Оля очень старается продолжать жить нормальной жизнью. А какая нормальная жизнь может быть, когда даже самому надежному человеку не доверяешь?

После школы, взяв за ручку Катю, Макс отправился на рынок. Уже было четыре часа дня, а рынок закрывается в пять. Тем не менее, Макс не смог уйти с работы раньше, поэтому сейчас, волоча за собой дочку, стремительно носился между неуютными, грязными и уже почти пустыми прилавками, стараясь еще и выбрать продукты посвежее. Зато повезло с ценами: продавцы очень хотели успеть до закрытия продать побольше и отдавали овощи чуть ли не за половину обычной цены. Кате захотелось ананас, и Макс, конечно, не отказал.

Потом заехали еще в несколько магазинов: за хлебом, полуфабрикатными котлетами и за пепси-колой. Пожалуй, надо отдать Катюшку в продленку, а то она ужасно мучается, дожидаясь папу после уроков.

Малышка уснула в машине. Дорога в Дагомыс оказалась ей не по силам. Максим вел автомобиль, поглядывая в зеркало заднего вида на Катюху, выключил музыку, и без музыки вдруг прочувствовал свое колкое одиночество в полной мере. Не торопился, дома ведь никто не ждет. Только кроху жалко: ее безвольное тельце переваливается по заднему сиденью на каждом повороте то в одну, то в другую сторону.

Домой на второй этаж принес Катю на руках, точнее, на плече, пытаясь одновременно тащить сумки с продуктами и не позволять ребенку соскальзывать. Катя обхватила его за шею ручками, но практически не держалась. Бросив сумки в прихожей, направился в детскую. Ой, блин, еще постельное белье застелить надо, как раз сегодня утром перед уходом в школу побросал все простыни в стиральную машину. Посадил Катю в кресло — кажется, ей было все равно, где спать.

А приведя кровать в порядок, решил не мучить девочку умываниями и чисткой зубов. Поднял свое создание над полом и попытался поставить на ватные ножки. Катя не желала стоять и снова повисла у отца на плече.

— Давай, разденемся и будем спать, хорошо? — просил Макс шепотом.

Официальной школьной формы у них не требуется, но желательно, чтобы дети носили белый верх и темный низ. Катин верх уже трудно было назвать белым. Максим, стоя на коленях и пытаясь изловчиться из-под дочки, расстегивал маленькие пуговички ее рубашечки со следами синего пластилина и с ужасом обдумывал, как он будет это отстирывать. Эх, первоклашки… На белых колготках наряду с уже оттянутыми коленками даже в полумраке отчетливо виднелись пыльные потертости. Сегодня 1 «А» на пять минут остался в кабинете без учительницы и в полном составе залез в шкафы. Стащив с дочки синюю плиссированную юбку, а потом и колготки, вздохнул устало, поймав спадающие трусики:

— Что, резинка порвалась?

Катя сонно схватилась за трусы, потом вспомнила и кивнула.

— Давай, я зашью.

Максим вытащил малышку из ее одежки и, оставив на ней только маечку, засунул ребенка под одеяло. Катя вдруг открыла глазки.

— А мама вернется?

— Обязательно! — пообещал Макс. — Спи, моя радость.

Поцеловал дочку в лобик, а сам, сложив маленькую одежду, взял коробку со швейными принадлежностями и сел в кресло рядом с Катиной кроватью — чинить трусы.

— Макс, я уже и здесь собрала свою группу! Мы сегодня репетировали!

Наташа хвасталась вчера по телефону, как ребенок. Максим хвалил и сам был рад, пожалуй, так же, как она. Хотя она отвлекла его своим звонком, а потом ему пришлось еще гнать машину, чтобы успеть на работу в бар. Впрочем, гнать машину — это вовсе не плохо! Это весело и захватывающе! Наташа боится быстрой езды, но Наташи здесь нет… Есть гаишники. Заплатил штраф, но в клубе заработал в этот день в пять раз больше, так что не расстроился.

— Как Катюшка? — спрашивала Наташа вчера.

— Устает сильно, рано спать ложится, — рассказывал Макс. — Я стараюсь кормить ее попитательнее, но ты же знаешь, с нее такой едок, как и с тебя…

Так странно, вроде Наташа и далеко, но у Максима всегда такое ощущение, что она рядом. Он досконально знает, как проходит каждый ее день, даже знает, чему их учат на занятиях в институте. Да и она в курсе всех мельчайших событий в его жизни.

Но «быть в курсе» и «жить вместе» — это совсем разные вещи.

Любимое время года Максима — осень. Хотя, если честно, лето, потому что вокруг полно красивых, практически голых загорелых девчонок. Но для Наташи любимое время года Максима — осень.

Хотя и у осени есть свои преимущества. Девушки еще загорелые и пока что не в шубах. Еще не холодно, но и нет той летней изнуряющей жары, которая заставляла Максима все свободное время проводить в море. И деревья в лесах Солох-аула, в такой лиственной рощице, по которой они лазают сейчас с Катей, волшебно-изумительные. Практически все листья пока на месте, но уже разноцветные, словно разукрашенные самой Катей: так же аляписто, несогласованно и выверено только каким-то чудом. А с каждым порывом ветра вся эта пушистая шапка встрепенется и посыплется на землю, как разноцветные приправы, которые папа сыпет в суп. Катя протягивает ручку и ловит листики, гоняется за ними вприпрыжку и заливисто смеется.

Потом ветер стихает, и Максим осторожно наступает на свежий мягкий ковер, аппетитно хрустящий под ногами. Катя будет еще долго бегать вокруг с букетом красных, желтых и зеленых листьев, а папа на примере этого букета в очередной раз будет проверять Катюшкины знания светофора и правил дорожного движения.

Катя до сих пор не научилась читать. Хотя знает все буквы и умеет их писать — каждую в отдельности. Зато хорошо считает, знает почти всю таблицу умножения (Максим улыбнулся сам себе) — Наташа даже сумела объяснить ей, что такое дроби, а еще — как любое число, даже самое большое, умножать на десять и на сто. Хотелось бы, чтобы Катя была отличницей, как Наташа… А Наташа уверяет, что отличница она только благодаря чистой случайности и другу-учителю, а не знаниям, и говорит: «Люби Катьку такой, какая она есть».

Кружить Катю, схватив ее за руки и вытянув перед собой… Заплетать ей по утрам косички — а Катя очень любит, когда возятся с ее волосами… А когда-то надо было еще вытирать ей сопли и попу… Почему так остро не хватает Наташи, именно когда он думает о воспитании дочери? Разве Наташа нужна лишь для того, чтобы переложить на нее свои родительские обязанности?

Или это подсказка, что ребенок — единственное, чем он мог бы попытаться удержать Наташу возле себя?

По философии вроде бы уже набрал материала, да и выучить — не трудно, этот предмет нравился Максиму в университете. Педагогику учить вообще не будет — пять лет работы в школе умножить на триста шестьдесят пять дней, когда ему приходилось ковыряться в учебниках по психологии и воспитанию школьников… А вот немецкий язык… Ну да, учил когда-то в школе. Вот и знает пару слов из простейшего лексикона обывателя. Потому что в старших классах, когда на уроках начались более серьезные темы, был занят совершенно другими заботами: девушками. Так что немецкий придется учить заново. Ох, память хоть и хорошая, но не резиновая…

А еще никак нельзя забывать составы коктейлей и правила их смешивания, потому что для него это пока единственный источник достойного дохода. Нельзя быть вялым или невыспавшимся, потому что бармен не может себе этого позволить. И надо безупречно выглядеть, иначе придется искать себе работу в заведении попроще. А Наташа повторяет: «Макс, ты справишься!» И Макс начинает в это верить.

Наташа закуталась в одеяло с головой и отвернулась к стене. Эльза пошло смеялась с очередным своим кавалером — если это пьяное чудовище можно так назвать. Уже одиннадцать вечера, осталось только подождать, когда в стену начнут стучаться недовольные соседи. Впрочем, Эльзе за эти ночные бдения ничего не будет — она спит и с комендантом общежития. Их комнату даже не проверяют на предмет порядка. Ко всем заходят и чего-то требуют, а к ним — нет. Вроде даже Эльзу уже давно отчислили из института, но живет она здесь по-прежнему, как студентка…