Сотен отблагодарил за представление вежливым кивком, таким же тонким и изысканным, как и он сам.

«Первый франт в сенате, – отметил про себя Редерсон известный факт, с удовольствием думая, что Демир ему симпатичен. – Хотя и спесив, как весь сенат, но не выше облаков». Он видел его впервые, поэтому, подгоняемый журналистским зовом, внимательно рассматривал дядюшку Атома. В свое время Сотен, еще не будучи сенатором, руководил строительством и пуском первого в мире атомного реактора. Проект оказался удачным, иначе бы Демир не красовался своими набриолиненными волосами в сенате.

Генерал продолжал знакомство:

– Рик Питсон. И этим все сказано.

Одетый в светлый френч, отлично сложенный, молодой либо умеющий молодо выглядеть мужчина лет сорока слегка отстранился от спинки кресла, демонстрируя себя. Его умные, наделенные неуемной живостью и интересом ко всему глаза были необычайно красивы: нежно-голубого цвета и абсолютно чистые.

«Убийца женских сердец, – прокомментировал Том, – хотя и некрасив. В его присутствии даже среди этой пустыни начинаешь чувствовать себя ревнивцем. Джулия хоть и верна мне, но я бы не рискнул их знакомить».

Питсон был больше известен как глава Управления внешней разведки. Это был гений своего рода, и если бы не он и не его агентура в Европе и Азии, неизвестно, что было бы с Америкой в годы Второй мировой войны. В правительственных кабинетах этого человека называли не иначе как «ветром верной политики». По инициативе Питсона благополучно решился и стал работать проект поставок русским по ленд-лизу.

– Сенатор Льюис Томпсон. Глава сенатской комиссии по вопросам национальной безопасности.

Густоволосый и абсолютно седой, слегка полноватый мужчина с гладким лицом и раскосыми глазами немного привстал со своего места и ответил поклоном генералу. Томпсон был известен в Америке более чем все остальные члены сената тем, что любое постановление сената или президента встречал в штыки. По этому поводу даже любили говорить – разумеется, в шутку, – адресуясь к бескомпромиссным спорщикам: «Всем доволен, как Томпсон». Но надо было отдать должное его хроническому противостоянию: нападки сенатора заставляли остальных действовать с большей осторожностью и точностью, что, в свою очередь, было только на пользу американцам.

«Неизвестно, ради чего вся эта канитель, – размышлял Том, – пока все покрыто мраком тайны… Но старина Томпсон уже здесь, для того, чтобы расставить во всем свои запятые. Его роль так же ясна, как и моя».

Это подтвердил Макартур:

– Мистер Томпсон возглавляет сенатскую комиссию, которая досконально изучит все материалы нашего дела, и ее выводы будут для проекта жизненно важными. Пора вспомнить, джентльмены, школьные времена, когда мы получали отметки за свои домашние задания. Предполагаю, что принципиальность сенатора будет нам на пользу… Том Стентон, – рука генерала указала на молодого человека в строгом костюме, являвшего всем своим обликом саму суровость и беспристрастность. – Представитель Белого дома.

«Школа Рузвельта, – отметил Редерсон. – Все такие чопорные, все себе на уме, хороши и послушны – какие еще слуги нужны владыке половины мира?»

– Пилано Кали. Сенатор. Комиссия по вопросам вооружения и армии. Благодаря работе этого человека высадка экспедиционных войск во Франции была успешной. Иногда мне кажется, ни один военный специалист не способен столь тонко и всеохватывающе разбираться в вооружении, как мистер Кали.

Человек в белой рубашке с коротким рукавом вяло улыбнулся, растягивая полные губы. Он был некрасив, но покорял всех своей работоспособностью и эрудированностью. Рассказывали, что он иногда шутит по поводу своей отталкивающей внешности: «В моей родословной какой-то болван вместо того чтобы вписать в графу «Предки» «человек», нацарапал в начале списка: «бегемот». Во всем остальном он избегал самокритики – не потому, что не занимался ею вовсе, а просто вел дела так, чтобы не оставалось поводов не только для самобичевания, но и для нападок со стороны. Здесь имела место не скромность, а осторожность профессионального политика: поддержка армии – это всегда сильный козырь, использовать который следует только в особых случаях.

«Если вдруг Америка сойдет с ума и захочет военной диктатуры, – подумал Том, – этот уродец будет единственным, кто сядет на трон и останется при этом в здравом уме. Опасная штука этот Кали и тем интересная».

– Я прошу прошения у всех остальных, – сказал Макартур, – за то, что не представил вас, но это, джентльмены, не смертельно. За работой вы скоро перезнакомитесь сами и, смею уверить вас, будете дорожить этими знакомствами всю свою жизнь. Теперь же время приступать к делу. Прошу вас, полковник…

Дарен склонился над картой:

– Спасибо, мой генерал, – это было модно в обращении к Макартуру. – Сегодня двадцать восьмое ноября тысяча девятьсот сорок четвертого года, – он бросил быстрый взгляд на наручные часы, – вторник, десять пятьдесят три по Вашингтону. Мистер Терингтон, что вы доложите джентльменам?

Со своего места поднялся сухой, уже немолодой, небольшого роста подслеповатый человек. Он постоянно моргал и щурил глаза.

«Болезнь и песок», – догадался Том.

– К обеду этого дня буря стихнет. Ожидается скорость ветра не больше пяти метров в секунду. Небольшая облачность. Незначительное повышение температуры.

– Куда ж выше! – воскликнул Рубен, у которого потом пропитался уже весь пиджак.

– К вечеру атмосферное давление снизится и пройдет дождь с грозой. Ожидаются обильные осадки. Дождь прекратится, где-то, под утро. Не думаю, что к началу завтрашней программы испытаний погода будет преподносить сюрпризы. Дальняя авиационная разведка это подтверждает.

– Вы гарантируете? – спросил полковник.

Метеоролог улыбнулся снисходительно и мягко, как полагается улыбаться глупости.

– Полковник, невозможно научить погоду жить по уставу. Я лишь оперирую известными мне данными и никаких гарантий дать не могу.

Дарен предпочел оставить доклад ученого без комментария, показав свое недовольство только тем, что не поблагодарил за доклад.

– По состоянию на сегодняшний день, – продолжал он, – все объекты на полигоне, как биологические, так и технические, полностью готовы к испытаниям. Бомбардировка назначена на завтрашний полдень. Для вашего ознакомления с оборудованием полигона готовы четыре самолета и автомашины, сосредоточенные в местах посадки. Лейтенанту Редерсону для выполнения его миссии дается отдельный самолет и мотопехотное отделение. Необходимо надежно установить и проверить всю киноаппаратуру в местах, указанных на монтажной карте района испытаний. Лейтенант, вы получите ее перед самой посадкой в самолет. Работы, согласно утвержденному плану, следует завершить до двадцати часов сегодняшнего дня. Только Редерсон и его группа имеют право находиться на полигоне. Все остальные будут проводить инспекцию с воздуха. Пилоты хорошо проинструктированы и достаточно опытны, чтобы вы могли подробно ознакомиться с объектами испытаний. Затем наземный осмотр командного бункера и точек визуального наблюдения. Есть ли вопросы, господа? – полковник бросил взгляд на Тома. – Лейтенант Редерсон уже сейчас может приступить к выполнению своих обязанностей.

Это следовало принимать как приказ.

Том уже садился в автомобиль, который должен был доставить его к самолету, когда его окликнули. Он обернулся. Это был Макартур.

– Том, я надеюсь, что вы сможете справиться с работой досрочно. Мне бы хотелось провести вечером в вашей компании час-другой в клубе. Ночь сегодня будет богатой на хлопоты – не до сна.

– О чем волноваться, мой генерал?

Макартур поднял брови:

– Неужели вы так и не поняли, о каких испытаниях идет речь?

Редерсон не мог понять того, чего не знал. Он пытался еще в Вашингтоне узнать подробности своей командировки, но на все его вопросы отвечали либо упрямым молчанием, либо отговоркой: «Задание получите по прибытию на место». И когда оформляли документы с VII, самой высшей категорией допуска к засекреченным объектам, он решил попридержать свое любопытство. Но и совещание ему ничего не дало. Никто не говорил о главном, хотя все, кроме, разумеется, Тома, знали, о чем шла речь. Вышколенный примерами трибуналов над шпионами и предателями, Том и здесь не лез с расспросами. Не очень бы хотелось оказаться даже просто под подозрением.