— Монголы! — Куан Сан-Же саркастически усмехнулся. — Да, они побивают селян, но регулярная армия легко расправляется с ними. — Он помолчал. — Это показывают некорректные действия некоторых наших военачальников, порой самовольно затевающих вылазки против врага. Так, например, генерал Ши Пай-Канг лично повел в бой лучников и кавалерию, когда у него под боком варвары сожгли несколько деревень. Трибуналу пришлось казнить его за такое самоуправство, однако монголы получили хороший урок и — на день или два — попритихли…

Кто-то осторожно поскребся в дверь, затем в комнату вошел Руджиеро. Он поставил поднос на столик и, почтительно поклонившись, сказал:

— Чай, пирожки, пастила с миндалем, мед и фрукты.

Глаза Куана Сан-Же довольно блеснули.

— Замечательно, замечательно. — Ученый жестом позволил слуге удалиться, что тот и сделал, получив от хозяина подтверждающий знак. — Вы присоединитесь ко мне?

Сен-Жермен качнул головой.

— Я ел недавно. Благодарю. — Он наклонился, чтобы налить гостю чаю, и вновь откинулся на подушки. — Что же еще вас беспокоит, мой друг?

— Многое, — уклончиво ответил Сан-Же, внутренне протестуя против такой спешки. — У вас великолепные повара.

— Я передам им ваши слова, — со вздохом сказал Сен-Жермен. Традиции этой страны порой приводили его в раздражение.

— Прекрасно. — Ученый отправил в рот кусок пастилы и рассмеялся. — Ребенком, — проговорил он после короткой паузы, — я думал, что мед — самая восхитительная пища на свете. Отец показал мне, как отыскивать медоносы, но обращению с пчелами не научил. Я постигал это на собственном опыте.

— И тем не менее все-таки любите мед?

— О, несомненно.

Сан-Же какое-то время сосредоточенно ел, потом отодвинул поднос и удовлетворенно надул щеки. Выпустив воздух, он безразлично сказал:

— Положение Севера слишком серьезно, а Юг не желает это признать и не стремится к объединению.

— Что, в общем, понятно. Южанам выгодно ждать. Они не без оснований надеются, что вражеское нашествие заставит северян пойти на уступки.

— Вот-вот. Никто не хочет прислушаться к голосу разума, — ученый вздохнул, обирая мягкими пальцами складки своего одеяния. — Нынешние времена чрезвычайно тревожны.

— Да. — Сен-Жермен обратился в слух.

— Несколько дней назад университет посетила одна особа, принадлежащая к выдающемуся военному роду. Как военачальница, унаследовавшая должность отца…

— Военачальница? Это женщина?! — Сен-Жермен прикусил язык.

Перебивать гостя было верхом бестактности, но ученый только кивнул.

— Ваше удивление мне понятно, однако такое случалось и ранее, а генерал Тьен был слишком заслуженным человеком, чтобы власти сочли невозможным удовлетворить его последнюю просьбу. Он не мог завещать свой пост сыновьям, ибо один из них от рождения увечен, а второй — распутный гуляка. Достойной доверия оказалась лишь дочь. — Сан-Же говорил быстро, будто бы в чем-то оправдываясь. — И теперь она остро нуждается в помощи, как командир военной заставы, выдвинутой на много ли западнее Лань-Чжоу. У нее нет времени обращаться в Кай-Фенг, а местные чиновники слишком… э-э… перегружены другими делами и обещают рассмотреть ее требования только к весне.

— У чиновников много забот, — сказал Сен-Жермен, ощущая невольную симпатию к женщине, храбро вступившей в неравную схватку с бюрократией старой столицы.

— Университет — последняя надежда военачальницы Тьен. Ей нужны люди, сведущие в военных науках. Способные эффективно улучшить качество вооружения подвластного ей отряда, отладить оборонительные машины и, оценив ситуацию, дать совет, как малыми силами сдержать натиск врага. — Сан-Же взглянул на резные потолочные балки. — Но… наши ученые в большинстве своем люди мирные, никоим образом не помышляющие об участии в битвах. В восторг от такой перспективы пришла только горстка учащихся, однако военачальница Тьен не усмотрела в их помощи пользы.

Так вот какова она, главная цель визита почтенного старца. Сен-Жермен задумчиво покивал.

— Настаивает ли военачальница Тьен, — спросил он в витиеватой восточной манере, — на том, чтобы помощь ей оказывали лишь ее соотечественники?

Куан Сан-Же шумно вздохнул.

— Я взял на себя смелость упомянуть ей о вас, и она выразила желание побеседовать с вами. — Он кашлянул, прочищая горло. — Вам, безусловно, необходимо все взвесить, однако мне кажется, что ваше намерение оказать деятельное содействие одной из наших военных застав способно рассеять некоторые предубеждения в отношении вас в умах высокопоставленных чиновников трибунала.

Ученый выжидательно глянул на собеседника и, не получив ответа, продолжил:

— В этом мире много болтают о добродетелях, но встречаются они очень нечасто. С вашей стороны было бы мудростью протянуть руку помощи Тьен Чи-Ю.

— Понимаю, — медленно произнес Сен-Жермен. — А других охотников, что же, совсем не находится?

— Возможно, они и нашлись бы, но… — Ученый наклонился вперед. — Сейчас слишком рискованно выходить с такими вопросами к представителям власти. Ходят слухи, что в верхах на западные земли махнули рукой и что армию берегут для защиты Ло-Янга.

— А что думаете по этому поводу вы?

— Я? Я думаю, что Тьен Чи-Ю ничего не добьется, даже если ее дело рассмотрят. — Сан-Же внимательно оглядел свои пальцы. — А вы, согласившись помочь ей, поступите благоразумно. Это практический выход из вашего затруднительного положения.

Сен-Жермен вдруг ощутил в области сердца сосущую боль.

— К тому же и университету, и тем, кто у меня учился, вздохнулось бы несравненно свободнее, если бы я на какое-то время исчез.

Куан Сан-Же поднял взгляд.

— Да, это правда. Но правда и то, что это соображение пришло мне в голову лишь в последнюю очередь.

— Благодарю вас за прямоту, — Сен-Жермен встал и прошел к выходу на террасу. — Что будет, если монголы действительно вознамерятся овладеть западной частью страны и обрушатся на нее всей своей мощью? Долго ли в этом случае продержится застава военачальницы Тьен? — Он задавал вопросы, не ожидая ответов, и все же его больно ранило молчание собеседника. — Принесет ли тогда ей мое присутствие пользу?

— Но, может статься, ничего подобного и не случится, — пробормотал ученый после неловкой паузы. — Захватив Пекин, Тэмучжин нарек себя Чингисханом. Возможно, ему ничего большего и не нужно.

— Вы сами верите в это не больше меня, — мягко заметил Сен-Жермен. Привалившись плечом к косяку, он пристально оглядывал сад, стараясь до мельчайших деталей вобрать его вид в свою память.

Куан Сан-Же хмурился. Хозяину неприлично поворачиваться к гостю спиной, но он почему-то не мог сердиться на этого инородца.

— Я полагаю, что от западных наших границ вам будет проще добраться до земли ваших предков.

Вульгарное заявление, но оно было сделано. Куан Сан-Же, исчерпав все доводы, ждал ответа.

— Когда я покидал Европу, — сказал Сен-Жермен, не отводя взгляда от деревьев в саду, — четверых мне близких людей предали мучительной смерти. Их сожгли заживо в деревянном бараке. Существует очень немного мест, где я и подобные мне…

Голос его пресекся.

Воцарилось молчание. Потом Сен-Жермен потер лоб и устало сказал:

— Монголы, монахи — не все ли равно? Передайте своей воительнице, что я хочу с ней повидаться.

— О!

Ученый не мог сдержать изумление. Он был убежден, что Сен-Жермен будет отстаивать свое право оставаться в Ло-Янге, и уже внутренне примирился с таким исходом беседы.

— Вы вновь удивили меня.

Сад был пронизан ярким утренним солнцем. Чуань-Тинг, наверное, еще спит. Сен-Жермен досадливо дернул бровью. Да, он все же привязан к этой маленькой китаянке. К ней, к этому дому, к саду — ко всему своему крошечному мирку. А есть ведь еще и друзья, и ученики… Глупо! Глупо и тщетно о чем-либо сожалеть в столь жестоком, бездушном и переменчивом мире…

— Когда вы намерены встретиться с ней?

Вопрос прогнал бесполезные мысли.