Бабушка и дедушка
Они появились неожиданно. Когда они позвонили в нашу дверь, родители уже месяц как покоились на кладбище. Я открыл. На пороге стояли мужчина и женщина средних лет, которые казались мне удивительно знакомыми, но я их никогда не встречал. Все же в них было нечто, что заставило меня нервничать. Они выглядели как-то слишком многозначительно.
– Николай?
– Да.
– Здравствуй. Я твой дедушка. А это твоя бабушка. Кровь застыла у меня в жилах.
Мама несколько раз писала им. В ответ она получила одно-единственное письмо. Очень короткое.
Дорогая Грит Окхольм!
Твои письма кажутся нам странными. Ты пишешь нам так, словно мы твоя семья. Отнюдь. Когда-то у нас была дочь, но она умерла в очень юном возрасте. Ей было всего шестнадцать. Как-то мы видели тебя по телевизору и подумали: боже, как она похожа на нашу маленькую девочку! Но только внешне. В остальном – ничего общего. А потому мы хотели бы попросить тебя перестать писать нам письма. Ты напоминаешь нам о невосполнимой утрате нашей любимой дочери.
Всего хорошего,
Лайф Окхольм
И вот они стояли у нас в дверях, и я не знал, что мне делать. Сес не было дома, но скоро она должна была прийти.
– Можно нам войти? Холодно сегодня. Зябко.
Я понимал, что нельзя было этого делать, но все же впустил их. Сес отругает меня, но они часть семьи, от которой у меня осталось не так много.
Мы прошли в гостиную. Я приготовил кофе и отыскал печенье. Мы долго сидели, пока я не спросил с удивлением:
– А зачем вы пришли?
– Хотим убедиться, что наш внук ни в чем не нуждается, – сказал дедушка.
– Кто? Я?
– Ну да, кто же еще?
– Но нас двое.
– Двое?
– Я и Сес.
– Да, но мы пришли за тобой.
Я обрадовался этому заявлению. Улыбнулся им. Теперь я готов был посвятить им все свое внимание и выслушать, но дедушка не успел ничего толком изложить, как вдруг открылась входная дверь. Не прошло и трех секунд, как Сес вошла в гостиную. Я обернулся – на ее лице читался явный испуг.
– Это бабушка и дедушка.
– Я прекрасно знаю, кто это. Что вы тут забыли?
Ее слова падали, как камни.
– Мы пришли в гости к внуку. Он потерял родителей, и мы подумали, что теперь нуждается в нашей помощи.
– Неужели? Ну-ка выметайтесь отсюда! Сейчас же!
– Мне кажется, тебе стоит быть повежливее с нами.
– Ах вон что вам кажется. Проваливайте!
– Хорошо, мы уйдем. Но мы вернемся. Мы его семья, а Николаю сейчас очень нужна семья.
– Никакая вы не семья. Убирайтесь! – злобно кричала она.
Дед медленно поднялся, выдерживая взгляд Сес.
– Ну что ж, пойдем, матушка. Всего хорошего тебе, Николай. Скоро увидимся.
– Не дай бог.
Сес вся покраснела. Я не мог взять в толк, почему она так рассердилась.
– Ты отвратительно разговариваешь, – кинул ей дед.
– Это мой дом. Я разговариваю, черт возьми, как мне хочется.
Они ушли. Бабушка, которая пока еще не произнесла ни слова, внезапно коснулась руки Сес и прошептала: «Мне очень жаль». Сес в смятении взглянула на нее и отдернула руку.
Я посмотрел на них с тоской и раздраженно повернулся к Сес, как вдруг она меня ударила. Я застыл, не понимая, как реагировать, а потом угрюмо удалился в свою комнату. Моя сестра заплакала впервые после смерти родителей. Слезы хлынули градом. Я включил магнитофон и сделал звук погромче, чтобы заглушить ее рыдания.
Прошла неделя, прежде чем они объявились снова. За это время в «Берлинске тиденде» вышла статья о том, что они забыли прежние обиды, ведь теперь внук нуждается в них.
«Это так тяжело для него, и мы сделаем все возможное, чтобы его защитить. Нам нужно только уладить некоторые дела, и он переедет к нам, рассказал дед Николая, Лайф Окхольм в интервью „Б.T.“».
Я мечтал об этом переезде, представляя себе, что моя неуверенность тут же исчезнет, если я буду окружен западными ютландцами. Жизнь потечет тихо и славно, ничто не будет мне угрожать. Бабушка и дедушка постараются дать мне все, чтобы я вырос сильным молодым мужчиной. Естественно, я заберу с собой Сес, и мы все вместе будем счастливы.
Бабушка с дедушкой наняли копенгагенского адвоката, с которым связались с помощью миссионерской организации. Он приходил к моей сестре и объяснил ей, что она слишком юна, а потому не может обо мне заботиться.
Сес бесилась:
– Кто это сказал? Это ведь не вы решаете.
– Нет, решают социальные органы.
Социальный консультант, который занимался моим делом, очень симпатизировал Сес, но все равно считал, что двадцатилетняя девушка не может заботиться о тринадцатилетнем мальчике. Сес не очень беспокоилась, ведь до сих пор альтернативы не было, но с появлением бабушки и дедушки она заволновалась.
Адвокат объяснял, что для меня будет только лучше, если я переселюсь в Тарм, где у меня будет безопасное и надежное жилище. Но она отвечала адвокату, что я никуда не поеду. Я ее младший брат, и она – вся моя семья.
– Вы думаете, что можете справиться с подростком? Тут нужна твердая рука.
– Как дед воспитывал нашу маму?
Адвокат понятия не имел, о чем говорит Сес, поэтому ответил:
– Да, именно, как твои бабушка и дедушка воспитывали маму. Если бы не их воспитание, ей бы никогда не достичь таких высот.
Сес фыркнула:
– А вы и правда дурак.
Адвокат раздраженно вздохнул. Он пытался быть вежливым и привести разумные доводы, а она оскорбляла его. Тогда он перешел к угрозам. Если она согласится на мой переезд в Западную Ютландию, то сможет навещать меня, а я ее. Но если им придется бороться, она потеряет всякую связь со мной – не сможет ни приехать, ни позвонить, ни написать.
Сес холодно взглянула на него:
– У меня есть деньги на адвокатов в десятки раз способнее вас. У меня есть деньги на людей, которые раскопают о бабушке и дедушке все дерьмо. Но вы знаете, до этого даже дело не дойдет. Вы настоящий идиот. Вы предупредили меня, и в тот самый момент, как за вами закроется дверь, я позвоню нескольким здоровым парням с наколками на спине, и они сделают вам очень больно, если вы посмеете забрать у меня Николая. А теперь уходите.
Сес не звонила никаким парням с татуировками, потому что она таких не знала.
Бугаи с татуировками
На следующий день дед позвонил Сес. Он насмехался, унижал ее и всячески ей угрожал. Я все это видел и слышал. Она несколько раз хотела бросить трубку, но трубка словно приклеилась к руке. Все тело ее сотрясалось. Дед запугал ее.
– Сес, они не выселят меня отсюда, если я сам этого не захочу. Они не смогут.
Но Сес не была так уверена. Она уткнулась лицом в ладони и молча сидела в таком положении несколько минут, а затем вдруг решительно поднялась, твердая, как сталь:
– Я пойду пройдусь. Не знаю, когда вернусь.
– Куда ты собралась? – Я занервничал.
– Я должна сдержать свое слово.
Сес ходила по замызганным кабакам до тех пор, пока не увидела целую компанию огромных мужиков с наколками. Она взяла себе пиво и сделала глоток, бросив взгляд на компанию. Они были настоящие громадины, а моя сестра всего 156 сантиметров ростом и весит 46 килограммов. Один из парней встал и вышел в уборную, и она тут же заняла его место. Остальные с изумлением уставились на миниатюрную красотку, подсевшую к ним с виноватой улыбкой. Но она молчала. Их товарищ вернулся:
– Прошу прошения, но вы заняли мое место.
– Да. Но я могу подвинуться. Просто будет слегка тесновато.
Она подвинулась, и он удивленно уселся. После длительного молчания она собралась с силами:
– Можно мне кое-что вам рассказать? Мои родители погибли месяц назад в автокатастрофе. Вы хорошо знаете мою маму. Грит Окхольм. Ту самую, которая пела «Шторм» и «Что скрывает сердце». Знаете?
