Довольно скоро я поняла, что семья Симов сильно отличается от нашей семьи в том, что касается взаимной привязанности. Макс был очень близок с матерью. А она нянчилась с ним, как с младенцем: вечно хлопотала вокруг сыночка, закармливала — постоянно подкладывала ему добавки, покупала в местном магазинчике шоколадки, фруктовые конфетки и другие сладости. (Тем не менее Макс был очень худым. В этом возрасте мальчики могут обжираться с утра до вечера и при этом не толстеть ни на грамм.)
С другой стороны, особой близости с отцом у Макса не наблюдалось. Впрочем, и сам мистер Сим не выказывал нежных чувств ни к сыну, ни к жене. Это был молчаливый человек, вечно погруженный в свои мысли, что крайне затрудняло общение с ним. Работал он библиотекарем в техническом колледже, но Макс как-то сказал мне, что его отец всегда мечтал быть поэтом. В Озерном крае он не расставался с тетрадкой и часто что-то в нее записывал. Однажды, когда мы сидели у костра, мой отец уговорил мистера Сима прочесть что-нибудь из его стихов. Я замерла в ужасе, предполагая услышать какие-нибудь жуткие стишки про птичек, цветочки, солнышко и прочую ерунду. Однако стихотворение, которое он прочел, оказалось хорошим. Во всяком случае, мне понравилось. Я плохо разбираюсь в поэзии, но это стихотворение не было ни банальным, ни плоским. Я не могу его пересказать, к тому же кое-какие фразы остались для меня довольно туманными, но оно передавало атмосферу — атмосферу утраты и сожалений о прошлом, в котором произошло нечто мрачное и зловещее. Помню, когда мистер Сим закончил, все некоторое время удивленно молчали. Думаю, мы были поражены — все, кроме миссис Сим, та словно одеревенела. Не хочу показаться высокомерной, но мне было ясно: она ничегошеньки не смыслит в поэзии своего мужа. Миссис Сим работала секретаршей во врачебном кабинете, образования она не получила и, по-моему, умом не блистала. И хотя она была очень доброй, простой и милой женщиной — а также необычайнохорошенькой, — я все равно не могла понять, почему эти двое поженились и что их связывает. Чужие взаимоотношения — всегда загадка, и, наверное, лучше не пытаться эту загадку распутать.
Но не только с тетрадкой не расставался мистер Сим, он всегда носил с собой фотоаппарат — старый, увесистый, сложный в обращении. Этот фотоаппарат, вероятно, стоил кучу денег, и после каждой съемки мистер Сим заботливо прятал его в потертый кожаный футляр. Снимал он в основном пейзажи либо стволы деревьев крупным планом, грибы и прочее в том же роде. Словом, никаких «карточек на память». Как и поэзия, фотография была сугубо личным занятием мистера Сима. Он никогда не брал Макса с собой, не учил его выстраивать кадр, не объяснял, какую ставить выдержку, — он вообще очень мало беседовал с сыном. Меня это ставило в тупик, ведь мой отец постоянно с нами разговаривал и чему-нибудь учил.
Помнится, в первый же вечер нашего отдыха отец с Крисом углубились в лес, вернулись с хворостом, ветками и стали разводить костер. Отец позвал меня поучаствовать в разжигании огня, но я не пожелала оторваться от «Космополитен». Макс тоже не проявил интереса — правда, он помогал своей матери чистить картошку, но почти сразу порезал палец до крови и потом несколько дней ходил в пластыре. Наше равнодушие не помешало отцу подойти к устройству костра с обычной тщательностью, а попутно он втолковывал Крису, как и что надо делать. Оказывается, нельзя просто набросать кучу веток и поджечь их спичкой. Такой костер быстро погаснет. Сначала нужно расчистить место на земле и, желательно, обложить его камнями, чтобы таким образом изолировать огонь. Затем надо приготовить растопку из сухих щепок и мелкого хвороста с добавлением старого картона и яичной скорлупы, если таковые имеются под рукой. Очень важно, говорил отец, не укладывать растопку слишком плотно — она должна быть рыхлой, чтобы свободно циркулировал воздух. Разумеется, сухого материала для растопки хватило с избытком, ведь в этих местах дождя давно не видели. Поскольку существуют разные способы укладки дров поверх растопки, отец с Крисом долго экспериментировали с различными формами (пирамида, звезда, колодец), но в итоге решили соорудить нечто вроде вигвама, потому что в этом случае растопка сильнее всего разгоралась в центре и наружные дрова падали внутрь, подпитывая огонь. И наконец, фитиль, для которого они испробовали разные материалы — мох, сухую траву, сосновые веточки, кору деревьев, — и Крис старательно все это собирал, ведь в последующие дни обязанность разводить костер возлагалась исключительно на него; в результате каждый вечер ему хватало одной спички, чтобы разжечь хорошее, яркое пламя, которое не гасло в течение нескольких часов. Как же было приятно сидеть вечерами вокруг огня, к тому же, несмотря на дневную жару, ночи были уже холодными. Но самый лучший момент наступал, когда костер разгорался в полную силу и становилось по-настоящему жарко. К этому времени мы уже заканчивали ужинать и, достав коробку пастилы, подсушивали ее над огнем и ели в качестве десерта. Невероятно вкусно.
К концу нашего отдыха погода начала меняться. Всю неделю было так тепло, что мы купались каждый день. В кемпинге был маленький галечный пляж, но, если пройти по лесу немного дальше, попадаешь на другой пляж, еще меньший, — его и пляжем трудно назвать, такой он был крошечный, просто пятачок на берегу, покрытый галькой и окруженный деревьями. Никто из отдыхающих, кроме нас, там не купался. Туда-то мы и отправились в последний день нашего пребывания на озере, в пятницу, после обеда, — мой брат, Макс и я.
Небо над Конистоном затянуло тучами, тяжелыми, грифельного цвета. Температура воздуха упала градусов на семь-восемь по сравнению с предыдущим днем. Но мы каждый день там купались, поэтому и сегодня двинули туда, однако, когда мы добрались до пляжа, лезть в воду уже не очень хотелось. Макс, так тот сразу уселся на траву под деревом и заявил, что он «сегодня пас». Крис обозвал его малявкой, быстро разделся до плавок и зашел по колено в воду. И тут резко остановился — очевидно, вода была куда холоднее, чем он ожидал. Я раздумывала, стоит ли последовать примеру Криса, но тем не менее начала стягивать джинсы и футболку. В тот день я надела оранжевый бикини, который здесь еще не надевала. Я купила его во Франции в начале лета. Купальничек был в две полоски, очень открытый, «смелый», и я знала — по впечатлению, которое он производил на французских парней! — что выгляжу в нем очень даже неплохо. Недельный отдых подходил к концу, и мне уже слегка надоела нерешительность Макса, вот я и подумала, что если он увидит меня в бикини, то это его встряхнет. Снимая джинсы и стягивая футболку через голову, я кожей чувствовала его взгляд, но, когда я обернулась к нему с улыбкой, он тут же отвел глаза. «Точно не пойдешь в воду?» — спросила я, и он покачал головой. Конечно, он улыбнулся в ответ — ведь это же Макс, — но по его улыбке никогда нельзя было понять, что он на самом деле думает. Я немного постояла над ним, вопрошающе склонив голову набок и положив руки на бедра, — чтобы этот болван разглядел меня хорошенько в бикини, — потом со вздохом повернулась и ступила в воду.
Господи, до чего же она была холодная. Возможно, темно-серое небо и отсутствие солнца создавали такой эффект, но озеро казалось ледяным. Настоящая Арктика. Мало того, когда мы зашли чуть дальше вглубь, на поверхность озера упали первые капли дождя, крупные, тяжелые. Первый дождь за месяц! «Может, вернемся?» — сказала я брату, но он уже нырнул, а потом подплыл ко мне, схватил за плечи и окунул в воду. Я завизжала, попыталась его отпихнуть, но сдалась и поплыла рядом с ним, надеясь, что тело скоро привыкнет к холоду.
Не привыкло. Вода сжимала меня словно в ледяном кулаке. И минут через пять я поняла, что мне не согреться и зря я сюда полезла. «Слишком холодно, — сказала я. — Я сейчас замерзну насмерть». «Ерунда», — ответил Крис, но тут он заметил, что меня бьет сильная дрожь. «Я серьезно, я что-нибудь себе отморожу». С этими словами я встала на ноги и повернула к берегу. Крис двинул за мной, мы брели по воде бок о бок. Макс ждал на пляже с полотенцами наготове, и тут я увидела, что он не один, с ним был его отец. Мистер Сим пристально глядел на меня и Криса, но не успели мы дойти до берега, как он крикнул: «Стоп!» — и вынул фотоаппарат из кожаного футляра. «Не двигайтесь, — сказал он, — это абсолютно идеальный кадр». И мы стояли как вкопанные, по колено в студеной воде, пока он возился с объективами и наводил резкость.
