Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Согласно воле завещателя лицей предназначался давать образование обедневшим дворянам, но на самом деле был открыт и для лиц других сословий, окончивших гимназический курс. В течение трех лет обучения лицеистов приготовляли к гражданской службе: к занятиям в казенных палатах и присутственных местах — камерах. Поэтому основу лицейского курса составляли камеральные науки: политическая экономия, статистика, сельское хозяйство, технология, лесоводство, землемерие, наука о торговле, законы казенного управления и финансы. Преподавались также юридические науки: государственные законы и учреждения, законы государственного благоустройства и благочиния, гражданские и уголовные законы с их судопроизводством. Для лучшего уразумения камеральных наук лицеистам читались физика, химия, зоология, ботаника и минералогия. Учебных дисциплин было много, а профессоров по штату полагалось только шесть. Поэтому каждому из них приходилось вести по три, четыре, а то и по пять различных предметов. Так, зоологию, ботанику и минералогию преподавал один и тот же профессор. Другой читал технологию, сельское хозяйство и лесоводство.

Вступая в должность директора, Ляпунов видел в лицее прежде всего новое поприще для приложения своих сил. Учебное заведение достаточно мало, рассуждал он, чтобы одному человеку можно было целиком объять различные его стороны, и с тем вместе оно довольно необычно, чтобы возбуждать интерес к делу. Уму его представлялась ободряющая перспектива: следуя по стопам Лобачевского и Симонова, копировать их административную и организаторскую деятельность. Разве забыл он, сколько усилий употребил Симонов на устроение астрономической и магнитной обсерваторий! А как неутомим был Лобачевский в своих стараниях о благоустройстве университетском, начиная с упорядочения библиотеки и кончая строительством новых учебных зданий! Конечно, лицей не университет, масштабы совсем не те, но ведь и он не Лобачевский, фигура куда скромнее. Тем не меньше характер его задач тот же: библиотеку надлежит привести в возможный порядок, и кабинетами надобно призаняться. Все пять кабинетов — физический, зоологический, минералогический, технологический и сельскохозяйственный, да еще химическая лаборатория оборудованы не так, как бы следовало. С такими мыслями предался Ляпунов хлопотам поновления и переустройства.

Взаимоотношения у директора с профессорами не могли быть простыми. Михаил Васильевич пришел в уже сложившееся общество преподавателей, среди которых многие были старше и опытнее его. А по инструкции ему полагалось их контролировать, ежедневно посещая лекции, осуществлять надзор за направлением и духом преподавания. Каждый учебный предмет, каждый профессор должны были постоянно пребывать в поле его зрения, ибо, как сказано в инструкции, «за всякое не открытое благовременно предосудительное чтение лекций отвечает директор лицея». Но можно ли с успехом поверять дело, в котором сам никак не смыслишь? Обстоятельства службы призывали Ляпунова в круг новых, необычных для него интересов и знаний. Библиотека его умножается сочинениями на русском, немецком и французском языках по философии, истории, этнографии, политической экономии, литературе.

То-то удивился бы покойный Иван Михайлович, когда б обнаружил на книжных полках своего питомца «Космос» и «Картины природы» Гумбольдта, «Новый опыт о человеческом разуме» и «Рассуждение о метафизике» Лейбница, «Эпохи природы» Бюффона, «Историю философии» Бауэра, «Историю индуктивного знания» Дробиша и многие другие труды отнюдь не из области точных наук. Свободными вечерами просиживает Михаил Васильевич за книгами допоздна, восполняя недостаток в знаниях, сосредоточенных прежде исключительно в астрономии и математике. Эти изучения открыли его уму доступ в такие отрасли науки, которыми он ранее пренебрегал. Свидетельством новых интересов Ляпунова остались найденные после его смерти многочисленные выписки из философских, исторических и географических трудов, а также автографы, посвященные таким, к примеру, вопросам, как значение классического образования.

Погруженный в основательно ведомое им дело самообучения, Михаил Васильевич переложил заботу о воспитании детей на плечи жены. И с чего ж было ей начать, как не с музыки — непременной отрады души своей! Быть может, натолкнул ее на это необычно ранний интерес Сережи к игре на фортепиано. Еще не умея хорошо говорить, требовал он порой, чтобы мать исполняла полюбившиеся ему пьесы. Когда мальчики несколько подросли, Софья Александровна стала объяснять им деление нот, их расположение на линейках, составляла первоначальные упражнения для пальцев. В скором времени до многочисленных обитателей лицея стали доноситься из директорской квартиры робкие, неуверенные звуки, исторгаемые пианино.

ЗАВЕРШЕНИЕ ДЕЛ

Сверх всякого ожидания статья показалась ему недурной. По крайней мере против той, что довелось читать в предыдущем номере «Ярославских губернских ведомостей». Сейчас все взялись за перо: положение лицея составляет для ярославского общества событие, и каждый считает возможным упражнять свой разум на этот счет. Отовсюду слышны мнения, их говорит всякий. В местной прессе то и дело появляются статьи, в которых живо обсуждается вопрос: быть или не быть лицею? Тон их до того между собою несходен, что у рядового читателя, должно быть, голова пошла кругом от обилия планов и суждений. Но наконец-то Ляпунов встретил созвучные своей душе мысли. Соображения, высказываемые автором, вполне сообразны его собственным выводам.

Что дело уж давно не так идет — ни для кого не новость. По прошествии тех семи лет, что Ляпунов пребывал в должности директора, состояние лицея приняло худший вид. Сводить концы с концами становилось год от году тяжеле и тяжеле. Могло ли так продолжаться и далее? Все сходятся на том, что пора положить сему предел. Но вот какие взять исправительные меры — тут нет единодушия, всяк держится своего особого взгляда.

Давно ли полагал Ляпунов, что жизнь его покойно и надежно устроена? А ныне не мог он с уверенностью судить даже о завтрашнем дне. Такая совершенная неопределенность гасит всякое воодушевление. Прошедшие годы настойчиво пытался Михаил Васильевич укрепить лицей на более прочном основании, но не успел в том нимало. Обстоятельства оказались сильнее. Теперь уж и сам директор не сомневается в том, что дальнейшее существование Демидовского лицея при настоящем его характере сделалось невозможным.

С такой именно фразы и начал Ляпунов свое выступление на последнем заседании лицейского совета. Да, именно так: сделалось невозможным — намеренно повторил он тогда и оглядел членов совета и приглашенных представителей губернского дворянства. Некоторые смотрели на директора с плохо скрываемой тревогой, другие — упершись в него прямым недоверчивым взглядом, третьи казались рассеянными или задумчиво-выжидательными. Вся беда в том, что интересы присутствующих были настолько несогласны, что невозможно было собрать среди них сколько-нибудь многочисленную партию единомышленников.

— Не знаю, всем ли известно, как сильно уменьшилось количество воспитанников лицея за последние годы? — продолжал Ляпунов. — Во всяком случае, могу сказать, что если в половине пятидесятых годов в лицее обучалось около сотни студентов, то ныне их у нас только 34. Напрашивается закономерный вопрос: стоит ли держать особое учебное заведение ради такого ничтожного количества выпускников?

— Стало быть, при вашем именно директорстве, господин Ляпунов, наблюдается столь резкий упадок? — раздалось язвительное замечание одного из представителей местного дворянства.

Михаил Васильевич пропустил недоброжелательный выпад и покойно отвечал:

— Ежели все зло только во мне, то дела лицея куда как благоприятны. Достаточно освободиться от нынешнего директора, и все устроится само собой. Но мыслю, не я лично причиной тому, что общественное сознание не доверяет лицеям. В таком же положении, как объяснил мне наш попечитель, находятся и Нежинский и Одесский лицеи. Не имеют в теперешних обстоятельствах лицеи условий жизненности…

15
{"b":"162226","o":1}