Окрыленный своими успехами, Лютер нацелился и на более крупную дичь, которую присмотрел в лице курфюрста Альбрехта Майнцского. Курфюрст оказывал покровительство Гуттену, принимал у себя Капитана и к тому же вел светский образ жизни, внушавший Лютеру определенные подозрения по части нравственности. Атака началась с письма, похожего по содержанию на предыдущие, будоражащего воображение и вместе с тем обращенного к доводам рассудка. Не забыл автор и о финансово-политических выгодах. Если архиепископ откажется от своей принадлежности к духовному сословию (так или иначе обреченному на вымирание) и обзаведется законной супругой, он сможет превратить курфюршество в светское государство. Заканчивается письмо патетическим призывом: «Нет ничего ужаснее для человека, чем дожить до самой смерти, так и не познав женщины! Если б еще он не испытывал искреннего стремления к женитьбе! И что же ответит он Господу, когда Господь скажет ему: «Я дал тебе пол не для того, чтобы ты жил одиноким. Где же твоя жена?»

На сей раз все красноречие Лютера пропало даром. Курфюрст хоть и вел светскую жизнь, но отличался прочной верой, а честолюбивые замыслы не мешали ему хранить верность Церкви. Поэтому он с презрением отмахнулся от эротической рекламной кампании, раздутой Лютером. Привыкший к успехам краснобай почувствовал себя уязвленным. Он ждал долгих 13 лет, пока ему не подвернулась возможность опубликовать сочинение под названием «Против архиепископа Магдебургского, кардинала Альбрехта». Между тем курфюрст восстановил в Эрфурте католичество, вступил в католическую лигу Десау, а затем Шпайера и в конце концов по настоянию легата Морона и иезуита Пьера Лефевра, сподвижника св. Игнатия Лойолы, провел на территории своего государства католическую реформу.

Лютер никогда не смог бы считать свою миссию исполненной, если бы обошел вниманием женские монастыри, поскольку монашеские обеты таили для женщин не меньше вреда, чем для мужчин. Он вовремя позаботился о том, что-бы его труды проникли и. в женские обители. Потраченные усилия не пропали даром. В марте 1523 года он узнал, что целая группа молодых цистерцианок из монастыря в Нимбшене, близ Гриммы, более или менее прониклась светом его учения о монашеских обрядах. В основном это были девушки из аристократических семейств, помещенные в монастырь родителями и не чувствовавшие к религии никакого призвания. В монастыре они откровенно тосковали и мечтали о светской жизни.

Лютер решил помочь им бежать. Первым делом он нашел умелого подручного, которым стал Леонард Коппе — муниципальный советник из Торгау. Для проведения рискованной акции последний выбрал пасхальную ночь, когда в монастыре никто не спал, а потому снующие по коридорам монахини ни в ком не могли вызвать подозрений. Участвовать в авантюре согласились 12 монахинь. Трое из них знали, куда податься, но девять остальных, боявшихся возвращаться в лоно семьи, пришлось перевезти в Виттенберг. Кое-кого удалось пристроить в семьи, других поместили в монастырь августинцев, практически опустевший. Среди этих последних оказалась и Магдалена фон Штаупиц, племянница бывшего старшего викария.

Дело получило огласку, и Коппе призвали к ответу. Лютер написал ему письмо, которое постарался сделать достоянием гласности. «Этот безумец Коппе, скоро услышите вы отовсюду, действовал по указке монаха, обвиненного в ереси и отлученного от Церкви. Он не только вырвал из стен монастыря девять монахинь, но и заставил их забыть о взятых на себя обетах. Вас станут именовать похитителем. Да, вы похититель, но только подобный Христу, ибо вы похитили эти несчастные души из темницы людской тирании. Вы совершили этот поступок в знаменательный день, в самый день Пасхи, когда Христос разрушил стены других темниц». Пример оказался настолько заразительным, что ему последовали сразу в нескольких монастырях Саксонии. Из Видерштеттена удрали сразу 16 монахинь. Пятеро из них нашли приют у графа Альбрехта Мансфельдского, остальные присоединились к беглянкам, скрывавшимся в Виттенберге.

Лютер не мог не ухватиться за столь удачное дело в целях дальнейшей пропаганды своих идей. Одного письма к Коппе ему показалось недостаточно. Не прошло и трех недель после последнего крупного побега, как в свет вышло его сочинение, озаглавленное «Почему девы имеют святое право покидать монастырь». По мнению автора, на тысячу монахинь едва ли найдется одна, принявшая обет по собственной воле. Почему так происходит? Объяснение все то же: «За исключением особ, наделенных редкостным, выдающимся даром, обычная девушка не может обходиться без мужчины, как не может она обходиться без еды и питья, без сна и удовлетворения иных своих потребностей. Причина этого кроется в том, что деторождение является такой же глубокой надобностью нашей природы, как утоление голода или жажды. Вот почему Бог снабдил наши тела особыми органами, создал каналы, и семя, и все остальное, предназначенное для исполнения этой цели. Из этого я делаю вывод, что монахини, принуждаемые к целомудрию в стенах своих монастырей, покоряются чужой воле, тогда как на самом деле они страдают от отсутствия мужчин. Но, исполняя не свою, а чужую волю, они губят себя не только для этой жизни, но и для жизни будущей; познав ад в земном бытии, они не избегнут адской бездны и в мире потустороннем. Насильно навязанное целомудрие не в состоянии побороть природу. Как ни неприятно мне говорить об этом, но печальная необходимость требует, чтобы я ясно заявил: если природное истечение не попадает в плоть, оно марает рубашку». Удивительно деликатное объяснение богословской премудрости! Впрочем, раз автор не верит в целомудрие своих слушателей, чего стесняться? Только почему же монахини от стыда за свой поступок боялись ходить к исповеди и в результате восставали против Бога? Выходит, ими руководил не Бог, а дьявол?

Некоторое время спустя в Виттенберге появилась еще одна монахиня, Флорентина фон Обервеймар, сбежавшая из обители в Ной-Гельфте, близ Эйслебена. Это был прославленный монастырь. Здесь в XIII веке под руководством св. Гертруды фон Гаккеборн создавали свои пламенные произведения две выдающиеся представительницы мистической мысли — св. Гертруда Великая и св. Мехтильда фон Гаккеборн. В их сочинениях нашло выражение то духовное единство и та глубокая вера, которыми отличалась жизнь общины цистерцианок. Но в XVI веке этому религиозному горению пришел конец.

Сестра Флорентина, наверняка хорошо знакомая с бесценными традициями своего монастыря, с трудом соглашалась принять учение доктора Лютера о монашеских обетах. Зато она охотно рассказала ему свою историю. Оказывается, она любила тайком читать книги, но ее застали за этим занятием и сурово наказали. Она чувствовала себя ужасно несчастной. Однажды монахиня, которая запирала ее в келье, случайно оставила дверь открытой. Флорентина воспользовалась подвернувшейся возможностью, бежала из монастыря и явилась в Виттенберг. Лютер расценил ее рассказ как неоспоримое свидетельство чуда и божественное знамение, указывающее на то, что ему следует продолжать начатое дело. Так на свет появилось еще одно сочинение — «Как Бог пришел на помощь монахине». Не приходится сомневаться, что на простых людей жалобный рассказ о судьбе несчастной девушки произвел куда более сильное впечатление, чем теоретические изыскания о свободе воли.

Почему же сам Лютер не спешил жениться? Он, так активно толкавший к браку и своих друзей, и знакомых епископов, и незнакомых священников, и даже монахинь? Вот уже в течение четырех лет он без устали повторял каждому встречному, что брак является необходимостью, что безбрачие невозможно, что для каждого мужчины, способного к супружеству, избегать совокупления с женщиной значит наносить оскорбление Богу. Чем же объяснить его собственное поведение? Либо он такой способностью не обладал, либо грешил против Святого Духа... Почему, потратив столько лет на откровения по поводу собственных вожделений, живописуя в письмах и устных проповедях жаркий пламень желания, настоятельно требующий удовлетворения, сам он продолжал оставаться во власти этой неутоленной жажды? Разве не он во всеуслышание провозгласил многократно повторенные призывы: «Тело требует женщины и нуждается в ней»; «Мы созданы для брака, и Богу неугодно, чтобы хоть кто-то из нас оставался одиноким»? Почему он, столь заботливо пекшийся о благополучии других, сам упорно сопротивлялся исполнению божественного закона?