Я вонзил сабли в землю, шагнул вперед, чтобы оружие осталось вне досягаемости. Пантера отпрянула. Она ожидала от меня какой-то хитрости. А хитрости не было. Я просто встал на колени и сказал:

— Сестра, я очень виноват перед тобой. Прости меня.

Ох как непросто дались мне эти слова. Никогда не думал, что это так сложно — попросить прощения. И ее клинки опустились. И не осталось уже прежней решительности в голосе, когда она ответила:

— Я не верю тебе. Да и не запоздало ли раскаяние? Сколько человек погибло! Хантер перебил всех моих девушек. Их ты вернешь?

— Я не могу повернуть время вспять. Я не могу исправить того, что уже сделано, но могу предотвратить то, что мы делаем неправильно. Я прошу простить меня. Жаль, здесь нет Фулька, он бы сказал, кривлю я душой или нет, искренне ли мое раскаяние. Но у тебя есть твои сабли. И если ты мне не веришь, можешь убить. Я не стану сопротивляться.

Странная легкость наполнила меня. Я вдруг понял: иногда, вместо того чтобы хранить высокомерное молчание, лучше просто извиниться. Словно камень с души свалился. Облегченный вздох Аркадии, сабли Пантеры, еще не опустившиеся, но уже дрогнувшие. Я видел, как ярость уходит из нее. Улыбка Грешника, все еще неспособного пошевелиться. Я никогда не видел его улыбки, такой искренней и открытой. И хоть Пантера еще не сказала, что я прощен, — понял, что мы больше не будем пытаться убить друг друга. Вновь вернулось то пьянящее чувство свободы, к которому я еще не успел привыкнуть, и потому оно вызывало у меня почти детский восторг.

Он выскочил из Теней. Мы все прозевали эту атаку. Мы оказались слишком поглощены своими чувствами. У него не хватало правой руки, а левая была превращена в огромное лезвие. Он обрушился на Грешника. И Белый не успел среагировать. Способность управлять своим телом не вернулась к нему полностью, когда он подставил шест под удар. Лезвие разрубило его оружие пополам и, продолжая движение, буквально сбрило правую руку чуть ниже плеча. Кровь брызнула фонтаном, пятная белые одежды. Грешник повалился на землю. Пантера бросилась ему на помощь и получила чувствительный удар в живот коленом. Я заметил, что на колене сам по себе выскочил шип, пронзивший мою сестру.

Я сделал кувырок назад, подхватил свое оружие и встал, прикрывая собой Аркадию. Наш новый противник повернулся спиной к поверженным. Пантера билась в конвульсиях, на ее губах выступила пена. Наверняка на шипе, пронзившем ее, яд. Грешник был не в силах встать. Опираясь на землю, пропитавшуюся его кровью, он дополз до своей возлюбленной. Я чувствовал, что он пытается вывести яд из ее крови, вкладывая в это последние силы, те, которые мог бы применить, чтобы выжить.

Наш новый противник носил черные одежды. Плащ с капюшоном скрывал его фигуру и лицо. Но и без того было ясно: перед нами бессмертный. А я знал лишь одного из них, избежавшего бойни, — Кейлтрана.

— Молодежь, ничего вам поручить нельзя, — проворчал он. — Даже перебить друг друга толком не можете! Извинения дурацкие, сопли, слезы. Чиэр. — Он сплюнул.

— Держись за мной, — бросил я Аркадии.

Кейлтран усмехнулся, когда я пошел на него.

— Ну давай, Миракл, покажи, на что способен ты сам, без топора, — сказал он, отбивая мои удары.

Я не собирался разговаривать с ним. Я берег дыхание, пытаясь пробить оборону бессмертного. Он же откровенно издевался.

— Есть время ожидать, и есть время действовать. Я первым понял, что Лилит нами недовольна. Меня не стали слушать. Конклав выжидал, когда надо было действовать. И вот я отошел в сторону, стал ждать, когда самые сильные противники перебьют друг друга. А потом ты совершил очередную глупость, отказавшись от пути Лилит и единственного оружия, которого я боялся.

Он отбил мою атаку, отбросил меня назад. Я пытался прорваться к Пантере и Грешнику, чтобы Аркадия смогла поддержать в них гаснущую искорку жизни. Но все оказалось напрасно. Несколько раз я наносил Кейлтрану весьма чувствительные порезы, но он заживлял их, не отвлекаясь от боя. И тогда я решился на последний, отчаянный натиск. Ринулся вперед, отбил его руку-клинок, сделал подшаг и вогнал свою саблю ему в сердце, а второй раскроил голову. Но это не задержало его даже на миг. Он толкнул меня плечом, я отлетел назад и упал к ногам Аркадии. Через всю грудь шел глубокий порез. Наверно, он отрастил на плече лезвие.

— Так и знал. Сам по себе ты — ничто, — произнес бессмертный, швыряя назад мое оружие. — Тебе стоит сперва определиться, чего хочешь, а потом в бой лезть. Но я помогу тебе. — Он сделал шаг к Грешнику и Пантере.

— Отец, — забормотал я. — Ты никогда не был мне настоящим отцом. Может быть, ты говорил, а я не слышал, а может, у тебя не хватало на меня времени. Поздно это выяснять. Сейчас мне просто некого звать. Помоги мне, а если не хочешь помочь мне, помоги своей ученице!

Я говорил это очень тихо, и все-таки Кейлтран расслышал.

— Что ты там бормочешь, несостоявшийся союзник? — спросил он.

— Меня зовет. — Хансер появился между ним и ранеными. В этот раз он как будто мгновенно возник прямо из воздуха. — Аркадия, сюда, — сказал он. Дочь Луи метнулась к нему. Кейлтран дернулся перехватить ее, но натолкнулся на взгляд моего отца и остался на месте.

— Я знаю, что ты не можешь убивать живых, — сказал Кейлтран.

— А ты не живой, ты — бессмертный, — ответил отец. — На тебя и Лилит запрет не распространяется. Но даже если она рискнет появиться, я оставлю ее в живых. Пока она жива, все ее планы обречены на провал. Хотя ты ведь этого не понимаешь. Почему ты дрожишь, бессмертный? Против тебя стоит безоружный человек, не обладающий твоими способностями. Смертельный удар для меня действительно смертелен. Я не могу залечивать раны. Ты даже одной левой со мной справишься. Так почему ты дрожишь?

— Я не собираюсь с тобой драться.

— Конечно, нет.

Неуловимым движением отец вдруг оказался рядом со мной.

— Встань, сын. — Его голос хлестнул меня, словно бичом. — Мы всегда сражаемся до конца.

Я вскочил на ноги, подхватил сабли.

— Я не собираюсь драться за тебя.

— Мне не справиться, — возразил я.

— Да, не справиться, потому что ты не веришь в это, хотя у тебя есть все для победы. Слейся со своим оружием, почувствуй его действительно своим и нападай.

Я словно прозрел. Слова эти отдавались эхом во мне. А я уже видел, чувствовал. Он действительно был опасен, этот бессмертный. Он хорошо подготовился к бою. Те места, куда в прошлый раз ударили мои сабли, оказались лишь обманками. На самом деле все части его тела были невообразимо перемешаны. В левой коленке последнего члена Конклава пульсировало его сердце. Мозг перемещен в единственное предплечье. А туловище и голова были лишь сплетениями мышц, через которые тянулись тонкие ниточки нервов. Ну конечно, кто же станет в бою рубить конечности бессмертному? Он может отрастить их себе сколько угодно.

— А я не собираюсь сражаться за тебя. — Отец повернулся к Кейлтрану спиной. — Вспомни, как ты убил Луи, моего лучшего друга! Сражайся сам!

Его слова гремели грозно, но в глазах, которые сейчас не излучали того неистового Света, лучилась улыбка. Он не хотел напоминать мне моих прегрешений. Он говорил о другом. Силуэт отца подернулся рябью. Луи. Луи я убил случайно. Он не видел моей атаки, потому что Хансер стоял между нами. Я бил в отца…

— Вот она, твоя последняя надежда, Миракл. Светлые всегда так: мы могли бы, но я не буду. Все они чиэр. Но для тебя не поздно. Убей этих троих — и мы станем союзниками. — Говоря все это, бессмертный двинулся ко мне. И я ударил. Он тоже прозевал момент удара. Мое Предвиденье не позволило ему предугадать направление атаки. Моя левая сабля пронзила его колено, правая одним взмахом отсекла руку. Удивительным образом на лезвии, в которое была превращена его ладонь, стали проступать очертания рта.

— Пощади…

Договорить он не успел. Я не думал, что могу бить так быстро. Мои сабли полосовали отрубленную конечность, превращая ее в фарш. Потом я набросился на тело. Я не мог оставить Кейлтрану даже малейшего шанса возродиться во плоти. Я рубил и тихо повторял раз за разом: