Как-то раз я не успел увильнуть от какого-то очередного мероприятия, где целиком собрался весь издательский дом, в который входила и моя газета. Слоняясь там нелюдем от стены к стене с бокалом в руках, я в конце концов оказался у стола, за которым тусовалось больше всего молодежи и красивых девушек. Все пили виски и напряженно слушали возглавлявшего стол оратора.

Им был молодой парень по имени Дима Аленушкин, издатель одного из популярных глянцевых журналов, входивших в наш холдинг. Аленушкин мне всегда импонировал: жизнерадостный красавец с умными живыми глазами, на которого вешались гроздьями самые лучшие девушки в округе. Он всегда превосходно выглядел и ездил на самых модных машинах. Я ему по-хорошему завидовал. Этот парень умел жить. При редких встречах в издательских коридорах мы всегда здоровались, и сегодня, конечно же, я не смог отказаться, когда он жестом пригласил меня за их стол.

– Ну что, гастарбайтер, как жизнь? – приветливо улыбнулся он, подливая мне вина. – Мозоли-то от лопаты сошли уже или нет пока?

– Да не было у меня их особенно-то, – немного смущенно улыбнулся я, боковым зрением окинув разглядывающих меня глянцевых красоток. – Сам-то как поживаешь?

– Ну, со мной-то все в порядке. Пашу, как раб на галерах, – подмигнул он. – Вот видишь, даже и сейчас. – Дима саркастически скривился и обвел рукой подчиненных. – Ну вот скажи, Репин, насколько надо быть далекими от народа, чтоб не суметь организовать конкурс «Девушка с улицы»?

– Не знаю, Дим. Я от вашего гламура далек, как Одиссей от Ханты-Мансийска. А что случилось-то?

Случилось следующее. Аленушкин дал редакции задание организовать конкурс для читательниц. По задумке, самые обычные девушки должны были прислать в журнал свое фото в купальнике или топлесс, из них отбиралась сотня, их печатали в журнале, а потом методом жюри выявляли победительницу, которая и получала приз – полностью оплаченный тур в Париж.

– А в чем проблема-то? – я пожевал тоненький ломтик сладковатого хамона, долил еще вина. – Это ж проще пареной репы. В чем сложность-то?

– Как в чем? Не могут найти девок!

– Сто девок? – уточнил я. – В России нет ста девок?

– Сто, мать их, – кивнул Аленушкин. – Всего сто девок. Не знают, как искать.

– А анонс-то в номере печатали? – осторожно поинтересовался я.

– Обижаешь, – ответил Дима. – Печатали, и не в одном. Только проку от этого, как с козла молока. Шлют в основном из глухой провинции, причем такую хуергу, что невозможно даже смотреть, а не то чтоб в номер давать.

– А Интернет?

– Что Интернет? – Аленушкин вопросительно приподнял бровь.

– Ну, «Живой журнал» хотя бы... У тебя есть там регистрация?

– Это в «ЖЖ», что ли? Да, в редакции почти у каждого есть. Это ж модно сейчас. А что делать-то с этим? Как применить практически?

– М-да. Сколько девок уже есть в наличии?

– Ну, – пожал плечами Аленушкин, – хрен его знает. Вон, у главного редактора спросим. Марик, сколько готовых телок у тебя есть на конкурс?

– Фтук двадцать, – даже не глядя в мою сторону, прогундосил жирный Марик, яростно пожирая утиную ножку и небрежно вытирая ладонью стекающий по подбородку жир. – Офтальные или чудовища какие-то сраные, или живут в каких-то сраных жопах мира, в Красноярсках сраных всяких, в Казани сраной какой-то, или на сраных Дальних Востоках с Нижними сраными Тагилами и всякими Новгородами. Я ващеее даже не представляю, – проблеял он, – где находятся все эти сраные дыры.

Я этого типа не переваривал органически. Настолько мерзкого сноба мне видеть еще не приходилось. То, что он не способен решить вопрос с девушками, не удивительно: парень вообще не по этой части. Освиневший московский гламурный педераст даже ради приличия не интересовался этим конкурсом всерьез: ведь туда невозможно пропихнуть кого-нибудь из своих многочисленных любовников.

– Понимаешь, в чем тут еще проблема, – брезгливо отвернувшись от него, говорил мне Дима. – Очень желательно, чтоб телки были из Москвы. Ну, или откуда-нибудь совсем близко. Потому что везти сюда девушку из какой-нибудь Сибири довольно накладно. Но говорить об этом мы вслух не можем. Для нас ведь, типа, все читательницы равны. Лично для меня они и вправду равны, но в финансовой службе этому не поверят.

– Сейчас попробуем, – ответил я. – Ноутбук есть?

Ноутбук с подключенным Интернетом материализовался на столе словно из воздуха.

– Куда заходить?

– Ща, погоди, не спеши, – я настукивал на клавиатуре livejournal.com. – У меня там тоже блог есть. Ну, как блог... Тысячи полторы человек меня там читают, я ж, типа, известный журналист. Сейчас повешу объяву с информацией, попрошу ее распространить, и все.

– Что все? – Аленушкин перевел непонимающий взор с ноутбука на меня. – И что?

– И все, Дим. Люди прочтут, повесят у себя в блогах ссылки на мою объяву, и это прочтет и распространит еще больше народа. И так в геометрической прогрессии. На какой адрес фотки-то слать?

– Мне кажется, что этот сраный гастарбайтер порет какую-то сраную ахинею, – вдруг проскрипел сальный пидор. Утку он уже дожрал, принялся за пармскую ветчину. – Впрочем, можно указать мой личный почтовый ящик. Пусть мне и шлют. А я разберусь.

Отличная мысль. Я злорадно ухмыльнулся и с удовольствием вписал в объявление адрес этого жирного козла. После чего сложил ноутбук, выпил еще стакан вина, встал со стула и откланялся.

Звонок от Аленушкина раздался уже на следующий день. Магическое название известного на всю Россию журнала, помноженное на халявный вояж в Париж, очень быстро сработало мощнейшим артиллерийским залпом. Личный почтовый ящик Марика в течение нескольких часов засрали так, что вся его любовная гомопереписка исчезла в селевом потоке фотографий разнообразных девушек со всех концов страны. В течение почти целых суток заплывший дурным жиром пидор был вынужден сидеть у компьютера и поминутно обновлять почту, чтоб не пропустить любовное письмо от какого-то модного дизайнера, с которым у него были романтические отношения.

Рассказывая об этом, Аленушкин ржал чуть ли не в голос. Пидарасов он и сам терпеть не мог, поэтому удовольствие от процесса испытал неподдельное. Это и понятно: представьте себе рожу гомосексуалиста, вынужденного перелопачивать тысячи фотографий красивых полуголых девушек.

Через месяц Дима позвонил еще раз и предложил войти в состав жюри на окончательном мероприятии. Сославшись на занятость, я вежливо отказался. Все-таки гламурные тусовки мне не по нутру. И я ничего не мог с этим поделать.

Зато за информацией я не брезговал спуститься на дно любого вертепа и ничего не боялся. Поэтому мне везло. Эпизодом, окончательно укрепившим меня на занятых позициях, стало крупное журналистское расследование.

Я внедрился в одну крайне неприятную религиозную секту. Пишут о сектантах не очень много. Отчасти и потому, что эта среда – достаточно закрытая и опасная. Погрузиться в нее решаются единицы. Меня же такие ситуации, напротив, заводили. Я вооружился маленьким диктофоном, перевоплотился в лопоухого москвича с квартирой и гаражом и в полтора месяца стал там абсолютно своим парнем.

Как я и предполагал, проповедническая деятельность секты оказалась лишь прикрытием для финансовых афер по всей стране. У криминальных сектантов имелись свои явки фактически в каждом городе России. Толпы оболваненных ими лохов продавали квартиры и несли «духовным пастырям» последние сбережения. У правоохранительных органов вопросов к ним не возникало: блаженненькие, что с них взять. Но хватка у «блаженненьких» была бульдожья.

После моего материала – с убедительными фотографиями и съемками скрытой камерой – организаторов секты попросту посадили в тюрьму: уголовщина была налицо. Резонанс был таков, что последовало несколько пристальных телесюжетов, а редакцию забросали исками. У нашего особняка чуть ли не ежедневно собирались стихийные пикеты сектантов. Меня же эти бараны вместо благодарности готовы были разорвать на куски. Я особо не парился, но Геннадий Артурович во избежание дальнейших инцидентов отправил меня в отпуск. И я поехал домой, в Киев.