А потом с курганскими у Сержа что-то не заладилось.
То ли они свою силу почувствовали, то ли решили благодетеля кинуть, но только Сильвестра, как ты сам знаешь, в собственном «мерсе» на 3-й Тверской-Ямской взорвали.
А затем курганские и его заместителей вальнули, Дракона и Культика. Наверное, знали слишком многое...
Кто заказал и за что исполнили?
Пацаны потом мусоров прикормленных подпрягли, чтобы пробили, как и что, и те выдали: мол, ихняя «наружка» сообщила, что в тот банк, где у Сильвестра нефтяной интерес был, он приехал с водителем и с Нелюбиным, курганским. Серж в офис двинулся, а Нелюбин несколько минут в «мерсе» посидел и быстро вышел. У владивостокских, которые Сильвестра охраняли, спрашиваем: был там Олежка или нет? Нелюбин-то — фигура приметная. Диктофончик-то свой выключи на минуту... (ФРАГМЕНТ БЕСЕДЫ ВЫРЕЗАН ПО ПРОСЬБЕ СОБЕСЕДНИКА. — Авт.) Только вот что я тебе скажу — хочешь верь, хочешь не верь: такие отморозки, как курганские, на руку прежде всего
РУОПу. Почему?
Очень просто: беспредел всегда выгоден мусорам. Так почему бы им самим беспредел не спровоцировать, не организовать, чтобы потом всех закрыть? Вон, на каждом углу кричат: «Белая стрела», «Белая стрела» — мол, организация какая-то, то ли ментовская, то ли конторская, которая авторитетных людей валит. А мне кажется, что «Белая стрела» ничто в сравнении с курганскими. Сколько они людей положили: Наум, Роспись, говорят, что и Каратаева, ну, боксера знаменитого, тоже они вальнули... А потом, когда они свое дело сделали и шороху на Москве навели, сам Черномор (ЧЕРНОМЫРДИН. — Авт.) их закрыть приказал. А менты и контора под шумок остальную братву пошустрили. Мы уже даже так прикинули: может быть, курганских не только Сильвестр, но и ФСБ с РУОПом в Москве прописал? А Иваныча просто использовали, чтобы потом кинуть...
(ПУБЛИКУЕТСЯ С СОБЛЮДЕНИЕМ РЕЧЕВЫХ ОСОБЕННОСТЕЙ СОБЕСЕДНИКА.)
Уже потом стало известно, каким образом в тщательно охраняемый «мерс» некоронованного короля столичного криминалитета подложили радиоуправляемое взрывное устройство. Это сделали за день до убийства, на автомойке, которую крышевали курганцы. Ни милиция, ни спецслужбы, которые занимались расследованием покушения параллельно, естественно, не обнаружили никаких следов — как, собственно, и планировал Олег Нелюбин.
Смерть Сильвестра полностью развязала отморозкам руки. У них больше не было номинального хозяина, и ниша, которую провинциалы заняли в криминальной структуре столицы, оказалась настолько стабильной, что бригада занялась собственными делами без оглядки на авторитетов.
Впрочем, лишь лидеры группировки — Олег Нелюбин, Андрей Колигов, Павел
Зелянин, Виктор К. (ФАМИЛИЯ ПОСЛЕДНЕГО НЕ УКАЗЫВАЕТСЯ ПО ПРОСЬБЕ
ОРГАНОВ МВД. — Авт.) и, может быть, еще Александр Солоник, знали: стабильность определяется не только имиджем на все готовых беспредельщиков, не только принадлежностью к группировке великого и ужасного Саши Македонского, одно имя которого внушало страх всем — от последнего «быка» до заслуженного вора в законе. Часто бывало и так: достаточно было привести на «стрелку» с оппонентами Солоника и представить его конкурирующей братве, чтобы все спорные вопросы завершились в пользу курганских.
Стабильность достигалась факторами, о которых лидеры группировки предпочитали не распространяться. Свидетелей санкционированных контактов курганских бандитов со спецслужбами не было, и Сильвестр — единственный человек, могущий пролить свет на ситуацию, — давно уже покоился под роскошным памятником на Новохованском кладбище Москвы.
На сам факт существования оргпреступной группировки по-прежнему сознательно закрывали глаза, их не трогали, тогда как репрессии вновь созданного РУОПа постоянно прорежали ряды конкурентов, порождая у соперничащей братвы естественное недоумение.
Правда, в начале октября на Петровско-Разумовском рынке столицы произошла перестрелка, в ходе которой был ранен и арестован Александр Солоник. Лежа на больничной койке последнего этажа «двадцатки» (московской горбольницы № 20, куда обычно свозят бандитов, пострадавших на «стрелках» или при задержаниях), Саша Македонский, чувствуя за спиной холодное дыхание смерти, давал первые показания — он признался в убийстве Глобуса, Бобона, Ишина, Причинина, непонятно для чего повесил на себя смерть известного законника Юрия Никифорова, более известного как Калина...
Но курганских эти показания почти не касались — Солоник ни словом не обмолвился о связях с этой структурой.
ИЗ МАГНИТОФОННОЙ ЗАПИСИ ЧАСТНОЙ БЕСЕДЫ С В. А.:
— ... Насчет Солоника ничего сказать не могу. Приходилось слышать, что к курганским его грамотно внедрили. Может, правда, может, нет. Но прикинь сам: если это в натуре так, не те ли его к курганским внедрили, кто самих курганских на Москве прописал?..
Относительно стабильное положение и осутствие прессинга со стороны ментов позволило лидерам заняться проблемами реорганизации.
Реорганизация началась с кадровых вопросов — под знамена курганской бригады рекрутировалось немало новых «быков». В 1995 году бригада оставалась «курганской» лишь номинально: большую половину «пехоты» составляли уроженцы Архангельска. Вообще, архангельская братва протоптала дорожку в столицу еще в 1993 году, когда Сильвестр вызвал с Севера братьев Браунов — их прочили в столичные авторитеты. Однако уже спустя месяц братишек покрошили в мелкую капусту из автоматов Калашникова. Произошло это в лифте дома на Мосфильмовской. По слухам, это сделал Бобон в отместку за смерть своего компаньона Глобуса.
Курировать новобранцев с Севера Нелюбин предусмотрительно поручил Павлу Зелянину. Олег, который отлично видел удельный вес каждого, понимал — лучше Зелянина, кстати, уроженца Архангельска, этого не сделает никто.
Порядки в структуре значительно отличались от тех, что устоялись в большинстве московских и подмосковных ОПГ с начала девяностых. Рядовые исполнители, именуемые обычно «пехотинцами», или «быками», сидели на твердом окладе — от тысячи до полутора тысяч долларов в месяц. «Звеньевые» имели около трех тысяч долларов, «бригадиры» — до десяти тысяч... О доходах же лидеров не знал никто, кроме них самих.
Ощущение собственного всемогущества, способность внушать страх, безнаказанность, а главное, мир больших денег неузнаваемо изменили Нелюбина. Теперь вряд ли кто-нибудь из курганских знакомых узнал бы в этом крепко сбитом вальяжном мужчине недавнего скромного учителя физкультуры. Костюмы от Версаче, туфли от Кардена, несколько роскошных навороченных тачек, среди которых длинный белоснежный «Линкольн Таун-Кар» считался «рабочей» машиной, частые поездки за границу, красивые длинноногие бляди, которых Олег менял, как перчатки — все это, так же как и неравномерное распределение доходов, вызывало среди рядовых «быков», этих пролетариев от криминала, глухое брожение. Любое недовольство гасилось в зародыше: несколько «пехотинцев», попытавшихся «предъявить», были приглашены в лес «пострелять по мишеням»; несколько других получили приглашение порыбачить; кто-то
был срочно вызван якобы на «терку» с несговорчивым бизнесменом или на «стрелку» с конкурентами
...
Подмосковные карьеры, глухой лесок в районе Рижского шоссе да заброшенные ямы для гашения извести стали для таких местом последнего пристанища. Зачастую Нелюбин приказывал провести ликвидацию друзьям впавшего в немилость «быка». Бывший классный руководитель отлично понимал, что такое круговая порука.
Дисциплине в группировке наверняка позавидовал бы командир элитной воинской части. Неисполнение приказа, крысятничество, наркомания, даже обычное пьянство карались безжалостно и жестоко. Ослушание расценивалось как предательство. Приказ никогда не повторялся дважды: или быстрое и точное исполнение, или столь же быстрая смерть.
