— Миссис Руддл!

Миссис Руддл вздрогнула и выронила нож.

— Закон, миледи! Мы им должны помогать.

— У вас, кажется, какие-то дела на кухне. И, пожалуйста, закройте дверь.

Гулкие, тяжелые шаги. Голоса. Миссис Руддл, не утерпев, опять вышла из кухни и стала напряженно прислушиваться.

— Что вы хотели, миссис Руддл?

— Да, миледи. Вот я ему и говорю: «Ты не имеешь права так со мной обращаться, Джо Селлон! — говорю я. — Вообразил о себе Бог знает что! — говорю. — Хотела бы я видеть твое лицо, когда ты понял, какого дурака свалял в той истории с курицей Агги Твиттертон! Нет, — говорю, — когда приходит настоящий полицейский, он может задавать любые вопросы, все, которые нужно. Но ты не можешь мне приказывать. Я тебе в матери гожусь. И убери свою дурацкую записную книжку! — говорю я. — Давай! Над тобой вся деревня будет смеяться. Я им уже рассказала все, что знала. Смотри, какой смелый выискался!» А он мне: «Вы не правы, миссис Руддл. Вы должны помогать следствию! Вы не имеете права мешать офицеру, когда он служит закону». «Закону?! — рассмеялась я. — Ты считаешь себя законом? Если закон — это ты, то мне вообще на все наплевать!» Он стал красный, как рак, миледи. «Я вас предупредил, — отвечает он. А я говорю: «Послушай, что тебе скажу. Я на тебя найду управу! Я им сейчас такое про тебя скажу, тебе не понравится. Будешь знать, как обижать беззащитных женщин!» А он мне…

В ее голосе странно переплелись злоба и триумф, вызванные, как почувствовала Харриет, не только трагической историей с курицей Агги Твиттертон, о которой Харриет уже однажды слышала. Положение спас Бантер.

— Ваше сиятельство, если вы сейчас свободны, старший инспектор хотел бы с вами поговорить. Он будет ждать вас в гостиной.

Старший инспектор Кирк, крупный мужчина с мягким и задумчивым взглядом, расположился в кресле у стола. Питер уже рассказал ему, что произошло, оставалось только уточнить, когда они приехали в Тэлбойз, как выглядели гостиная и кухня, когда они туда вошли. Особенно его интересовала спальня: вся ли одежда мистера Ноукса была на месте, остались ли бритвенные принадлежности? Где были чемоданы бывшего хозяина дома? Не показалось ли Харриет, что он готовился к отъезду? Нет? Это подтверждает предположение инспектора, что мистер Ноукс не спешил уезжать и не ожидал никаких неприятных визитов. Инспектор был очень благодарен ее сиятельству, потому что ему было бы неловко беспокоить мисс Твиттертон, да и, в сущности, личный осмотр спальни ничего нового бы не дал. Тем более что вещи мистера Ноукса уже вынесли оттуда, все там было уже не так, как в тот злополучный вечер. Точно так же, как и в кухне, и в гостиной. Жаль, но никто в этом не виноват. Им пришлось прервать разговор, пришел доктор Крейвен и сообщил предварительные результаты осмотра. Инспектор хотел прежде всего знать, наступила ли смерть в результате падения, или мистер Ноукс был сначала убит, а потом его тело перенесли в подвал. Проблема в том, что на полу не было следов крови, хотя врач констатировал травму черепа в результате сильного удара. В доме побывало так много людей, что вряд ли можно было найти какие-нибудь следы или другие улики. Не заметили ли они в доме каких-то следов борьбы? Ничего? Мистер Кирк был очень благодарен Харриет за помощь.

Харриет сказала, что рада была помочь, и пробормотала что-то насчет ланча. Инспектор ответил, что закончит осмотр гостиной через несколько минут, поговорит с Макбрайдом по поводу финансовой стороны дела и освободит его тотчас же. Он тактично отказался от ланча, но сказал, что с удовольствием выпьет чашечку кофе на кухне. Когда доктор закончит, им, возможно, нужно будет еще раз встретиться, чтобы уточнить некоторые детали, которые дадут результаты вскрытия.

Много лет спустя леди Вимси говорила, что первые дни ее медового месяца вспоминаются, как сплошная череда мелких и больших неожиданностей, в перерывах между которыми ей подавали самые невероятные завтраки, обеды и ужины. Впечатления ее мужа были не такими четкими. Он вспоминал, что у него было постоянное чувство, что он слегка пьян, а вокруг витает легкий голубой туман. Неожиданные повороты капризной судьбы бросали его с вершины мира к самым низким проявлениям человеческой природы. Питер, насвистывая, стоял у окна. Бантер суетился в гостиной, подавал сэндвичи и кофе, стараясь одновременно ликвидировать последние следы визита мистера Пуффетта. Бантер узнал мелодию. Та самая, которую он слышал в первую ночь, когда они пытались превратить старый сарай в гараж для «даймлера»: веселенькая французская песенка. Никакая другая мелодия не могла быть более уместной в сложившейся обстановке, ничто не могло так оскорбить в мистере Бантере врожденные правила приличия. Бантер философски посмотрел на хозяина, вздохнул и спросил:

— Еще сэндвич, мистер Макбрайд?

(Молодая графиня в первый раз принимала гостей. Не все было гладко, но, в общем и целом, все правильно).

— Спасибо, достаточно. Очень вам благодарен, — Макбрайд допил последний глоток долгожданного пива и старательно вытер руки и уголки рта большим носовым платком. Бантер унес пустую тарелку и стакан.

— Надеюсь, вы успели хоть что-то съесть, Бантер?

(Хозяин всегда должен думать о своем слуге. Две самые важные вещи на свете: смерть и обед для слуги. Это был тот редкий случай, когда случилось и то, и другое).

— Да, благодарю вас, миледи.

— Думаю, они захотят осмотреть эту комнату тоже. Доктор еще не уехал?

— Думаю, он все закончил, миледи.

— Не думал, что они так быстро работают, — сказал Макбрайд.

Опять знакомый французский мотив. Возмущенный мистер Макбрайд оглянулся. У него были собственные представления о приличиях. Бантер быстро пересек комнату и постарался привлечь внимание его сиятельства тихим покашливанием.

— Что, Бантер?

— Простите, ваше сиятельство. Но в такой грустный день…

— Что? О, простите. Я вам помешал?

Дерзкая усмешка, прятавшаяся в уголках его губ, была настоящим вызовом. Харриет спрятала улыбку и решила прибегнуть к женской хитрости:

— Дорогой, бедной мисс Твиттертон необходим хоть немного поспать.

— Да, конечно. Извините. Непростительное легкомыслие. Тем более в доме, в котором случилось такое ужасное несчастье. — И опять в его глазах появилась дерзкая упрямая усмешка. — Хотя, положа руку на сердце, не думаю, что кто-то… что кто-то действительно несчастлив.

— Ну, что вы! — сказал Макбрайд. — А Кратчли? А его сорок фунтов? Думаю, что парень глубоко и искренне скорбит.

— Ах, вы об этом? — ответил его сиятельство. — С этой точки зрения, главным плакальщиком у нас должны быть вы.

— Не думайте, что после всего случившегося я потеряю сон и аппетит, — парировал Макбрайд. — Это не мои деньги, — честно объяснит он, затем встал, открыл дверь и выглянул в коридор. — И сейчас я думаю только о том, как бы побыстрее отсюда убраться. Я должен встретиться с мистером Абрахамсом. Жаль, что у вас нет телефона. — Он помолчал. — На вашем месте я бы тоже не слишком переживал. Насколько я понимаю, погибший был порядочным негодяем.

Он вышел. На душе у всех стало немного легче, как будто из комнаты, где лежал покойник, вынесли траурные венки.

— Боюсь, он прав, — задумчиво сказала Харриет.

— Совершенно справедливое замечание, — весело сказал Вимси. — Я вообще стараюсь не испытывать к погибшему особой симпатии, когда расследую убийства. По-моему, это дурной тон.

— Но Питер, неужели ты должен расследовать это грязное дело?

Бантер собрал грязную посуду на поднос и направился к двери. Это, к сожалению, неизбежно, подумал он. Но пусть они сами разбираются. У него собственные соображения на этот счет.

— Я, конечно, не должен, но, наверное, я им займусь. Расследование действует на мой мозг, как наркотик. Я просто не смогу удержаться.

— Даже сейчас?! Но они не могут требовать этого от тебя! У тебя есть право на личную жизнь. Хоть иногда. И это какое-то мелкое и подлое преступление, мерзкое и мелочное.