разглядеть не удалось.

— Подушки нужны нам к концу следующей недели.

В своем экзальтированном, опьяненном состоянии дизайнера, только что толкнувшего первые двадцать подушек, я была не в состоянии понять, сколько дней остается на выполнение заказа и сколько подушек реально смогу изготовить за это время. Мозг перестал работать, устроив перерыв на обед, как прораб на строительном участке. Все, на что меня хватило, — улыбаться мистеру Петерсону и рассыпаться в невыполнимых обещаниях.

— Хорошо. — Толстяк подхватил один из моих буклетов и затолкал его в карман. Визитка исчезла из поля зрения. — Мой помощник свяжется с вами в конце недели и обсудит детали. Буду очень ждать доставки, — прибавил он. — Это как раз то, что мы искали.

— Спасибо, очень рада это слышать.

Кивнув на прощание, мой любимый покупатель забрал свою визитку и покинул Таллулаленд. Я смотрела ему вслед… Но оказалось, не все потеряно. Через секунду он остановился и обернулся, копаясь в кармане:

— Чуть не забыл оставить карточку.

Я взяла визитку, неотрывно глядя на покупателя, хотя до смерти хотелось прочитать, что там написано. Не желая выдавать свой восторг, я опустила взгляд, лишь когда мужчина свернул за угол: Майкл Петерсон, художник-декоратор, «Компромат продакшнс».

— Ну, не тяни, что там написано? — поторопил Ник, тщетно пытаясь прочесть через плечо: я держала карточку почти вертикально.

— Художник-декоратор теле- или кинокомпании. — Я боролась с растущим волнением, пытаясь вернуть самообладание и в который раз пожалев, что Ханны нет рядом. Вот уж кто наверняка знает всю подноготную «Компромат продакшнс». Я сразу услышала бы список их достижений за последние десять лет.

— А что написано на обороте?

Я пожала плечами и протянула карточку:

— Имя и телефон его помощника.

Ник перевернул карточку и картинно присвистнул:

— «Все сразу»!

Фраза показалась мне столь же загадочной, как дурацкий свист.

— Что?

— «Все сразу». На обороте он написал название шоу. Майкл Петерсон — декоратор телешоу «Все сразу».

Выхватив визитку, я тоже прочла «Все сразу» и не поверила глазам.

— Черт возьми!

— Твои подушки будут снимать в телесериале! Разве не круто?

— Их просто покажут, — поправила я. — Это всего лишь подушки, а не актеры.

Аргумент не обескуражил Ника. Он продолжал раздуваться от гордости.

— О чем это шоу?

— О шестерых взрослых бездельниках, — ответила я. Я смотрела отдельные выпуски. Местами смешно, местами нет.

— Верно. А где они бездельничают?

Несмотря на наводящие вопросы, я не понимала, к чему клонит Ник.

— Вроде бы в кафе.

— А где именно в кафе?

И тут до меня дошло. Все прояснилось, как небо после летнего дождя.

— На диване! Они валяют дурака на диване!