Таким образом, окончательное решение о том, оставаться ли всему народу в лоне католицизма или переходить в лютеранство, принадлежало князю. Поэтому какие бы планы ни строила Церковь Духа, главную роль в их осуществлении предстояло сыграть светской власти. Что касается курфюршества Саксонского, то здесь процесс разрушения католической веры пошел особенно быстрыми темпами после смерти Фридриха, скончавшегося 5 мая 1525 года. В законном браке он не состоял, а дочь и два сына, прижитые им от любовницы, претендовать на титул не имели права. Поэтому наследником Фридриха стал его брат Иоганн, всецело преданный идеям Лютера. В своем письме, составленном в едва ли не угрожающем тоне, последний потребовал от нового государя сурово покарать «идолопоклонников» и положить конец «мерзости под названием месса». С согласия Иоганна он наметил в общих чертах новый порядок государственного устройства: церковные земли, лишившиеся владельца, переходили в собственность князя, который взамен обязался гарантировать финансовую поддержку нового духовенства; отправление религиозного культа обретало форму общественного мероприятия, подконтрольного гражданской власти; наконец, князь отвечал за ликвидацию любых «пережитков» католицизма.

Нюрнбергским католикам повезло меньше, чем их единоверцам в Эрфурте. Император, все внимание которого поглощала постоянная война с королем Франции, не мог служить им надежной защитой. Как и в Виттенберге, источником пропаганды новых идей стал монастырь августинцев, а среди особенно ярых ревнителей его выделился Андреас Озиандер. Заручившись поддержкой секретаря городского совета Лазаря Шпенглера, он сумел добиться принятия дискриминационных мер, направленных против священничества и монашества: запрета служить мессу, отправлять религиозные культы и заниматься пропагандой католического вероучения. Изгнав из монастыря кларисс их духовника, Озиандер отныне ежедневно являлся собственной персоной к монахиням и проповедовал им Евангелие от Лютера. Из восьмидесяти монахинь не дрогнула ни одна. Принимать в монастырь послушниц им запретили сразу, однако и после этого клариссы продолжали вести привычный для себя образ жизни, по-прежнему служили традиционные службы, пока их община не умерла тихой смертью от отсутствия прилива свежих сил.

Вмешательство муниципальных советов вольных городов в решение вопроса свободы совести стало общим правилом. Так, в Страсбурге был принят закон, под угрозой самых суровых наказаний запрещавший католикам любые публичные выступления, в том числе в печати, против Реформации. Примеру Страсбурга вскоре последовал Кольмар: сочинениями Лютера здесь торговала каждая книжная лавка, зато труды настоятеля монастыря августинцев Гофмейстера, направленные против Лютера, подлежали немедленному изъятию. В Люнебурге Регий сумел склонить на сторону Реформации большинство в муниципальном совете и добился принятия закона, в соответствии с которым каждого жителя города, отказавшегося перейти в лютеранство, ожидала ссылка. Занятно, что он сам некоторое время спустя, когда ряд пасторов обвинили его в ереси, пал жертвой этой меры.

Аналогичная политика экспансионизма распространилась и на университеты. В Базеле, где преподавал Эразм, большинство наставников сохранили верность католичеству. Должность ректора занимал здесь Людвиг Бер, выдающийся специалист по толкованию Священного Писания, которого Эразм, первым получивший докторскую степень в Сорбонне, называл своим учителем. После того как по городу прокатилась волна беспорядков и грабежей, организованных друзьями Лютера, городской совет перешел на сторону Реформации и назначил ректором Эколампадоса, прославившегося, в частности, тем, что именовал университеты «домами терпимости». В результате этой замены большая часть преподавателей покинула Базель, и университет, как писал Деллингер, «полностью обезлюдел».

Несколько иначе разворачивались события в Северной Германии. Здесь Реформацию возглавили высшие представители духовенства, которые и повели за собой покорную паству. Наиболее ярким примером такого «мутанта» может служить маркграф Альбрехт Бранденбургский-Ансбахский, двоюродный брат курфюрста Майнцского. Он приходился сыном Фридриху, маркграфу Ансбахскому (эта южногерманская земля входила в состав дома Гогенцоллернов) и братом курфюрсту Иоганну. Начавший свою карьеру кельнским каноником, он в 1511 году по рекомендации герцога Георга Саксонского был избран гроссмейстером Тевтонского ордена и в этом качестве не только возглавил рыцарский орден, но и стал принцем-регентом Пруссии, провозглашенной владением Святого престола. Пруссия, обращенная в христианство рыцарями за три века до этого, официально подчинялась Ордену, но фактически в ней распоряжались польские короли. Так, в середине XV века, когда городское дворянство подняло восстание против Ордена, оно обратилось за помощью именно к королю Польши. Рыцарям пришлось убраться из Западной Пруссии со столицей в Мариенбурге и оставить за собой только Восточную Пруссию, да и то под польским контролем. В качестве новой столицы гроссмейстер Ордена избрал город Кенигсберг. Таким образом, к 1511 году, выдвигая на должность гроссмейстера немецкого князя, дядю курфюрста Бранденбургского и двоюродного брата курфюрста Майнцского, в Ордене надеялись привлечь внимание императора к прусским землям и попытаться с его помощью освободить их из-под польского влияния. Однако ни голос крови, ни интересы нации не заставили императора обратить свой взор к Пруссии. Откуда было ему знать, что триста лет спустя по иронии судьбы именно прусскому королю придется восстанавливать великий германский рейх?

Лютер, на которого работала широко разветвленная разведывательная сеть, прекрасно знал о настроениях гроссмейстера Тевтонского ордена, как знал он и о более чем прохладном отношении последнего к религии. Реформатор пригласил гроссмейстера к себе для переговоров, и Альбрехт приехал в Виттенберг. Здесь Лютер расписал ему все выгоды, какие мог бы получить гроссмейстер, порви он со Святым престолом и сделайся единоличным хозяином в этой северной провинции. Решиться сразу Альбрехт не захотел, однако согласился принять у себя в Кенигсберге троих проповедни-ков — Бриесманна, Сператуса и Полиандера, которых Лютер снабдил всеми полномочиями в области религии. Пасторы не заставили себя долго просить и немедленно приступили к установлению в Пруссии новой веры. Под их непосредственным влиянием сразу двое епископов — Йорг фон Поленц (Самланд, Кенигсберг) и Эберхард фон Квайс (Померания) — примкнули к лютеранству и провозгласили свою независимость от Рима. Поскольку со стороны Альбрехта никаких возражений не последовало, фактически епископство превратилось в лютеранское. Еще более серьезный шаг Альбрехт совершил в ответ на очередную военную кампанию польского короля Сигизмунда. Отказавшись от мысли защищать свои владения, он 9 апреля 1525 года подписал с Си-гизмундом договор, по которому признавал себя наследным герцогом Прусским и принял сюзеренитет польского короля.

15 апреля новоиспеченный герцог уже выпустил указ об установлении в своих владениях реформированной религии. Все церковные земли переходили в собственность герцогства, а каждый, кто смел «противоречить Слову Божьему» (читай: пропаганде лютеранства), объявлялся бунтовщиком и подлежал тюремному заключению. Так одним росчерком пера гроссмейстер Тевтонского ордена и представитель папы римского приговорил к смерти католическую веру на всей территории Пруссии.

Что касается Церкви Духа, то она скончалась, не успев родиться. Судьбами Божьего народа отныне распоряжалась исключительно светская власть, провозглашенная единственным судией и владыкой видимого мира. Вскоре Матиас Флакий, служивший пастором вначале в Регенсбурге, а затем во Франкфурте, мог написать: «Пока духовенство (лютеранское. — И. Г.) предается приятному времяпрепровождению, полностью и добровольно покорившись земной власти, наша несчастная Церковь переживает такой упадок и такую слабость, что нередко случается видеть, как уверенные в своем праве члены городской управы пытаются — о мерзость! — подменить собой пасторов вплоть до их самых священных обязанностей. В прежние времена римские церковники посягали на власть правителей; теперь же князья и городские советы захватили власть над Церковью. В результате вместо одного папы у нас сейчас появилась тысяча пап — по числу князей, чиновников магистратуры и сеньоров». Пастор Штайнбаха Мельхиор Амбах вложил в уста Христа такую речь: «Князья-евангелисты из всего Моего учения запомнили лишь те слова, которые им понравились всего больше, слова, которыми утверждается их собственная власть. Они готовы ревностно защищать это учение, но лишь в той мере, в какой оно позволяет им увеличивать свои богатства и укреплять свое могущество. Они простирают свои жадные руки к церковному добру и раздают его своим дурно воспитанным детям, своим прихлебателям, бессовестным писакам и худшим из Моих врагов».