— Одну прядь ваших волос — вот все, чего я хочу, Луис, — ответила девушка. — Вы ведь знаете, я не нуждаюсь в драгоценностях!

— Если бы я думал, что вид моих спутанных волос доставит вам удовольствие, я бы отправился в плавание с тонзурой, как у священника, или обрился наголо, как неверный! Но у Бобадилья есть свои фамильные драгоценности, и невеста Бобадилья будет их носить. Это ожерелье, Мерседес, досталось мне от матери. Говорят, когда-то оно принадлежало королеве. Но из всех, кто его носил, вы будете самой достойной, любимая!

— Я не могу отказаться от вашего дара, Луис, — ответила Мерседес. — И все же я принимаю его с трепетом, потому что вижу в различии наших подарков разницу между нашими характерами. Вы выбрали блеск и роскошь, которые со временем ведут к пресыщению и никогда не дают полного удовлетворения, а я своим женским сердцем избрала постоянство. Боюсь, что какая-нибудь блестящая восточная красавица скорее вызовет ваше восхищение, чем скромная кастильянка, у которой нет иных достоинств, кроме верности и любви!

Юноша бурно запротестовал, и Мерседес подарила ему на прощание нежный и долгий поцелуй. Она разрыдалась на груди Луиса; в самый последний миг все ее чувства вырвались наружу, вся душа излилась в слезах. С трудом оторвался Луис от своей любимой. А вечером того же дня, в скромной одежде и под вымышленным именем, он пустился в путь к порту, где его уже ожидал Колумб.

Не следует думать, будто вся Европа следила за нашими мореплавателями. В ту пору еще не было газет, которые так быстро, с торгашеской деловитостью разносят по свету правду и, видимо, искони неотделимую от нее ложь. Лишь немногие избранные знали о предстоящем путешествии Колумба. Поэтому никто из придворных не обратил внимания на исчезновение Луиса де Бобадилья, а если кто и заметил его отсутствие, то подумал, что он отправился в один из своих замков или снова пустился скитаться по свету, за что его немало порицали, считая подобное времяпрепровождение недостойным знатного человека.

Что касается самого генуэзца, то его отъезд не мог пройти незамеченным. При дворе ходили неясные слухи о том, будто Изабелла заключила с ним какое-то соглашение, по которому мореплаватель получил такое высокое звание и такие привилегии, что вряд ли сумеет их оправдать всеми своими будущими заслугами. Остальные же участники готовящегося плавания были слишком незначительны, чтобы привлечь к себе внимание: об их отъезде на побережье знал только узкий круг их родственников и знакомых.

Несмотря на всю дерзость замысла Колумба и огромное значение предстоящих открытий, экспедиция снаряжалась в одном из самых незавидных портов Испании, который славился только своими лихими моряками да еще разве тем, что был расположен за Гибралтарским проливом и потому частенько страдал от нападений африканских пиратов. Впрочем, выбор пал именно на этот портовый городишко еще и потому, что его жители совершили какую-то провинность, за что на них вместо штрафа или пени было возложено обязательство предоставить в распоряжение правительства две каравеллы с полным экипажем сроком на год. Такого рода наказания были, видимо, в ходу в те времена, когда мореходство считалось в Испании чуть ли не тяжким оброком портовых городов и когда военные корабли служили главным образом для перевозки сухопутных войск.

Городишко Палос де Могер, на который была наложена такая контрибуция, считался заштатным даже в конце пятна дцатого века, а сегодня он и вовсе превратился в рыбачий поселок. Подобно многим местам, обделенным природой, он был населен людьми суровыми, смелыми и весьма предприимчивыми, — насколько позволяло их невежество. Здесь не строи ли больших тяжелых карак; бедность и традиции заставляли жителей Палоса ограничиваться более легкими каравеллами или совсем небольшими фелюгами. Вот такие две каравеллы с экипажем и должен был получить Колумб. Кроме того, с ним отправлялся обычный для королевских экспедиций отряд солдат с офицерами. Это было все, чем пожаловали генуэзца после долгих и настоятельных просьб два королевства — Кастильское и Арагонское.

Но пусть читатель не думает, что в данном случае проявилось какое-то пренебрежение или недоверие к Колумбу со стороны Изабеллы. Объяснялась такая скупость состоянием ее казны, истощенной недавней войной с маврами, а также опытностью и скромностью самого великого мореплавателя, который прекрасно понимал, что для его плавания небольшие, легкие каравеллы будут гораздо удобнее и безопасней.

На расстоянии менее лиги от Палоса, на высоком скалистом мысу, стоит монастырь Ла Рабида, прославившийся тем, что Колумб нашел пристанище в его стенах. Семь лет назад, держа за руку своего юного сына, генуэзец постучал в монастырские ворота и попросил хлеба для усталого, голодного мальчика. Дальнейшее так хорошо известно, что нет никакой необходимости пересказывать эту историю еще раз. Прибавим только, что долгое пребывание Колумба в этом монастыре и дружба с гостеприимными францисканцами, видимо, повлияли на его решение остановить свой выбор на испанском дворе. В Ла Рабиде генуэзец впервые начал распространять свои идеи среди монахов и наиболее образованных окрестных жителей, и здесь он завоевал своих первых в Испании сторонников.

Несмотря на все это, королевский приказ о снаряжении двух каравелл привел моряков Палоса в смятение. В те времена даже плавание вдоль берегов Африки до экватора считалось сказочным подвигом! О лежащих на этом пути странах существовало тогда весьма смутное представление, и многие даже думали, что если плыть все время на юг, можно добраться до таких мест, где солнце сжигает все — и растения, и животных. Движение светил, суточное вращение Земли, причины смены времен года — смысл подобных явлений был непостижим даже для самых образованных людей, и если в этом направлении существовали какие-то догадки, то они были подобны первым робким лучам солнца, лишь возвещающим рассвет. Чему же тут удивляться, если простодушные и невежественные моряки Палоса восприняли приказ королевы как смертный приговор всем, кто вынужден будет его исполнять!

В те дни считалось, что где-то за неведомыми пределами океан сливается с небом, превращаясь в своего рода хаотическую бездну. В воображении моряков этот хаос рисовался как страшная пропасть, куда морские течения и водовороты увлекают все корабли, переступившие роковую черту. Многие были уверены, что где-то есть край земли, откуда стремительные течения незаметно увлекают все в пустоту.

Так обстояли дела к середине июля. Однажды, когда Колумб находился в монастыре Ла Рабида в обществе своего давнишнего друга и приверженца, настоятеля Хуана Переса, в келью вошел послушник и доложил, что у ворот какой-то чужестранец настойчиво спрашивает сеньора Христофора Колумба.

— Похож он на королевского гонца? — спросил мореплаватель. — После неудачи Хуана де Пеньялосы note 38 их высочествам приходится дополнительно подтверждать свои повеления, иначе они не выполняются!

— Не думаю, сеньор, — ответил послушник. — Гонцы королевы появляются на взмыленных конях, кричат, спешат, угрожают, а этот молодой кабальеро приехал на крепком андалузском муле и ведет себя весьма скромно.

— Он назвал свое имя?

— Даже два, сеньор: он сказал, что его зовут Педро де Муньос, или Педро Гутьерес, без титула «дон».

— Превосходно! — воскликнул Колумб, порывисто обернулся к двери, но тут же овладел собой. — Я жду этого юношу, он мне нужен. Приведи его прямо сюда, без лишних церемоний.

— Какое-нибудь придворное знакомство, сеньор? — выжидательно спросил монах.