— Звучит вполне разумно, — радостно объявил я.

Ответное молчание длилось так долго, что я забеспокоился, не добавит ли он к счёту дополнительно потраченное время.

— Простите, мистер Воган, но до настоящего момента мы в этом вопросе были абсолютно непреклонны.

— Слушай, ты же практически всё платил в пенсионный фонд сам, — опять вмешался Гэри. — И не понимал, с чего это она должна получить половину.

— Но она же занималась детьми, домом, как она могла вносить деньги? Полагаю, её вклад можно считать нематериальным, разве не так?

— Вот именно на этом и настаивает еёадвокат. Но одна из причин, по которой вы обратились в суд, как раз состоит в том, что вы не согласны с тем, что только что произнесли.

— Не согласен?

—  Категорически.Мы последовательно настаивали, что она вполне могла работать, если бы хотела, но сама совершила свой выбор.

— Да, но это ведь очень трудно, верно? — задумчиво проговорил я, качая головой. — Разве это настоящий выбор? По сути, я имею в виду. Если я напряженно работал — планы уроков, отчёты, собрания, а ещё отметки выставлять, доску вытирать… учителя всё ещё этим занимаются? — возможно, всё это лишило её возможности возобновить карьеру после рождения детей?

Адвокат прижал пальцы к вискам, словно застигнутый приступом дикой головной боли. Его раздражение, судя по всему, нарастало по мере того, как я перешел к обсуждению ранее оговоренной точки зрения по вопросу раздела дома и воспитания детей.

— Я просто считаю, что мы придерживаемся чересчур жёсткой и неразумной позиции.

— Это суд, мистер Воган, а не Диснейленд. Либо вы сражаетесь за свои интересы, либо вас уничтожат.

Адвокат утверждал, что нет иной альтернативы, кроме как придерживаться уже выработанной линии, а Гэри повторял, что если я выиграю, то буду выглядеть в глазах Мэдди гораздо более значимо, чем если уступлю. Но меня тревожили некоторые заявления, сделанные мною самим прежним. Дабы удовлетворить моё требование об опёке над детьми, адвокат предложил перевести их в ту школу, где я работал. На этом месте Гэри шумно выдохнул.

— Не уверен, что ты этого захочешь, парень…

Желание вызвать дальнейшие разрушения в детских жизнях казалось неправильным, я не понимал ход мыслей Вогана, который прежде с этим соглашался. Я выяснял всё новые подробности о себе, словно очищал луковицу. И чем больше слоёв снимал, тем сильнее хотелось плакать.

— Итак, может, пойдём? — предложил адвокат, пока я своими вопросами ещё больше не усложнил дело.

Гэри, оказывается, в зал не пускали, поэтому меня одного торжественно сопроводили в сокровенное помещение, где браки приговаривались к смерти.

Сам зал судебных заседаний был меньше и гораздо современнее, чем я ожидал, — никаких дубовых панелей, отпечатавшихся в подсознании после душераздирающих судебных сцен в полузабытых телефильмах. Пахло полиролем для мебели и недавно уложенной кафельной плиткой, а старый портрет королевы на стене должен был напоминать разводящимся парам, что на свете существуют семейства ещё менее функциональные, чем их собственное. Пришли помощники адвоката, стажёры, и, наконец, влетела Мэдди со своей командой, они устроились на соседней скамье. Стоило увидеть её, как внутри что-то вспенилось и заиграло, я чуть наклонился вперёд, попытался улыбнуться, но она, вероятно, решила, что финальное слушание по делу о расторжении брака — не самый удачный момент для демонстрации дружеских чувств. Её адвокат что-то бубнил ей на ухо, она внимательно слушала, лишь один раз случайно встретилась со мной взглядом и тут же отвела глаза. Мэди выбрала приглушенных тонов жакет с юбкой и простую белую блузку. «Именно так и следует одеваться для развода», — думал я. Если вы женщина, разумеется. Хотя если вы вырядитесь так, будучи мужчиной, судья, по крайней мере, сразу поймёт, в чём причина разрыва. Неулыбчивость Мэдди встревожила меня. Событие, конечно, не радостное, но всё равно хотелось, чтобы она чувствовала себя спокойнее. Впрочем, как выяснилось, моё выступление в суде должно было подействовать ровно противоположным образом.

Судья, вошедший в зал, был одет не совсем по форме.

— А где же парик! — потрясённо выпалил я.

Судья недовольно покосился в мою сторону. И теперь я забеспокоился, что парик на нём всё же есть, а моё восклицание может произвести на него негативное впечатление.

— Судьи по бракоразводным делам не носят парики, Воган, — это же не открытый суд, — прошипел мой адвокат, и мы оба почтительно осклабились в сторону судьи, но моей силы воли не хватило, чтобы выдержать его взгляд, и я уставился на его буйную шевелюру.

Последовали процедурные формальности, которые, я надеялся, помогут судье забыть о неудачном начале, прежде чем мы перейдем к самой важной части. Казалось, он и два адвоката играют в странную игру, используя секретный код, — судья произносит нечто невнятное, а адвокаты должны разгадать эту шараду и пробормотать столь же непостижимый, но верный ответ. С таким же успехом они могли обсуждать трансформации персонажей в «Покемонах».

— Пожелания истца? В кого превращается Джиглипуф?

— Джиглипуф превращается в Виглитуфа, ваша честь.

— Так и запишем, реинкарнация Джиглипуфа — это Виглитуф. Адвокат ответчика, Пикачу кем становится?

— Пикачу превращается в Райчу, ваша честь. Используя Громовой Камень.

Постепенно я понял, что до настоящего момента они определяли этапы процесса, области консенсуса и расхождений, а я тем временем никак не мог отвести глаз от своей второй половины. Она смотрела прямо перед собой, холодная и безучастная, слушала затянувшуюся историю нашего расставания, смиренно терпела это испытание и ждала, как вскоре, выйдя отсюда, начнёт справляться с делами самостоятельно. Мне так хотелось облегчить ей жизнь, чтобы это отстранённое выражение сменилось улыбкой.

Накануне я старательно обдумал всё возможные вопросы, которые мне могли задать в суде. Мой наставник Гэри утверждал, что я должен чувствовать себя уверенно, что всё под контролем.

— Это просто на всякий случай, дружище. Убежден, тебе вообще ничего не придётся говорить. Несколько формальных фраз, а потом в конце ты только должен будешь подтвердить, произнести «аминь» или что-то вроде того.

— Это не церковь.

— Пусть не «аминь». Тогда «не виновен». Да ладно, на месте разберёшься.

Вот сюда бы его сейчас, чтобы понял, как ошибался. С самого начала они поймали меня на хитроумном вопросе, вразумительный ответ на который от меня странно было бы ожидать.

— Не могли бы вы назвать свое полное имя?

—  Полноеимя? — начал я заикаться. — В смысле, это, второе имя, да?

— Да.

— A-а, э-э… позвольте… Я, в общем-то, Джек Воган, хотя всё называют меня просто Воган, но полное имя… моё полное, подробное, официальное имя вместе со вторым… и всеми остальными, значит, должно быть… мистер… Джек… простите, что-то из головы вылетело, помогите мне, пожалуйста, вы, господин юрист, извините, я и вашеимя позабыл, как видите…

Теперь уже всё смотрели на меня так, будто я пришел в суд голым, но я точно знал, что с этой стороны всё в порядке, потому что явственно ощущал галстук на своей шее, и тот, кажется, медленно затягивался.

— Немножко нервничаю, простите.

Моего адвоката определенно сбила с толку новая загадочная тактика клиента.

— Ваше полное имя, оно, э-э, должно быть в исковом заявлении. Я не предполагал, что это нужно уточнить… вот в тех бумагах, полагаю… постойте, не в этой стопке, в другой…

— Джек Джозеф Нил Воган, — объявила Мэдди, и в тоне её сквозило многолетнеё раздражение от жизни с никчёмным существом, с которым она сейчас разводилась.

— Спасибо, — одними губами произнес я, прочитав в ответном взгляде: «Какого чёрта ты это делаешь?»

— Меня зовут Джек Джозеф Нил Воган, — с преувеличенной уверенностью провозгласил я.

— «Нил» с одним «л» или с двумя? — уточнил жирный клерк.