Гастольский. Вам лучше меня известна цель этого действа, святой Совет… Вы требуете конкретности! Но при рассуждениях о греховности и добродетельности она не может быть применима. В любом человеке независимо от его происхождения, кастовой принадлежности, возраста и положения, в его деяниях присутствуют и добро и зло: в части добрых дел есть часть зла, а в злом умысле – часть добра. Различность пропорций добра и зла в человеке определяется целью, к которой стремится этот человек. Достижение поставленной цели может быть злом, а уже достигнутая цель – добром для всех, и наоборот. Господь велик своей мудростью, и Он сделал так, чтобы добро и зло присутствовали в каждом из нас. В одном случае часть добра в злом поступке может быть оправдательной для всего поступка, в другом – часть зла в добром. На самом же деле, как и следует тому быть, редко когда оправдательная часть выставляется как суть поступка, чтобы можно было, с максимально возможной справедливостью, судить о человеке, его совершившем: хорошо он поступил, или нет. Но и это не истина!

Злацкий. Где же истина?

Гастольский. Истина, святой отец, это результат поступка. Купец совершает зло, когда обманывает своих покупателей, обвешивает, обсчитывает и накапливает капитал, и потом сын его платит и получает образование, и в результате становится гениальным ученым, дающим миру простые решения сложных задач. Вот истина! Не будь отца-вора, не было бы сына-гения. Еще пример… Талантливый зодчий, сидя на лесах, на высоте пятнадцати человеческих ростов, точит камень, чтобы новым узором украсить великолепный храм, возводимый во имя Бога. Он увлечен своей работой и из-за этого неаккуратен с камнем, он роняет его и убивает ребенка внизу. И вот истина! Так где же отдельное чистое зло и обособленное добро?

Злацкий. Значит, зло необходимо и даже может быть оправдано?

Гастольский. Безусловно. Иногда злой умысел, стержнем заложенный в действии, становится тем механизмом, который работает на добро.

Злацкий. Сложные, но интересные рассуждения. Не скрою, господин Гастольский, но они не имеют никакого отношения к рассмотрению настоящего дела. Совет сделал уже необходимые выводы. Теперь ответьте на такой вопрос: каким вам видится поступок человека, написавшего донос на вас?

Гастольский. Не мне судить этого человека, святой Совет. Дело в том, что истина способна меняться в зависимости от полярности взглядов, положенных на нее. Именно поэтому одним она открывается, другим – нет. С моей точки зрения это наихудшее зло, продиктованное невежеством или элементарной завистью, а с вашей – гражданский долг человека, который старался уберечь общество от только ему одному известных опасностей, которые якобы таятся во мне.

Злацкий. Получается из ваших слов, что то, что происходит с вами, может нести угрозу людям?

Гастольский. Нет, вы меня неправильно поняли… Хотя, впрочем, как вам будет угодно. Я все равно не имею никакой возможности что-либо изменить. Только стараюсь смотреть на это дело вашими глазами и глазами этого гнусного подлеца.

Злацкий. Это ваш взгляд.

Гастольский. Это действительно мой взгляд. Я врач, который, несмотря на возраст, еще не разучился пользоваться точными определениями.

Злацкий. Нам также известно, что вы занимались абортами…

Гастольский. С подобными обвинениями и подозрениями сталкивается каждый врач. Я не отрицаю, что с необходимым инструментом подобные манипуляции могут быть произведены, но я никогда не занимался подобными операциями, не столько оттого, что не имею надлежащих инструментов, а скорее по моральным убеждениям.

Злацкий. У нас имеются свидетельства львовской гражданки, в которых утверждается, что вами лично ей не раз были оказаны подобные услуги.

Гастольский. Эти свидетельства не следует принимать как правду. Это вымысел. В моей практике были случаи, когда я оказывал помощь после абортов, устраняя осложнения…

Злацкий. Значит ли это, что вы принимаете на себя ответственность за эти преступления?

Гастольский. Нет.

Злацкий. Но только что вы утверждали обратное!

Гастольский. Разве есть вина врача в том, что он спасает человеческую жизнь?

Злацкий. Вина лекаря уже присутствует в его специальности. Своим умением он идет против воли Всевышнего!

Гастольский. Это просто мракобесие. Мне больше нечего сказать.

Злацкий. Вы упорствующий гордец! Вы понимаете, что только чистосердечное признание облегчит вашу участь?

Гастольский. Что вы называете облегчением – то, что перед костром меня удавят? Я устал от всего этого. Если есть еще вопросы – задавайте…

Злацкий. Свидетель говорит, что вы хулите и не поощряете цели и методы святой Инквизиции.

Гастольский. Такого никогда не было! Эти свидетельства – изощренная ложь! Это обыкновенная человеческая низость! Я отрицаю это полностью. Я всегда считал и считаю, что каждый должен заниматься тем делом, которым считает нужным заниматься.

Злацкий. И все-таки, профессор, хотелось бы услышать ваше мнение по поводу действий святого Трибунала.

Гастольский. Я уже дал полный ответ.

Злацкий. Хорошо. Вы утверждаете, что человек будет управлять силой звезд и солнца. Из каких соображений происходят такие выводы?

Гастольский. Следует понимать, что мы наконец-то перешли к сути допроса?

Злацкий. Трибуналу следует дать ответ!

Гастольский. Я не могу дать ответ, так как подобное было сказано под влиянием постигшей меня болезни, и я ничего не помню из сказанного мною во время приступов.

Злацкий. Скажите как лекарь: чем вы страдаете?

Гастольский. В первую очередь самой распространенной и обязательной для всех хворью – старостью и связанной с нею немощью, которая и стала причиной моего падения. От удара головой в моем мозгу образовалось нездоровое уплотнение нервных нитей, что оказывает давление на мыслительный центр. По признакам, которые описали мне мои ученики, наблюдавшие приступы, это заболевание напоминает мне эпилепсию. В своей практике мне не однажды доводилось встречаться с подобными формами болезни, когда страдающий бредил и выполнял некоторые двигательные функции. Нередко наблюдался довольно складный бред, похожий на осмысленную речь, но по завершении приступа больные не помнили ничего не только из сказанного, но и из происходившего вокруг.

Злацкий. Суду понятны ваши объяснения. Кроме этого, мы сами имеем некоторые представления об этой болезни и ее формах, но это не позволяет отнести ваш случай к подобным… Правда ли то, что вы оказывали помощь женщине, гражданке Львова, прядильщице, по имени Илия?

Гастольский. Она не раз обращалась ко мне с просьбами о помощи. Здоровье у нее подорвано бедностью, и она часто страдает от простуды. Она вдова и растит сама четырех малолетних детей. Она настолько слаба, что жить ей на этом свете осталось недолго. Илия известна в городе как добросовестный человек, хороший работник и заботливая мать. Жаль будет ее детей.

Злацкий. Вы оказывали ей помощь безвозмездно?

Гастольский. Да, как и многим другим гражданам ее положения. Бедность ее такова, что, приняв от нее грош, можно обеднеть душой. Я оказываю ей и ее детям услуги бесплатно.

Злацкий. Вам известно, что она была колодезной ведьмой, которую не удавалось раскрыть в течение пятнадцати лет? На протяжении всего этого времени она наводила на людей и скот порчу, отравляла воду в колодцах…

Гастольский. Господи, это же просто невозможно!.. Она поселилась с мужем в городе не более семи лет назад. Это какая-то страшная ошибка! Вы ее с кем-то спутали!

Злацкий. Она утверждала, что жила в городе постоянно, принимая образы убитых ею людей.

Гастольский. Это какая-то несуразная глупость! В пыточных камерах человек способен перед страхом боли и страданий оговорить не только совершенно незнакомых ему людей, но и самого себя. Что вы сделали с нею?