— Узнаю в этих речах сеньора архиепископа! — воскликнул Сантанхель. — Этот прелат не верит Колумбу, а когда не веришь, легче всего придумать отговорки. Без риска нет и славы! Взгляните на наших соседей португальцев, ваше высочество. Сколь много они получили от своих открытий! Но разве можно сравнить это с тем, что предлагает Колумб? Мы знаем, сеньора, что земля круглая…

— А вы в этом уверены? — раздался вдруг голос короля, который вышел из своего кабинета и незаметно приблизился

К спорившим, привлеченный необычным тоном беседы. — Что, это твердо установлено? Наши доктора в Саламанке не могли прийти к единому мнению по этому основному вопросу. И, клянусь святым Яго, мне он самому не ясен!

— А если не круглая, то какой же она может быть? — возразил Сантанхель, мгновенно поворачиваясь к королю, как опытный боец к новому противнику. — Может ли хоть один доктор из Саламанки или откуда бы то ни было утверждать, что земля плоская, что у земли есть край, что можно стать на этот край и прыгнуть на солнце, когда оно будет прятаться на ночь? Разумно ли это, сеньор? И как это совместить со священным писанием?

— А может ли хоть один доктор из Саламанки или откуда бы то ни было утверждать, — с важным видом возразил король, хотя спор этот, в сущности, мало его занимал, — что есть страны, где люди ходят головами вниз, где дожди идут вверх и где моря не выливаются на облака, хотя поддерживающая их земля находится не под ними, а над ними?

— Объяснить эту великую тайну, сеньор дон Фердинанд, милостивый мой государь, под силу разве что одному Колумбу! Мы только знаем — это доказано, — что земля представляет собой шар, и все же моря везде остаются на своем месте. Корпус корабля много больше верхушки мачт, однако сначала мы замечаем именно мачты, когда сам корабль еще скрыт выпуклой поверхностью океана. Раз это так — а все, кто бывал на морс, могут это подтвердить, — почему же океанские воды не разольются везде ровно, хотя бы на наши берега? Да потому, что земля всюду шарообразна. Но если земля круглая, значит, можно обойти вокруг нее по воде, а равно по земле, описав круг или часть его. Колумб намеревается проложить путь к подобному подвигу, и государь, который его поддержит, тем самым прославится на веки веков гораздо более, чем какой-нибудь завоеватель. Вспомните, сеньор: весь восток населен язычниками и глава нашей церкви охотно дарует власть над ними любому христианскому монарху, который принесет им свет истинной веры. Верьте мне, донья Изабелла, если какой-нибудь другой король согласится на требования Колумба, он получит все выгоды от его открытия. И тогда враги Испании с победными гимнами поплывут вокруг земли, в то время как наш народ будет горестно сожалеть о том, что сегодня мы упустили счастье из рук!

— Куда направился сеньор Колумб? — с живостью осведомился Фердинанд: последние слова Сантанхеля мгновенно пробудили в нем политика. — Наверно, снова к дону Жуану Португальскому? — Нет, сеньор, к королю французскому, чья любовь к Арагону уже вошла в поговорку.

Фердинанд пробормотал что-то сквозь зубы и взволнованно зашагал по комнате. Не было еще на свете человека, менее расположенного рисковать своими деньгами без полной уверенности в барыше, однако мысль о том, что кто-то другой может поживиться благодаря его промаху, тотчас вызвала у Фердинанда нестерпимую зависть, которая всегда определяла его жестокую и расчетливую политику.

Совсем иные чувства испытывала Изабелла. Желание послужить церкви давно склоняло ее на сторону Колумба. Она сочувствовала его великому и благородному замыслу и ожидала от его свершения немалой славы и больших результатов. Только война с маврами, имевшая для нее главным образом религиозное значение, мешала ей более подробно ознакомиться с идеями и планами мореплавателя. Поэтому ей стоило больших усилий согласиться с настояниями своего исповедника и отвергнуть условия Колумба. Тем более, что в ее отношении к генуэзцу играло свою роль и чисто женское сочувствие к Мерседес. Не зная, на что решиться, королева взглянула на прекрасную девушку, которая сидела, онемев от волнения, бледная, трепещущая, как воплощение пылкой и чистой любви.

— А что скажет об этом важном деле дочь моя маркиза? — спросила королева, как всегда обращаясь в минуту сомнения к своей верной подруге. — Неужто мы должны унизиться до того, чтобы призвать назад этого высокомерного генуэзца?

— Не называйте его высокомерным, сеньора, — ответила маркиза, — ибо он много выше подобных чувств. Лучше думайте о нем, как о человеке, который точно знает, чего он хочет. Я полностью согласна с хранителем церковной казны. Страшно подумать, какой урон понесет Кастилия, если вскоре будет открыт целый новый свет и те, кто поддержит Колумба, станут с насмешкой указывать на нас и говорить, что слава этого открытия была у нас в руках и что мы ее так легкомысленно упустили…

— А все из-за какого-то титула! — вставил Сантанхель. — Из-за клочка пергамента, из-за пустого звука!

— О нет! — возразила королева. — Многие полагают, что требования Колумба много выше того, что он может дать, даже если сбудутся все его чаяния.

— В таком случае, госпожа моя, эти люди просто не знают целей генуэзца. Подумайте сами, сеньора, разве это мало — на опыте доказать, что земля круглая? Ведь пока мы знаем это лишь в теории! А богатства, которые мы получим из восточных владений? Ведь именно оттуда приходят все сокровища: пряности, жемчуг, шелк, золото, серебро! Наконец, подумайте о прославлении имени божьего!

Изабелла перекрестилась. От одной мысли о грядущей славе Испании щеки ее зарделись, глаза засверкали, полная, но все еще статная фигура, казалось, сделалась еще величественнее.

— Боюсь, дон Фердинанд, что наши советники действительно поспешили, — проговорила она, обращаясь к мужу. — Столь великий замысел, пожалуй, заслуживает более щедрой награды.

Но королю было мало дела до всех этих возвышенных соображений: струны зависти и политического расчета звучали в его душе куда громче желания послужить интересам науки или церкви. Фердинанд считался мудрым и хитрым государем, что не всегда совместимо с великодушием и справедливостью. Энтузиазм жены вызвал у него только усмешку, однако не отвлек от просмотра очередного документа, поданного ему секретарем.

— Ваше высочество судит так, как подобает донье Изабелле Кастильской, когда речь идет о славе церкви и чести ее короны, — заговорила Беатриса де Кабрера, зная, что королева поощряет подобную смелость в своем интимном кругу. — Что до меня, то я бы охотнее услышала ваш приказ о возвращении Колумба, чем новые крики торжества по поводу нашей победы над маврами!

— Я знаю, что ты меня любишь, Беатриса! — воскликнула королева. — Есть еще на свете верные сердца!

— Мы все вас любим и чтим, ваше высочество, — продолжал Сантанхель, — и все печемся только о вашей славе. Представьте себе, сеньора, открытую книгу истории, где вслед за страницей, где запечатлены славные победы над маврами, записаны деяния еще более великие — открытие короткого и доступного пути в Индию, расширение владений церкви. Представьте себе, какие неисчислимые богатства хлынут в Испанию! К Колумбу нельзя подходить с меркой холодного мужского расчета, его предприятие нуждается в благородной, поддержке женщины, готовой ради славы божьей и благополучия церкви рискнуть многим.

— О нет, сеньор Сантанхель, как можно так говорить! Супруги неразделимы, а вы одновременно оскорбляете и льстите!

— Я просто не в силах скрыть разочарование, а если язык мой слишком дерзок, то лишь потому, что я болею за вас душой. Увы! Если французский король примет отвергнутые нами условия, сраму не оберешься, тогда уж Испании вовек не поднять головы! — Сантанхель, вы уверены, что генуэзец отправился во Францию? — неожиданно спросил король своим резким и властным голосом.

— Я знаю это от него самого, ваше высочество. Да, да, сейчас он уже старается позабыть нашу кастильскую речь и ломает себе язык над французским произношением. Сеньора, — Сантанхель вновь обратился к королеве, — только ханжи и безмозглые рабы суеверий могут отрицать справедливость идей Колумба. Древние философы думали так же, как он. Пусть малодушным его замысел кажется слишком рискованным, даже безумным, но, если бы португальцы не пустились в просторы Атлантики, они никогда не открыли бы своих островов! О господи, боже мой! У меня вся кровь закипает, когда я думаю о том, чего достигли эти луизитанцы, пока мы здесь, в Кастилии и Арагоне, дрались с неверными из-за каких-то нескольких гор и долин и препирались из-за их столицы!