— Вор! — завопил мистер Омерод. — Он украл мой дом!

— Поставить на кон документы было вашей идеей, — холодно парировал Джон. — Я не желал этого, но вы настояли.

— Для меня это было единственным способом вернуть то, что вы обманом у меня выиграли, — хрипло вскричал мужчина.

— Будьте очень осторожны, — ядовито сказал Джон. — Ваши последние слова — клевета.

— Мои слова — это правда!

— Ты выиграл дом этого человека? — вполголоса потребовал ответа Чарльз.

— В честной игре, он сам предложил поставить документы. Я поначалу возражал как раз по этой причине. Настаивают на высоких ставках, а потом вопят, если проигрывают.

— Ради Бога, Джон, верни дом.

— Ты с ума сошел? Это моя самая большая удача за многие годы.

— Тебе ни в коем случае не следовало принимать эту ставку…

— Но я принял и выиграл, честь по чести.

— Неужели? — холодно спросил Чарльз.

— Ты на что намекаешь? Что я мошенничал? Как не стыдно, Чарльз! Подумай о семье.

Чарльз выругался себе под нос. Он не мог под собственной крышей обвинить двоюродного брата в мошенничестве. Если бы смотрители клуба заметили доказательства нечестной игры, то вовремя вмешались бы.

И все же Джон лишил человека дома, и вот последствия. Доброе имя Хартли пострадает в любом случае.

Мужчина пошатнулся от силы переживаний и упал бы, но кто-то из гостей поддержал его, а другие усадили на каменную скамью. Одна из женщин принесла ему бокал вина.

Мысль Джона быстро работала сразу в двух направлениях. Он повел себя сдержанно, когда застал Клиону в объятиях кузена, надеясь, что, если не вызовет открытого противостояния, все еще сможет собрать золотой урожай, который она собой являла.

И в то же время он понял, что потерял ее. Он играл на шанс предъявить на нее свои права, хотя и знал, что такого шанса почти не существует.

Быть может, стоит вернуть Омероду его документы, чтобы произвести впечатление на Клиону. С другой стороны, чутье подсказывало ему, что нужно держаться за этот выигрыш, потому что каждый пенни еще понадобится самому. Какая-то особая черта характера заставила его пойти двумя путями одновременно.

Клиона ласково разговаривала со стариком, держа его за руку. Спустя какое-то время она поднялась и подошла к месту, где стояли Чарльз и Джон. К изумлению Чарльза, она теперь смеялась, будто потешалась над шуткой.

— Какая нелепица, — сказала она Джону. — Похоже, мистер Омерод решил, будто вы все время носите бумаги при себе и можете прямо сейчас их ему отдать. Как можно быть таким наивным? Вы ведь наверняка оставили их в каком-нибудь лондонском банке.

— Вы восхитительно уравновешенная женщина, — с уважением сказал Джон. — Так, безусловно, было бы разумно поступить, но мне не хотелось их нигде оставлять.

Клиона хлопнула в ладоши.

— Хотите сказать, они здесь, в доме? Ах, как умно! Мне бы так хотелось на них взглянуть.

Джон улыбнулся ей, потом поднял пальцами ее подбородок, так что Чарльзу захотелось сбить его с ног.

В то же время его ужасало поведение Клионы. Как могло это легкомысленное существо казаться ему божественной женщиной, которую он любил?

Джон подозвал одного из лакеев, которые неподвижно застыли у стен, делая вид, будто не замечают разворачивающейся драмы.

— Найди моего камердинера Раскина, — сказал он, — и немедленно приведи его сюда.

— Джон, ради Бога! — сказал Чарльз, пока они ждали. — Отдай обратно его дом.

— Мой дом, как мне кажется, Чарльз. Юридически теперь мой. Это должно тебя радовать. Продажа принесет приличную сумму. Если, конечно, не предположить, что я тем временем найду другой источник доходов. А я весьма склонен думать, что найду. Это, смею сказать, тебя тоже порадует.

— Говори тише, — резко сказал Чарльз, оглядываясь на Клиону, которая, к счастью, как будто ничего не услышала.

Джон пожал плечами.

— Скоро это уже не будет секретом. Ах, Раскин, вот ключи от особой шкатулки. Принеси документы, которые в ней лежат, и поскорее.

Раскин поспешил прочь. Гости стихли. Одни смотрели на Омерода, другие на Джона, но никто не знал, как реагировать на происходящее.

— Подумай хорошенько о том, что сейчас делаешь, — уговаривал Джона Чарльз. — Ты начал нравиться этим людям. Неужели безрассудно отметешь их доброжелательность теперь, когда сумел ее завоевать?

— Мой дорогой Чарльз, — пробормотал Джон, — они могут забирать свою доброжелательность и делать с ней, что вздумается. Какое мне до них дело?

Омерод, слегка оживившийся после бокала вина, поднимался на ноги; в его усталых глазах загорелась надежда.

— Вы послали за документами? Вы вернете их мне? Умоляю вас… моя семья обнищает… умоляю… позвольте мне забрать их.

— Быть может, позволю, — задумчиво произнес Джон. — Посмотрим, что будет.

— Но вы должны… вы должны… — взмолился Омерод. — Я схожу с ума… это болезнь, азартные игры… это находит на меня… и я не понимаю, что творю…

Чарльз мягко взял Омерода за плечи и повел к скамье, на которую тот почти упал и закрыл лицо руками. Клиона стояла рядом, и Чарльз отвел ее в сторону.

— Не знаю, имеете ли вы какое-нибудь влияние на этого жестокого человека, — сказал он. — Но если имеете, ради всего святого, пустите его вход.

— Он идет своим путем, — раздраженно ответила Клиона. — Он не уступит, ничего не получив взамен.

— Если он любит вас, то уступит. Просите его, льстите ему, умоляйте. Но пусть он вернет эти бумаги.

Клиона открыто взглянула на Чарльза.

— Выэтого хотите?

Граф не ответил. Невозможно было передать словами, чего хочет он.

Раскин вернулся с документами. Глаза Омерода загорелись, и он предпринял тщетную попытку схватить бумаги. Но Джон быстро сделал шаг назад, пряча документы во внутренний карман фрака.

— Вы сказали, что отдадите их мне, — прокричал Омерод.

— Нет, я сказал «может быть», — холодно ответил ему Джон. — Я предложу вам кое-что, мистер Омерод. Вы потеряли эти бумаги в игре. Я сыграю на них с вами еще раз. И, чтобы продемонстрировать свои благие намерения, я не стану требовать от вас никаких ставок. Я рискую проиграть документы. Вы не рискуете ничем.

В толпе облегченно зашептались, гости подумали, будто знают, что затеял Джон. Он даст Омероду выиграть и, таким образом, вернет бумаги, позволив старику в какой-то мере сохранить лицо.

Но Чарльза Джон не убедил. Он слишком хорошо знал кузена, чтобы ожидать от него добрых поступков. Джон играл с Омеродом, потешался над горем этого человека. И для пущей забавы он унизит старика при всех.

Омероду пришлось все повторять по два раза. Старик выглядел еле живым от истощения, как будто не ел несколько дней, и Чарльз был уверен, что душевное состояние не позволяет ему сейчас играть в карты. Граф с радостью прекратил бы эту неприятную сцену, но не в силах был отказать несчастному в шансе отыграть документы, каким бы мизерным этот шанс ни был.

Омерод, наконец, поднял голову и, казалось, встряхнулся.

— Во что будем играть? — с оттенком вызова в голосе спросил он.

— В покер, — сказал Джон.

Гости переглянулись. Многие никогда не слышали об этой игре. Мало кто знал ее правила.

— Мы играли в эту игру тем вечером, — сказал Джон. — А потому должны играть в нее и сейчас.

Клиона стояла рядом с Чарльзом.

— В Америке многие в него играют, — сказала она. — Папа мне говорил. В молодости он как-то раз путешествовал на речном пароходе по Миссисипи. Он пробыл на борту две недели, выигрывая и проигрывая. Покер называют «нечестной игрой».

— Значит, Джон будет играть нечестно, — простонал Чарльз.

— Он, вероятно, нечестно играл и тем вечером, — заметил лорд-наместник. — Наверное, победить его сможет человек, который владеет такими же приемами.

— Я сомневаюсь, что Омерод — такой человек. Но это его единственный шанс.

Для игроков принесли маленький столик. Поскольку ночь была теплой, а в бальном зале становилось чересчур жарко, столик поставили на террасе ближе к свету.