— Ооо, мистер Габор, — английские слова в блестках среднеевропейского акцента. — Вы должны принять мои извинения за запоздалость.

— Хорват-ур, — отвечает Чарлз целиком на венгерском, — пожалуйста, не извиняйтесь. Мы с мисс Тольди замечательно и содержательно общались.

Император застывает в нарочитом изумлении. Свита тоже замирает, и император выдает красноречивую гримасу удивления, затем общепринятые жесты восхищения.

— Это чудесно, — восклицает он по-английски. — Вы гениально говорите по-венгерски. Волнительные это времена, когда лучшие молодые американцы говорят по-венгерски.

Три помощника признательно склабятся, а мисс Тольди во I лаве стола улыбается и расслабляется в присутствии своего героя.

Старый, которому нужны деньги молодого, жмет руку молодому, которому нужно место старого, и они продолжают свой учтивый танец. Оба опускаются в кресла по разные стороны длинного стола. Перед Хорватом материализуется стакан, на вид — с молоком, в Чарлзовой чашке на его глазах снова появляется кофе. Мисс Тольди садится справа от Имре, трое сопровождающих по росту соскальзывают в кресла по левую руку; Чарлз в одиночестве против них.

Имре опять заговаривает по-английски — великодушный жест, дабы не истощать несомненно бедноватый у молодого американца запас венгерского:

— Мой дорогой мистер Габор, для нас честь приветствовать вам сегодня в нашем издательстве. Мы всецело в вашем распоряжении. Ваше путешествие, надеюсь, было..

Сценарий выдерживается неукоснительно (переключаясь с великодушного венгерского на великодушный английский, покуда первый, кто вернется к родному языку, не признает поражения, как если бы он согласился, что за ланч платит конкурент): имена трех помощников, ритуальный обмен визитками и их родоплеменное изучение, шутка насчет ритуального обмена и родоплеменного изучения визиток, Чарлз предлагает всем звать его Карой, Хорват отмечает совпадение, Чарлзов опыт путешествий, Вена, район, здание, клацанье типографских машин за звуконепроницаемым стеклом, вопросы о том, откуда молодой человек так безупречно (преувеличение, намеренно прозрачное) говорит по-венгерски, краткие пояснения о семейной истории, замечание о погоде и неизбежности замечаний о погоде, шутка, выдающая замечательный возраст и мудрость говорящего, который видел всякую погоду, какая только бывает, и не ожидает в жизни больше никаких сюрпризов; гравюры на стенах.

— Вот это, — неспешная рука гладит стекло, покрывающее обрамленные стихи, — написано про эту самую фирму, про нашу типографию «Хорват», когда она была молода и еще, конечно, в Будапеште. Один великий поэт захотел рассказать миру, как мы…

Дальнейший рассказ не проясняет ничего; Чарлз понимающе кивает.

— …но конечно, это древняя история, стариковские небылицы, вы приехали в такую даль, чтобы обсудить дело, а я тут… — Притворно-смиренное признание того, что неинтересен; лукавое заявление, полуподсознательно хвастающее собственной оплошностью, а на самом деле приготовленное, дабы подсветить имеющийся здоровый аппетит к коммерции. Завершение вступительных разговоров, сверкающий прелестный ранний поезд на Иннсбрук пока не стал невозможностью.

— Вы очень добры, Хорват-ур. — Чарлз продолжает говорить по-венгерски. — Я здесь, конечно же, по заданию моей фирмы…

Старик кивает Чарлзову честному признанию; он только представляет других, более могущественных людей с деньгами.

— …услышать побольше о вашей фирме и о том, как конкретно мы можем быть вам полезны.

Чарлз соображает, как будут восприняты его слова, и договаривает:

— Мой отчет и определит дальнейшие шаги нашей фирмы в этом направлении.

Чарлзовы вопросы один за другим прыгают со страниц блокнота, куда он натолкал их вчера вечером. Пока вопросы скачут по столу, Имре хвалит их, чарует их, выпускает потанцевать перед ними видения истории и тирании, храбрости и коварства, приводит их в восприимчивое настроение и затем дает кому-то из помощников задание сообщить необходимые детали, пока изнуренный вопрос не проплывет обратно в блокнот, чтобы дать место свежей мощи и глубине следующего. Вопросы на венгерском зондируют оборотные средства, основной капитал, сети распространения, число сотрудников, каталоги и номенклатуры, балансовые отчеты и производственные планы, логистику поставок и производст-пенные издержки; ответы на английском говорят о случаях и истории, о личностях и о предках, драматических событиях, диктующих трудные решения, и вынужденных решениях, приносящих неожиданные плоды. Всякий раз Имре по-английски льстит венгерскому заданного вопроса, а Чарлз по-венгерски льстит английскому Хорватовых анекдотов, покуда один из помощников, следом за боссом прибегая к рубленому металлическому английскому, не начнет докладывать сведения, о которых и спрашивал Чарлз.

— Глубокий вопрос, юный Карой. Наша финансовая отчетность в вашем полном распоряжении. Детали вашего вопроса граничат с областями, которые мы начинаем изучать довольно плотно, ведь мы готовимся к великому шагу — обратно на родину.

Так постепенно Чарлзу дают понять, чего же именно Имре хочет от Чарлзовой фирмы.

Последние тридцать с чем-то лет существуют две типографии «Хорват»: большая в Будапеште, национализированная коммунистами без всякой компенсации в 1949-м, и малая в Вене, открытая заново Хорватом после его бегства из Венгрии в 1956-м. Теперь Хорвату, как жертве национализации 1949 года, новое демократическое венгерское правительство предоставляет символическое возмещение его потерь в 1949-м, символическую сумму в ваучерах, которые можно употребить только на выкуп национализированной собствен ности (своей или чужой) или во что-нибудь вложить на новой шаткой Будапештской бирже. Хорват ищет солидных внешних инвестиций, чтобы слить со своими жалкими ваучерами и в итоге предложить достаточную цену и выкупить обратно все, что отняли у его семьи в 1949-м, переоснастить возвращенное производство по стандартам 1990-го, объединить здоровое прибыльное предприятие в Вене с восстановленным предприятием в Будапеште и снова сделать «Хорват Киадо» вербальной памятью венгерского народа.

— Ооо, мистер Габор, это Государственное приватизационное агентство — миленькое название, правда? Может, мои ваучеры прибудут с извинениями? Иди с поздравительной открыткой от моих надзирателей? Может, окажется, что мне отдают ваучеры, а мою типографию уже продали какому-нибудь жалкому пострадавшему зеленщику? Так что мы должны действовать со скоростью, вы и я. Но Балаж… — Хорват кивает на самого рослого помощника (все равно ниже, чем внушительный Имре), — …знаток в делах математических. Балаж, что ты скажешь на умный вопрос Кароя?

И молодой венгр, который живет и работает на своего кумира в Вене, по-английски сообщает американцу финансовые данные, которые тот запросил. И вокруг ответов Балажа витает то же презрение и та же истая вера, что исходили от Кристины Тольди, — ни одного жесткого слова, не обсуждается вообще ничего, кроме актуальных и прогнозируемых цифр, но, кажется, Чарлзов бунт, его нежелание низко склониться перед сидящим тут богом, оскорбляет в комнате всех, кроме самого живого кумира.

— Здесь, в Вене, мы, как видите, процветаем. Но гораздо важнее, что мы выжили и блюдем наш долг: мы остаемся памятью нашего народа, и все эти сумрачные сорок лет это было важнее, чем когда-либо прежде. Мы издатели всех классических венгерских писателей и поэтов на десяти языках. Полный каталог «Хорват Киадо», собранный за почти два столетия, — мы гарантировали, что они не пропадут из виду, даже когда их запретили на родине. Разумеется, мистер Габор, вы понимаете важность такого достижения.

— Более чем. Ваши книги стояли на полках у моих родителей в Кливленде, Хорват-ур, — отвечает Чарлз. — Я вырос на ваших изданиях.

Хорват радостно улыбается и растопыривает пальцы как можно шире, давая молодому увидеть, какая сила в его старых руках.

— Значит, у нас получилось, и я очень полон гордости.

— Но приносит ли это устойчивую прибыль с возможным ростом — продажа одной классики?