— Чтить себя мы и так заставим, дорогая! В частной беседе дон Христофор заверил меня, что одной тысячи опытных воинов будет достаточно, чтобы покорить все эти восточные страны. Надо немедленно обратиться к святейшему папе, чтобы он установил границы между нашими владениями и владениями короля Португальского. Это избавит нас от неприятных столкновений в будущем. Я уже говорил об этом с кардиналом, и он обещал повлиять на папу Александра.

— Надеюсь, распространение святой веры не будет забыто в этих переговорах? Горько видеть, как служители церкви пекутся о делах мирских, забывая о господе боге!

С минуту дон Фердинанд внимательно смотрел на свою жену.

Чутьем искушенного политика он уловил, что их мысли и чувства не совсем совпадают, и постарался поскорее низвести королеву с небес на грешную землю.

— Ваши дети, донья Изабелла, получат славное наследство, если мы закрепим за собой это последнее величайшее достижение нашей политики, — проговорил Фердинанд. — И ваши и мои владения перейдут к одному наследнику. Может быть, семейные узы, связывающие нас с Португалией, позволят нам объединить весь Пиренейский полуостров… Гранада уже закреплена за вами силой нашего объединенного оружия, а теперь судьба подарила нам целую восточную империю, которая обещает превзойти все, что до сих пор существовало в Европе.

— Разве у нас не общие дети, Фердинанд? — с упреком спросила королева. — И разве то, что благо для одного из нас, может быть злом для другого? Я полагаю, наши дети поймут, благодаря чему к их владениям присоединились новые обширные земли со множеством новых подданных, и сами увидят, что их важнейшая и первейшая обязанность — как можно скорее привести индейцев в лоно католической церкви!

— И все же земные блага надо защищать земными средствами! — ответил король.

— Вы правы, государь мой. Долг любящих родителей — заботиться об интересах своих детей.

Видя, что теперь Изабелла более расположена к разговору о политике, Фердинанд начал излагать ей свои соображения.

Около часа они обсуждали, какие меры следует прежде всего принять для ограждения их общих интересов. Затем король удалился в свои кабинет, где обычно работал допоздна, пока усталость не брала свое.

После ухода короля Изабелла в задумчивости посидела несколько минут, потом встрепенулась, взяла маленький серебряный светильник и по тайным, но хорошо ей известным коридорам прошла в опочивальню дочерей. Некоторое время она провела со своими детьми как ласковая, заботливая мать, затем, благословив их на сон грядущий, удалилась так же тихо, как пришла. Но, вместо того, чтобы вернуться к себе, королева направилась к другим покоям дворца. Перед низенькой дверью она остановилась и тихонько постучала.

— Войдите! — ответил женский голос.

Королева Кастилии толкнула дверь и очутилась в спальне своей верной подруги маркизы де Мойя.

Коротким жестом Изабелла отмахнулась от обычных знаков уважения к ее титулу; хорошо зная привычки королевы, донья Беатриса встретила ее по-дружески, просто, как равную.

— Дочь моя маркиза! — заговорила Изабелла, поставив на стол серебряную лампу. — У нас был такой многотрудный и радостный день, что я едва не позабыла об одном своем обещании. Твой племянник граф де Льера вернулся ко двору и держит себя так скромно, так осторожно, словно и не принимал участия в великом подвиге Колумба!

— Да, сеньора, Луис здесь, — ответила маркиза. — Но пусть другие судят, насколько он скромен и осторожен: я боюсь быть пристрастной.

— Меня его поведение радует. У другого юноши от таких успехов закружилась бы голова, да и не удивительно! Но я пришла поговорить о доне Луисе и твоей воспитаннице. После того как твой племянник выказал столько мужества и настойчивости, я не вижу больше причин препятствовать их браку. Ты, конечно, знаешь, что донья Мерседес дала мне слово не выходить замуж без моего согласия. Пусть же сегодня она будет так же счастлива, как и я! Я согласна на их брак, и даже больше: я хочу, чтобы она стала графиней де Льера, и как можно скорее!

— Ваше высочество всегда были добры ко мне и к моим родственникам, — сдержанно ответила маркиза. — Мерседес должна быть глубоко признательна вам за то, что даже среди всех этих важных дел ее царственная госпожа нашла время подумать о ней и позаботиться о ее счастье.

— Для этого я и пришла к тебе, друг мой, в столь поздний час! Сердце мое преисполнено благодарности, и я не засну, пока мое счастье не разделят все, кто мне дорог. Где твоя воспитанница? — Она простилась со мной перед самым вашим приходом. Я сейчас ее позову, чтобы она услышала о вашем решении.

— Нет, мы сами пойдем к ней, Беатриса. Новость, которую я ей несу, не может ждать!

— Она будет счастлива… выказать вам свое уважение, сеньора. К тому же долг повелевает…

— Знаю, маркиза, — прервала ее королева, направляясь к двери. — Я сама буду счастлива сказать ей обо всем, не откладывая. Показывай, куда нам идти! Дорога должна быть тебе известна лучше всех. И прошу без всяких церемоний. Будем скромны, как Колумб, когда он отправлялся в необъятный океан! Тем более что мы несем твоей воспитаннице такую же благодатную весть, какую генуэзец принес туземцам Сипанго. Коридоры — наши неведомые моря, и нам еще предстоит отыскать путь через все эти сложные переходы.

— Боже нас упаси, от столь поразительных открытий, какие сделал генуэзец! Что касается меня, то я до сих пор не знаю, верить мне всему, что я узнала, или не верить ничему!

— И неудивительно! События последних дней настолько необычайны, что многие чувствуют то же самое, — отозвалась королева, явно не понимая значения слов своей подруги. — Но впереди нас ждет еще одна радость: мы увидим счастье чистой девичьей души, которая прошла через все испытания, как подобает душе истинной христианки!

Донья Беатриса тяжело вздохнула, но не ответила. В это мгновение они вошли в маленькую приемную Мерседес и направились к дверям ее спальни. Здесь их заметила одна из служанок и бросилась к Мерседес, чтобы предупредить ее, но Изабелла, привыкшая обращаться со своей любимицей по-матерински просто, без церемоний открыла дверь и очутилась перед Мерседес прежде, чем та успела сделать хоть шаг ей навстречу.

— Дитя мое, я пришла исполнить приятный и почетный долг, — начала королева, усаживаясь и добродушно улыбаясь пораженной девушке, — Сядь здесь, у моих ног, и выслушай свою государыню, как слушала бы родную мать.

Мерседес с радостью повиновалась: сейчас она была готова на все, лишь бы не говорить самой!

Королева ласково обняла девушку и привлекла к себе. Мерседес поспешно спрятала лицо в складках ее платья. Усадив девушку таким образом, чтобы та не смущалась, Изабелла заговорила:

— Я должна похвалить тебя за верность своему долгу, дитя мое. Ты сдержала слово. Но теперь я хочу освободить тебя от твоего обещания: отныне твоя судьба в твоих руках. Я снимаю с тебя данный тобой обет. Той, которая так долго и терпеливо ждала, можно доверять. Мерседес не произнесла ни слова.

— Ты не отвечаешь, девочка? — удивилась королева. — Может быть, ты предпочитаешь, чтобы твоей судьбой распорядились другие? Хорошо! В таком случае, я, твоя государыня и родственница, повелеваю тебе исполнить мою волю и как можно скорее стать женой дона Луиса де Бобадилья графа де Льера!

— Нет, нет, сеньора, нет! Никогда, никогда! — проговорила Мерседес, и голос ее звучал едва слышно от волнения и оттого, что она еще глубже зарылась лицом в платье королевы.

Изумленная Изабелла подняла глаза на маркизу де Мойя. Лицо королевы не выражало ни гнева, ни неудовольствия: она слишком хорошо знала Мерседес, чтобы заподозрить ее в капризе или в притворстве, когда речь шла о столь глубоком чувстве. Изабелла была только удивлена и огорчена столь неожиданным оборотом дела.

— Ты что-нибудь понимаешь, Беатриса? — спросила она наконец. — Может быть, желая добра, я причинила ей горе? Видит бог, я меньше всего этого хотела! Неужели я ранила сердце этого ребенка? Мне казалось, мои слова принесут ей высшее счастье…