— Да, но ты не любил Мартина, Ник, поэтому не делай вид, будто он тебе нравился.

— Нет, не любил, но это личное. Я думал, парень просто глупец. И честно говоря, в какой-то момент совершенно не верил, что миссис Филдинг говорила правду, обвиняя его в попытке украсть ее антиквариат. Я-то считал, что он чист как стеклышко… чертовски хорош… фактически… мечта каждой молодой женщины. — Улыбка стала более язвительной. — Считал и до сих пор считаю, ведь это не соответствовало денежным аппетитам Хилея, что все это — старческая болтовня миссис Филдинг. Единственной причиной моего прихода к вам было то, что я не мог не поддаться соблазну осадить его, сбить спесь. Безусловно, я не смог понять, на что он действительно готов. Даже когда Симон Фарли сказал, что в баре этот красавчик дал два липовых чека, и попросил разобраться с этим спокойно, мне никогда не приходило в голову, что Мартин — профессионал. Если бы пришло, я подошел бы к этому совершенно по-другому. Возможно, тогда вы не потеряли бы свои деньги, а ваш муж был бы жив.

— О, ради Бога! — Селия с такой силой потянула Берти за уши, что он вздрогнул. — Не вини себя, пожалуйста.

— Почему нет? Будь я старше и мудрее, делал бы свою работу лучше.

С нежностью, не свойственной для нее, Селия дотронулась до плеча Ингрема:

— У меня хватает проблем, чтобы едва справляться со своим чувством вины. Не могу принять на себя ответственность за твою вину, а также за вину Мэгги. Мэгги говорит, отец упал замертво, потому что она накричала на него. По моим воспоминаниям, он две недели был в запое, а затем скончался после пьяного припадка в своем кабинете. Если верить моему сыну, то наш глава семейства умер от разрыва сердца, потому что мы с Мэгги относились к нему как к ничтожеству. — Она вздохнула. — Правда в том, что он был хроническим алкоголиком с больным сердцем и мог умереть в любой момент, хотя понятно, что поведение Мартина не способствовало его хорошему самочувствию. И украдены были не деньги Кейта, а мои. Мой отец оставил мне десять тысяч фунтов по завещанию двадцать лет назад, а мне удалось превратить их в сто тысяч, потому что я играла на фондовой бирже. — Она нахмурилась, раздраженная воспоминаниями, а затем резко сжала плечо Ингрема. — Смешно. Но когда все сказано и сделано, единственным, кого можно обвинить, остается Роберт Хилей, и я отказываюсь позволить кому-нибудь еще возложить на себя ответственность за это.

— Вы имеете в виду себя и Мэгги или сами собираетесь жить, посыпая голову пеплом, чтобы и мы ощущали бремя вины?

Селия задумчиво смотрела на Ингрема.

— Вчера я была права. Ты очень неприятный молодой человек. — Она указала рукой на дверь: — Убирайся и принеси какую-нибудь пользу. Помоги моей дочери.

— Она прекрасно справляется с работой. Я лучше постою и полюбуюсь.

— Я не имела в виду покраску кухни.

— Я тоже, но ответ все равно такой же.

Она безучастно всматривалась в него какое-то время, затем хрипло рассмеялась.

— По принципу: если все само идет в руки, чего же еще ждать?

— До сих пор это срабатывало. — Он легонько коснулся ее руки. — Вы отважная леди, миссис Джей. Мне всегда хотелось получше узнать вас.

— О, ради всего святого, уходи побыстрее! Я начинаю думать, что Роберт Хилей — младенец по сравнению с тобой. — Она погрозила ему пальцем. — И не называй меня миссис Джей. Это унижает мое достоинство и заставляет чувствовать себя уборщицей. — Она закрыла глаза и глубоко вздохнула, словно решившись одарить его драгоценностями из королевской казны. — Можешь называть меня Селия.

Ник нашел Мэгги на кухне смотрящей в окно на лошадей, пасущихся на выжженном солнцем участке. Потолок покрыт слоем блестящей белоснежной эмульсионной краски, но к стенам еще никто не притрагивался, валик засыхал на поддоне.

— Взгляни на этих несчастных животных, — вздохнула Мэгги. — Думаю, пора позвонить в Королевское общество защиты животных от жестокого обращения, чтобы призвать их хозяев к порядку.

— Что на самом деле беспокоит тебя?

Мэгги повернулась к нему с вызывающим видом.

— Я все слышала, — отчеканила она. — Я слушала за дверями. Думаешь, ты умный?

— В каком смысле?

— Мартин взял на себя труд соблазнить маму и только потом принялся за меня. В то время его тактика произвела на меня глубокое впечатление. Только потом я поняла, что лишь одно это должно было насторожить.

— Возможно, он считал, что ему будет проще начать с нее, — тихо произнес Ник. — Она хорошая, твоя мама. И запомни, я не намерен соблазнять тебя. Это как с боем прокладывать себе дорогу через колючую проволоку длиной полмили — болезненная, безотрадная и чертовски тяжелая работа.

Она наградила его улыбкой, исказившей ее лицо.

— Ну, не жди, что и я стану обольщать тебя, — выпалила Мэгги, — потому что тебе пришлось бы ждать целую вечность!

Он поднял валик с поддона и поднес его к раковине, включил воду и подержал его под струей.

— Поверь, я даже не помышляю об этом. Боюсь, у меня будет сломана челюсть.

— У Мартина не возникало такой проблемы.

— Нет, — сухо подтвердил Ник. — Но у него была бы проблема с человеком до тех пор, пока были деньги. У твоей матери есть металлическая щетка? Нам нужно соскрести засохшую краску с поддона.

— Нужно поискать в подсобке.

В напряженной тишине она наблюдала, как Ник роется в четырехлетних завалах в поисках нужных вещей.

— Ты такой лицемер, — вдруг сказала она. — Только что потратил полчаса, стремясь повысить чувство собственного достоинства моей матери, уверяя ее в том, как она заслуживает любви, а меня сравниваешь с человеком-слоном.

Раздался приглушенный смех.

— Мартин не спал с твоей матерью.

— Какая разница?

Он появился с ведром, полным негодного тряпья.

— Меня беспокоит, что ты спишь с собакой, — сурово буркнул Ник. — И меня волнует, смогу ли я простить этого подонка.

Мэгги растерянно уставилась на него, затем разразилась смехом:

— Сейчас Берти в постели у мамы.

— Я знаю. Он почти самый плохой сторожевой пес.

Ник вытащил тряпки из ведра и поднял их, разглядывая.

— Что это, черт подери?

Еще взрыв смеха.

— Это шорты моего отца, идиот. Мама использует их вместо тряпок, потому что они ничего не стоят.

— О, хорошо.

Он поставил ведро в раковину, чтобы наполнить его водой.

— Могу понять логику. Твой отец был крупным человеком. Здесь достаточно материала на три пары. — Он вытащил из кучи пару боксерских шортов в полоску. — Или для обтяжки складного стула, — задумчиво закончил он.

Ее глаза подозрительно сузились.

— Даже не помышляй воспользоваться подштанниками моего отца, чтобы соблазнить меня, ты, ублюдок! Или я вылью тебе на голову ведро воды.

Он усмехнулся:

— Это не совращение, Мэгги, это ухаживание. Если бы я захотел соблазнить тебя, я принес бы несколько бутылок бренди. — Он поднял боксерские шорты и принялся внимательно рассматривать. — Однако… если ты полагаешь, что это будет эффективно?..

Джон Гелбрайт остановился рядом с машиной Уильяма Самнера на улице Чичестера и заглянул через стекло в салон. Погода стояла прекрасная, тепло от нагретой солнцем крыши автомобиля согрело лицо. Он пошел по дорожке к квартире Анжелы Самнер и позвонил в дверной звонок.