— А… — вздохнул я. — В этом смысле.
Неподалеку от нас уличный актёр то ли жонглировал, то ли балансировал на уницикле, то ли совмещал оба действия, а его самоуверенные комментарии периодически прерывались аплодисментами.
— Понимаешь, я рассказала ему о твоей амнезии, и он сказал, что ты должен предоставить медицинское заключение, что вполне вменяем и способен отвечать за свои поступки. Не хочешь записать?
— Нет, спасибо, я запомню.
— Поэтому тебе как можно скорее следует обратиться к психиатру или неврологу, или кто там выдаёт такие справки, чтобы мы могли закончить с разводом.
Крошечная надежда на то, что она, быть может, пытается наладить со мной отношения, была раздавлена в лепёшку. Нам оставалось только сидеть здесь на террасе, а здоровенные обогреватели, расставленные между столов, тщетно пытались вернуть лето в этот мир, где температура стремительно падала.
— Ты уже был у психиатра?
— Я не сумасшедший. Почему все решили, что мне нужен психиатр?
— Ну, например, ты предложил нам начать сначала. Это полный бред, не находишь?
Очередной взрыв аплодисментов с другого конца площади. Если бы она только захотела узнать меня поближе, она бы увидела, какой я искренний и внимательный. Она бы забыла все гадости, что нашептывал ей адвокат, и убедилась, что я именно тот мужчина, который ей нужен.
— Как дети? — Я действительно хотел знать о них, но вместе с тем и напомнить ей, что нас многое связывает.
— Нормально. Я пыталась намекнуть, что с тобой кое-что случилось, но Дилли ужасно расстроилась. Так что здесь нам придётся действовать очень бережно…
В глубине души я боялся быть представленным собственным детям. Сомневался, что сумею произвести правильное первое впечатление на людей, знавших меня всю свою жизнь. Они ведь всё прочтут в моих глазах — и отстранённость, и отчуждённость, и безразличие.
— Ладно, делай так, как считаешь нужным. Но скажи им, что я ужасно хочу познакомиться с ними.
— Нет уж, этого я говорить не стану.
— Я имел в виду — повидаться. Вновь.
Я надорвал пакетик с сахаром и равномерно распределил его содержимоё между кофейной чашкой и поверхностью стола.
— По-прежнему пьешь с сахаром?
— Сколько себя помню…
— И не куришь? Подумать только — все эти годы я умоляла тебя бросить, а ты утверждал, что это невозможно. И вдруг — запросто!
— Ага, так оно и бывает, просто немножко силы воли. И обратимая амнезия. Может, я всё-таки возьму тебе черничный маффин или ещё что-нибудь?
— Когда это я ела черничные маффины?
— Не знаю. У меня сейчас не хватит ёмкости мозгавспомнить про маффины.
— Прости, я забыла.
— Э, нет, это моя коронная фраза.
— Слушай, а что ты вообще помнишь? Если тебе удалось вспомнить каникулы, когда ты проигнорировал штормовое предупреждение, и как нас высадили из поезда… выходит, память начала возвращаться?
Я вспомнил, как она кричит на меня из-за пожарной сигнализации.
— Ну, не то чтобы…
— Что ж, может, оно и к лучшему.
— Я не помню, из-за чего мы расстались, — но кажется, что это ужасно глупо. И тогда в суде я говорил совершенно серьёзно. О том, что нам нужен ещё один шанс…
— Прекрати, Воган. Мы достаточно долго пытались спасти наш брак. Всё кончилось давным-давно. — Она отставила чашку, и вдруг поведение её изменилось, словно она решила перестать сдерживаться и вести себя по-взрослому. — Господи, как вспомню, сколько мне пришлось вытерпеть!
— Эй, дело не только во мне, ты сама знаешь! — У меня не было аргументов для возражений, но не хотелось отвечать за то, о чём даже не помнил. — Для того чтобы семья распалась, нужны как минимум двое.
— Да, вот и доктор Криппен так сказал…
— Кстати, я помню ещё кое-что, — торжествующе заявил я. — Помню, что ты приходила в ярость из-за всякой ерунды. Прямо в мегеру превратилась только потому, что я забыл сменить батарейку в пожарной сигнализации…
— Ерунды?
— В широком смысле. Не понимаю, почему столько шума из-за этого.
Она посмотрела на меня как на полного идиота:
— Потому что случился пожар.
Я подумал было, что это шутка. Слишком много времени провел в обществе Гэри.
— Что?
— Потому что случился пожар. Поэтому я и пришла в ярость. Мы уже спали, а на кухне начался пожар, и сигнализация не сработала, потому что ты вытащил батарейку.
Да, следует полностью владеть информацией, а уж потом бросаться в спор.
— Чёрт, звучит жутко. Я… совсем не помню этого… — пробормотал я.
— Но тем не менее помнишь, что я пришла в ярость?
— Смутно… Мы выскочили на улицу?
— Разумеется, поскольку наш дом полыхал огнём. Всё семейство торчало в саду в одних пижамах, пока пожарные выбрасывали наружу тлеющую мебель.
Я попытался представить эту сцену, но тщетно.
— Чтоб я пропал… А кто поднял тревогу?
— Я разбудила детей, когда ты растолкал меня и спросил, не чувствую ли я запах дыма.
— Ну, по крайней мере, тревогу поднял я.
— Разбудил меня и говоришь: «Чувствуешь, дымом тянет?» Я тут же подскочила и бросилась к детям.
— Но ведь это я почувствовал запах? Это ведь как-то компенсирует конфуз с батарейкой?
— Нисколько! Мы все могли погибнуть! Пришлось полностью переоборудовать кухню! И всего этого можно было избежать…
— А вдруг я почувствовал запах раньше, чем сработала бы сигнализация и…
— Отлично — ты настоящий герой! Давайте теперь перепишем историю. Вот я дура — всё перепутала.
Я не мог отделаться от чувства, что именно сейчас происходит наша первая размолвка, но счёл за лучшее об этом не упоминать.
— Роза для мадама? — предложил лоточник с сильным восточноевропейским акцентом. Аромат цветов терялся в клубах табачного дыма от сигареты, свисавшей из уголка его рта.
— Нет, спасибо.
— Эй, мадама, он что, вас не люблять? Не хотеть закупить романтийный цветок?
— Нет, благодарю.
Торговец удалился, но его вмешательство в беседу, похоже, немного разрядило атмосферу.
— Невозможно просто забыть обо всём и начать сначала, Воган.
— Но именно это и произошло! Ладно, пускай пока забыл только я, но и ты сможешь. Просто ты забыла, как хорошо нам было вместе. И тогда в суде я говорил именно то, что хотел.
— Ты уцепился за романтическую идею «Воган и его счастливая жена», потому что изо всех сил стремишься возродить свое прошлое, и это понятно. Но прошлое вовсе не таково, каким ты его вообразил. Невозможно оставить только счастливые моменты. Ведь мы не только резвились в упавшей палатке, уж поверь.
— Я думаю не о прошлом, а о будущем. Когда я впервые увидел тебя и наш дом, который мы вместе создавали… Если бы ты могла взглянуть на всё свежим взглядом, как я, ты бы ни за что не захотела с этим расстаться.
— Да, но твой взгляд не видит тебяв этой картине. Это как разглядывать симпатичные домишки вдоль шоссе, проносясь мимо на автомобиле. «Как бы я хотел здесь поселиться».
Издалека донеслись аплодисменты, словно комплимент её оригинальному сравнению.
— Но послушай, люди меняются, — взмолился я. — И я определённо изменился. И очень сожалею, что причинял тебе боль, когда у нас начались размолвки. Не понимаю, почему я так вёл себя. Единственное утешение — ситуация была настолько травмирующей, что мой мозг полностью стёр информацию об этом. И теперь единственное, что я помню, — восторг, который испытал при нашей первой встрече.
— Погоди, пока вернутся остальные воспоминания. Ты не любишь меня, Воган. Это твоё сознание так шутит с тобой.
Цветочник, не добившись успеха, направился к следующему кафе.
— Простите! — окликнул я его.
— Воган, нет!
— Сколько стоят ваши розы?
— Четыре фунта по штуке, — подскочил он. — Прекрасный розы для прекрасный мадама.
— Воган, не смейпокупать мне розу.
Но желтые от никотина пальцы уже вытаскивали из корзинки упакованное в целлофан свидетельство любви.
