Мы посмеялись. Вместе с Шутом невозможно было не смеяться. В этом он свое прозвище оправдывал. И не суть важно, что и о ком говорил. Я мог бы хохотать, даже если бы он шутил надо мной. Но другая мысль пришла мне в голову.

— А ты знал Вильгельма Харрола из Зеленого домена? — спросил я.

— Встречались, — кивнул Шут. — Он ведь из того же поколения, что и Снорри Хромой и Леонид-спартанец. Харролы — семья, сильная традициями. Знатные дома есть практически в каждом домене, потомственные высшие. Сильнее всего они развиты в Лазурном и Сапфирном доменах, чуть хуже — в Багряном, в остальных — существуют наряду с прочими. Но в знатных домах всегда была традиция второго обучения. Знать готовит своих детей к школе нужной планеты. Это как раз нормально, это было всегда, даже талантливые низшие сперва попадают в обучение к высшим домена, а потом — на планеты. Но знать занимается шлифовкой знаний своих детей даже после планеты. Так вот, Харролы Зеленого домена в этом достигли абсолюта. По сути, именно они — самый древний знатный род на Луне. Представители этого рода не могут быть посредственностями.

— Смешно, — пожал я плечами. — Талант не зависит от знатности рода.

— Не зависит, — согласился Шут. — Но Харрол не может быть посредственностью. Само его появление на поле боя должно вселять страх во врагов.

— А так было? — Мое удивление все росло.

— Ну, к примеру, падение Зеленого замка. В Совете всегда был представитель семейства Харролов. Это — древняя традиция, когда-нибудь я тебе расскажу их историю. Ведь истинные Харролы — они именно в Зеленом. В Лазурном остались потомки одного из бастардов. И вместо традиций у них жуткая ненависть к ушедшей основной ветви. Так вот, последний советник — Этельред Харрол. Пал под мечами лазурных Харролов, прикрывая отступление остатков войск домена. Половину времени отступавшим добыл именно его меч. Вторую — всех остальных высших. Кстати, пал-то он от меча, но только после того, как стоявших за его спиной повелевающих стихиями накрыл дождь легионерских пилумов. Ловушки Зеленого замка, которые вдруг обратились против своих хозяев, стало некому сдерживать. Этельреду сожгло ноги. Он упал, был почти беспомощен, но этого «почти» хватило, чтобы заколоть насмерть одного из лазурных Харролов. После этого его рубили долго, пока и хоронить стало нечего.

Я молчал, пораженный. Нельзя не уважать силу духа. Сейчас Харролы с их семейными традициями вдруг стали мне очень симпатичны.

— Да-а-а… — Шут задумчиво потер подбородок. — Отвлекся я. Понимаю, почему ты про Вильгельма спросил. Потому… Ты должен понимать одну вещь. Этельред был марсианином трех талантов, и его судьбой стал меч. Лучшие Харролы долго работали над ним, еще молодым, превращая в то, чем он стал. Но как я и говорил, три таланта — редкость. Вот Харролами, еще до того как они стали зелеными, была разработана техника стрельбы из лука. Адепты Марса в бою словно вкладывают в меч часть своего магического кокона.

Я кивнул. Знакомый прием: то же самое я делал в Мире Видений со своей защитной сферой.

— Именно так мы убиваем, а не развоплощаем, — продолжал Шут. — Харролы научились, как вкладывать это в стрелы. Действительно сложная техника — она сложнее, чем с тем же метательным ножом. Нож ведь мечет твоя рука, а стрелу — лук, но участие руки все равно есть. А вот с арбалетом подобное невозможно. Болт выпускает механизм, а рука только жмет на спуск, участие слишком мало. Вот за счет применения луков Харролы и компенсировали посредственность своих бойцов. Заметь, лазурные Харролы этого не умеют. Есть потомственные лучники и в других доменах, но до Харролов им далеко.

— У маркизишки в книжонке написано другое, — заметил я.

— Я тоже обратил внимание на этот момент, — усмехнулся мой наставник. — А чего ты ждал от меркурианца? Поверь мне, маневр, предпринятый арбалетчиками Руи, дал результат именно потому, что воины перемещались слишком быстро, а не потому что арбалет сработал в руках высших лучше, чем у низших.

— А друиды? — задал я давно мучивший меня вопрос. — Они накладывают какие-то особенные руны на ствол оружия — это я понял. Руна, в свою очередь, создает чары на пуле, когда она покидает дуло. Этого достаточно, чтобы пройти магический кокон, но я не слышал о заклинаниях, способных убивать, а не развоплощать.

— Я тоже над этим долго думал, — признался Шут. — То, как посвященные друиды убивают высших, имеет несколько иную природу. В момент соприкосновения оружия и плоти они создают на некоторое время разрыв связи души высшего с алтарем. Такое по силам только магии Гармонии. Если высший умер во время этого разрыва, то он не воскреснет. На пулю накладывается такое же заклинание разрыва. Но поскольку делают это специальные руны и нет участия человека, миг крайне недолог. Потому, чтобы убить, нужно либо попасть в голову или сердце, либо непрерывно накачивать высшего свинцом, пока он не умрет.

— Стой, стой, стой… — Идея в моей голове все крепла. — Но если адепт Марса, к примеру, выстрелит из арбалета другому марсианину в спину? Второй ведь до самого последнего момента не почувствует стрелы?

— Нет, но оставшихся мгновений ему хватит, чтобы отпрыгнуть в сторону.

— А если арбалетчиков будет десяток?

— Ну тогда шанс есть — если не убить, то ранить.

— А как ты думаешь, члены Конклава — они воспринимают мир по-друидски или по-марсиански?

Шут спрыгнул ко мне, присел на корточки, посмотрел пристально в глаза.

— Надо же, я не ошибся в тебе, — сказал он.

Не знаю, почему тогда я отвел взгляд. Вроде бы все шло как надо, Шут становился моим союзником, и очень ценным. И все-таки что-то тревожило. Марсианин встал, повернулся спиной.

— Я не знаю, — признался он, — да и никто, наверно, не знает, даже тот же Иллюминат или Луи. Но если рассуждать логически… Я склонен верить записям Луи, что планеты были созданы под влиянием Лилит. Если так, то ее последователи не могли научить высших тому, чего не умели сами. А друидские способности и марсианские на первый взгляд исключают друг друга. Значит, Лилит и ее последователи должны были владеть марсианской.

— А двигаются члены Конклава не быстрее адептов Марса, — задумчиво проговорил я. — И если за спиной любого будет пара десятков даже не лучников, а арбалетчиков…

— Это может сработать, — вполне серьезно кивнул Шут. — Кстати, марсианское Предвиденье — не абсолют. Твой отец придумал, как его обойти.

«Ага, придумал, — подумал я в тот момент. — Только для этого надо себя наизнанку вывернуть. Всем известный способ. Луи не очень рисковал, раскрывая его, потому что воспроизвести его практически невозможно». Но сказать я ничего не сказал. Был целиком и полностью поглощен новой идеей, а Шут замолчал, видимо понимая, чем заняты мои мысли, и не желая мешать.

Грешник, Грешник, Грешник. Я наблюдал за ним все время. Он непонятен мне, он был по-своему уникален для Плутона. Движения смертельно опасного хищника, повадка, выдающая человека, прошедшего школу Плутона с самого Паучатника. При этом такие нехарактерные белые одежды и манера боя… Это была самая большая загадка. Понадобилось не так много времени, чтобы понять: он мог бы если и не согнуть Шута в бараний рог, то победить — точно. Победить в этой своей странной манере, исключающей кровопролитие. Странной ли? Чем больше я смотрел, тем больше угадывал знакомые черты. Конечно, не то оружие, а значит, не та техника, но основы… Я уже видел подобное в исполнении Гаэлтана.

А каждое воспоминание об учителе пробуждало новые сомнения. Как я мог его убить? Как мне это удалось? Его ошибка или… Но какое «или»? Я видел его труп, лужу крови — такая потеря не оставит шанса выжить даже высшему. Нет, сомнения напрасны. Но Грешник — у него был наставник-друид. Его поведение очень хорошо подходило под идеалы Гармонии. Он взял у своего учителя больше, чем я. Он прошел до конца, и, глядя, кем он стал, я все больше и больше жалел о том, что вынужден был прикончить Гаэлтана.