Гонкур не успел додумать до конца возможность ревности госпожи Васар к своей родственнице, искусство изложения которой вызвало такое восхищение, потому что взгляд Ренаты лишил его душевного равновесия и вызвал опасение, что эта девушка всё-таки отравит ему радость свидания с дедом Вандесаросом.
— Предание интересное, а рассказчица я плохая. Что было, то и пересказываю, — скромно сказала госпожа Кенидес.
"Интересно, если бы Мигелина нашла меня достойным внимания и строила мне глазки, как Рената, разонравилась бы она мне или нет?" — спросил сам себя Гонкур и решил, что очарование девушки состоит, прежде всего, в недоступности. Посмотри она на него приветливее — и он бы сейчас же решил, что она похожа на всех остальных весьма приземлённых особ, которых привлекает в мужчине красивая внешность, а не душевные качества, и которые готовы заигрывать с первым встречным, лишь бы он был хорош собой. Он был убеждён, что, если бы его внешность не была так притягательна, Рената не обратила бы на него никакого внимания.
— Я тоже удивлён не столько содержанием, сколько формой рассказа, — вмешался Медас, упорно не подозревавший в молодом археологе опасного соперника. — Однако вы остановились на самом интересном месте, госпожа Кенидес. Я с нетерпением жду продолжения.
Гонкур предвидел, что неосторожные слова жениха Мигелины о разнице между формой и содержанием рассказа придутся не по вкусу потомкам этого препротивного Нигейроса, и с тревогой ожидал, что сейчас на Медаса накинется нетерпимая госпожа Васар. И в самом деле, её не смягчило желание молодого человека дослушать легенду до конца, и она открыла было рот, чтобы резко и желчно одёрнуть невежу, но не успела.
— Тому, кто восхищается только формой, а не содержанием, должно быть безразлично, будет продолжение или нет, — съязвила Рената, задетая холодным взглядом Гонкура и срывающая досаду на ни в чём не повинном Медасе.
— Я же сказал, что жду продолжения, — добродушно отмахнулся молодой человек, — значит, я глубоко заинтересован и содержанием. Пожалуйста, Рената, не придирайся ко мне.
— А вас, господин Гонкур, предание заинтересовало? — спросила неутомимая охотница за сердцем нового гостя.
Гонкуру показалась завидной участь человека, к которому придираются. По его мнению, гораздо хуже было положение несчастного, которого одаривают томными взглядами, приветливыми улыбками и заботливыми расспросами.
— Да, конечно, — сказал он и слегка отодвинулся от настойчивой девушки, не учтя, что при этом он придвигается ближе к Мигелине, на что та отреагировала ответным передвижением прочь от молодого человека.
— Но что же случилось дальше, госпожа Кенидес? — спросил Гонкур, пытаясь скрыть смущение.
— Тётя Оратанз, расскажите, пожалуйста, — попросила Клодия.
— Нет, на сегодня хватит, уже поздно, — возразила госпожа Кенидес и улыбнулась. — Завтра, если будет желание слушать, я закончу историю.
— Но, тётя Оратанз, сейчас не так поздно. Расскажите ещё, — запротестовала Чорада.
— Девочки, вы прекрасно знаете, что было дальше, — вмешалась госпожа Васар.
— Но тётя так прекрасно рассказывает! — не удержалась Рената.
— Кто-то осуждал меня за восхищение формой рассказа, — как бы сам себе, но достаточно громко сказал Медас.
Рената сердито повернулась к нему, но не смогла удержаться и рассмеялась.
— Уже поздно, — стояла на своём госпожа Кенидес. — Не забывайте, что господин Гонкур только что с дороги и, конечно, устал.
Гонкур видел, что Мигелина не прочь слушать легенду хоть всю ночь напролёт, поэтому ссылка на усталость недавно приехавшего гостя могла вызвать у девушки лишь неприязнь к нему. Да и что это за мужчина, из-за усталости которого прерывается интересный рассказ?
— Да он вовсе не устал! — не выдержал Витас. — Я же вижу. Правда, господин Гонкур?
— Как тебе не стыдно! — рассердилась Мигелина. — Не смей так разговаривать с взрослыми! Сейчас же извинись!
Гонкур предпочёл расценивать её гнев с наиболее выгодной для себя позиции, но за смущённого мальчика заступился:
— Он ни в чём не провинился, сказав правду. Я, действительно, не устал, и с удовольствием бы послушал продолжение.
— Не надо портить ребёнка, господин Гонкур, — вступил в разговор Каремас, сквозь маску вежливости которого проглядывала недоброжелательность. — На него не так легко воздействовать, а если прощать ему ошибки, то он совсем отобьется от рук.
Гонкур, с трудом сохраняя серьёзный вид, предпочёл согласиться с юношей, тем более что Мигелина, разделявшая стремление брата усиленно воспитывать мальчика, согласно кивала и смотрела на археолога осуждающе.
— Извините, господин Гонкур, — сказал Витас с подкупающей убедительностью и весело улыбнулся.
"Вот уж кто не похож на ребёнка, за каждым шагом которого следят", — подумал молодой человек.
— На первый раз прощаю, — строго ответил он, решив подыграть Мигелине, а заодно уж и Каремасу, неизвестно из-за чего на него взъевшемуся.
— Но всё-таки пора отдыхать, — заключила госпожа Кенидес, словно не заметив попыток старших детей воздействовать на младшего. — Посмотрите-ка в окно: буря не стихает. Она, наверное, такая же, какая была в ту ночь. А если она продлится два дня, то, по преданию, надо ждать беды.
— По преданию, беды можно ждать от всего: от погоды, от гостей, от любой смерти, — проворчал старик в углу. — Нигейрос переусердствовал в своём проклятии. По его милости, нам нельзя спокойно вздохнуть.
— Не будем ссориться хотя бы сегодня, брат, — обратилась к нему госпожа Кенидес. — Надеюсь, мой рассказ не повлечёт за собой появления призрака, и ночь пройдёт спокойно. Желаю всем хорошо отдохнуть. Вас, господин Гонкур, мой брат не захотел уступить моим заботам и пожелал сам позаботиться о ваших удобствах, но, если вам что-нибудь понадобится, сразу же обращайтесь ко мне.
Когда все разошлись и гостиная опустела, старик Вандесарос выехал на середину комнаты.
— Как тебе это нравится, дружок?! — возмущённо спросил он. — Если буря продлится два дня!..
Гонкур не был посвящён в тайну споров, ведущихся вокруг предания, и его забавляла горячность друга, нетерпимость госпожи Васар и старания хозяйки дома сохранить мир при обсуждении опасной темы. Ему было странно, что обычной легенде может придаваться такое большое значение и особенно было непонятно, почему так выходит из себя умный, знающий жизнь старик.
— А что тогда случится? — поинтересовался Гонкур.
— Ничего не случится, глупости одни! — вновь раздражился господин Вандесарос.
— Дед, ты расскажешь, что было дальше? — спросил молодой человек, любопытство которого было возбуждено скорее разговорами о предании, чем самим преданием, а также желанием побыстрее понять, в чём суть проклятия, которое так всех страшит.
Старик рассмеялся.
— В искусстве рассказывать сказки я не могу сравниться со своей сестрой, — сказал он. — Если тебе интересно узнать про этого негодяя, то подожди до завтра, не порть впечатления. Да и сестре ты доставишь удовольствие. Только было бы лучше не забивать подобными легендами головы ни взрослым, ни, тем более, детям. Пойдём спать. Я уложу тебя в своей комнате.
— А где ляжешь ты?
— В гостиной напротив.
Гонкур знал, что всем людям нелегко менять устоявшиеся привычки, и понимал, что наиболее тяжело это инвалиду, приноровившемуся к высоте кровати в своей комнате и к расположению предметов.
— В гостиной лягу я, — решительно возразил Гонкур. — И ты, дед, мне лучше не возражай, а то я уеду от тебя завтра же, пораньше… если железные ворота не будут заперты и перед ними вместо часового не будет бродить Нигейрос с алебардой.
— Вижу, что ты не поддаёшься страхам, Гонкур, — улыбнулся старик. — Готов взглянуть в лицо Нигейросу?
— Если ты меня представишь ему, дед. Я так много о нём слышал, что не прочь с ним познакомиться. Только, к сожалению, мне почти ничего о нём не известно. Я не знаю даже смысла проклятия, которое, как я понял, он завещал потомкам. Вижу, что все чего-то боятся, но чего именно, не знаю. Всё туманно, неопределённо.
