Блок бросил на землю последние крошки.

— Пойдемте в зоопарк, — неожиданно предложил он. — Наверняка вы были там в последний раз лет в десять. Зоопарк — это машина времени. Путешествовать в прошлое так легко. Нужно только забыть все, что было после.

«Нет, с ним определенно надо повнимательнее. Вспомнила! Третье «не» — не расслабляться!»

Конечно, никакого путешествия в прошлое не получилось. Разве что на несколько мгновений, когда ветер вдруг доносил запахи, которые ассоциировались у нее с детством, именно с зоопарком, где она и в самом деле была в последний раз в десять лет.

Александр Блок до настоящего психа не дотянул. Но до звания «чудик» дотягивал вполне. Взять хотя бы его стиль в одежде. Света оказалась права. Она была первой женщиной, которая пришла к нему на свидание. Но, как выяснилось, Светлана вообще единственная, кому он предложил встретиться.

— Почему я? — спросила она.

— Не сейчас, — помолчав, ответил он.

«А вот и тайна… Что называется, заинтриговал».

Как поняла Света, в принципе, Блоку никто не был нужен. Для общения ему хватало самого себя. Обычный человек вызывал у него только скуку.

— Вы не правы, — возразил Александр. — От общения я не отказываюсь. Но мне вполне хватает Интернета. Пространство! Вот о чем речь.

Это уже было в самом конце прогулки, когда они, стоя у решетки в окружении галдящих детей, наблюдали за белыми медведями внизу. Полтора часа отлетели в прошлое как одна минута. Со временем в зоопарке действительно творилось что-то не то.

— Да, пространство, — повторил Блок. — Посмотрите на шкуру этого несчастного животного — желто-серая! Ему нужна не эта комфортабельная бетонная яма, а вся Арктика. Тогда он сольется со льдами и обретет завершенность. Чем меньше пространства, тем неестественней цвета. У души тоже есть цвет. И она нуждается в пространстве. В пространстве общения. Я вижу цвет души. Вот у вас она золотистого оттенка в зеленую, голубую и черную крапинку. Золотистый цвет, хороший цвет.

— А крапинки!

— Это разрывы. Вы насилуете свою душу. Делаете то, что вам противно, — зеленое, обращаетесь с теми, кто вам несимпатичен, — голубое.

Блок замолчал.

— Ну а черное? — не удержалась Светлана.

— Черное?.. Да, это пугающее черное… Конечно, из-за черного мы и встретились… Нет, я не псих, — словно прочитав ее мысли, спокойно сказал поэт. — Я — мистик. Такой же, как мой знаменитый тезка… Когда я случайно заглянул на страничку, где вы развесили свое объявление под ником… ну, под именем Андромеда… Андромеда!!!и прочел его… это странно даже для меня… откуда-то вдруг спустились четыре строки. Словно не мои. Я не люблю рифму. Я записал их и вдруг понял — они предназначены вам. Вы должны прочесть их… как предупреждение. Извините, что не начал сразу с этого. Просто… нет, я не боялся напугать вас… просто вы мне неожиданно понравились.

— И что это за четыре строки, — поспешила сменить тему Светлана.

— Это катрен. В духе Нострадамуса. Если бы я был психом, я бы так и сказал: Нострадамус просил передать вам… Но какая-то чертовщина во всем этом, несомненно, есть. Вы же явились на зов… Вот. Возьмите и прощайте.

Александр протянул ей сложенный в четверо тетрадный лист в клеточку, развернулся и быстро пошел к выходу. Она хотела окликнуть его, но не окликнула. Слишком много было вокруг народу — постеснялась.

Через десять минут, сидя в машине, Светлана с беспокойством, пытаясь постичь скрытый смысл, который отчетливо ощущался, перечитывала вновь и вновь четыре строки, написанные от руки скачущим почерком:

Никакого сомнения, катрен а-ля Нострадамус намекал, что по Светлане плачет кладбище. Туда она прямиком и отправилась — на Красненькое, где ждал ее Николай Гладышев.

Он действительно ее ждал (ноги на ширине плеч, руки заложены за спину — классическая поза английского копа), но не возле самих кладбищенских ворот, а ближе к часовенке, через раскрытую дверь которой взгляд свободно проникал внутрь, в полумрак и сразу натыкался на неподвижное пламя свечей.

Увидев Свету, Николай обрадовался так, как ребенок радуется новой игрушке, о которой долго мечтал. Конечно, прыгать на месте и хлопать в ладоши он не стал, но было видно, что с трудом сдерживается.

Гладышев, все так же с руками, заложенными за спину, похожий теперь на провинившегося школьника, начал с того, что принес извинения за место, выбранное для свидания.

Простая история. Оказалось, что его машина с утра вдруг закапризничала. Пришлось договариваться со знакомым механиком, которому только и доверял Николай. А знакомый механик обитал в одном из боксов кооперативного гаража, территория которого прилепилась прямо к кладбищенской стене, больше похожей на крепостную. Время, устроившее Светлану, совпало со временем, устроившим механика. Вот и все.

— Я чувствую себя первооткрывателем, — сказал Гладышев. — До меня, наверное, никто не назначал свидание на кладбище.

— У входа, — уточнила Светлана. — Ближе к часовне.

— Рад, что вы все правильно поняли, что пришли… это вам.

Гладышев неожиданно сделал быстрое движение рукой, и Света увидела перед глазами роскошный букет алых роз, который можно было спрятать только за его широкой спиной.

Сердце ее мгновенно растаяло.

— Семнадцать? — вспомнила она слова Николая.

— Меньше я не дарю. У меня есть предложение. Сегодня… — он посмотрел на часы, — уже опоздали, но не беда… у моего друга вернисаж. Почему бы нам не отметиться?

Ключевым словом в этой маленькой речи было слово «друг». Сразу из глубины сознания всплыло имя: Шурик Родишевский. Он ведь похоронен именно на Красненьком кладбище. Не то чтобы она забыла об этом. Просто мысль все время соскальзывала на что-то другое. И вот теперь…

Она посмотрела на часовню, откуда в этот момент выходили две громко разговаривающие женщины в пестрых платках.

— У меня к вам странная просьба, — сказала Светлана. — Вы неожиданно мне напомнили… Поставьте, пожалуйста, свечку за упокой души одного хорошего человека, — кивок в сторону часовни. — Я без платка. Не хочется вламываться. И поедем к вашему другу.

— Он похоронен здесь? Как его звали? — посерьезнев, спросил Гладышев.

— Как Блока, — ответила она. — Александр… Родишевский. Но я его звала Шуриком.

Через пять минут на машине Светланы они уже ехали в центр города, в район станции метро «Маяковская». Букет возлежал на заднем сиденье. Полдороги Николай молчал, но все же не удержался и спросил:

— Этот Шурик… У вас с ним что-то было?

— Просто хороший человек, — повторила Света и, чтобы успокоить Гладышева, очень коротко рассказала о Родишевском. Балашова она упомянула тоже, но так, будто они едва знакомы.

История Шурика неожиданно заинтересовала Николая… как психолога, — так он пояснил свой интерес. Пошли вопросы, на которые Светлана с неохотой, а потом все больше увлекаясь, отвечала. Так, обсуждая жизнь и смерть Александра Родишевского, они доехали до галереи «Арктур», где и проходил вернисаж друга Гладышева.

Им оказался бородатый улыбчивый великан по имени Игнат, в джинсах, в рубахе навыпуск, минуты разговора с которым было достаточно, чтобы ощутить себя своим в его компании.

Увидев новых гостей, Игнат отделился от кучки, наверное, таких же, как он, художников (бородатые, возбужденные) и подошел к Николаю и Светлане. Состоялся обряд знакомства, в конце которого великан неожиданно заявил:

— Попомните мое слово. Осенью будем гулять на вашей свадьбе!

Свету словно нахлестали по щекам, так вдруг они запылали. Гладышев уронил голову на грудь. Игнат просто не мог не заметить такой реакции на свои слова.