– Незда, – тихо сказал вуй Кромегость. – Подумай сам. Как я могу отпустить тебя? Куда ты пойдешь? Тебя будут спрашивать про купца. Ты ответишь… ответишь. Иначе тебя не было бы здесь. Если б ты кинулся на хазар во время битвы… да даже если бы на нас кинулся – я бы поверил тебе. Но ты испугаешься. За себя. За родичей. За сестру. Испугаешься и расскажешь. И приведешь беду – не к нам, нас им не достать. К тем, кто живет на этих землях, растит хлеб, пасет скот. Я в ответе за них. А ты… ты ведь уже как мертвый, Незда. Ты хуже, чем мертвый.
Парень уже не плакал – выл, страшно, однозвучно, протяжно. Как умирающий от тяжелой раны, обеспамятевший, забывший обо всем, кроме боли. Ссутулившиеся плечи колотило крупной дрожью.
– Вождь, – хмуро сказал Збой. – Не марайся. Не порти удачу, дозволь мне.
– Нет, Збой, – отозвался вождь Кромегость, не отрывая от Незды взгляда печальных глаз. – Это должен делать вождь. Сам. А вот меч и впрямь обижать не стану. Одолжи топор, если хочешь помочь.
Когда топорище чекана Збоя хлопнуло о ладонь вождя, Незда дернулся и, не разжимая век, взвыл пуще прежнего.
– Нет, неет, неееееет!!!
– Незда, – негромко сказал вождь Кромегость, и вой оборвался. – Хочешь совет?
Проводник молча трясся, не поднимая головы.
– Не закрывай глаз перед смертью, – тем же негромким голосом сказал вождь. – В следующей жизни родишься храбрей.
Незда заскулил слепым щенком, зажмурившись крепче прежнего.
Мечеславу было противно и страшно. Страшно не того, что сейчас сделает с этим… бывшим человеком вуй Кромегость. Страшно того, что кто-то уже сделал с ним. И хотелось, чтобы все скорее закончилось.
Чекан поднялся к солнечному небу и пошел вниз.
Но в самый последний миг перед ударом, перед тем, как на измятую траву еще один, последний в этот день, раз плеснуло вишнёвым, Незда сын Кукши вскинул белое, с прокушенною губой – кровь сочилась по подбородку – лицо и огромным усилием распахнул глаза.
Белые, слепые от страха – но распахнул.
Они так и остались открытыми, только чернота зеницы стала расплываться, тесня из остановившегося взгляда голубизну.
И старый Доуло вздохнул – скорбно и облегченно.
Содранную с воза холстину в конце концов люлькой подвесили между конями вождя и Бармы и в нее уложили Радагостя. Вождь, Збой и Барма накинули петли-осилы на уцелевших наемничьих коней, и Збой объезжал их, уча слушаться новых хозяев, пока Барма крушил возы и увязывал обломки в вязанки – пригодятся на дрова. Истома и Мечеслав стаскивали в огонь хазарское тряпье – сыну вождя Ижеслава померещилось, будто черные ленты с желтыми крючьями корчились в огне, стараясь выползти из него, и он ворошил костёр палкой, запихивая нечисть поглубже в пламя. О трупье вражьем позаботятся коршуны с воронами, сороки с галками, волки да барсуки. Сороки уже прибыли на место будущего пира, только приступать пока опасались – слишком много живых двуногих ходило поблизости, зато подняли страшный шум, на который соберутся и остальные «гости». И только Истома молчал над телами вороного Ветра и рыжего Бруды, а потом, кособоко опустившись на колени, прикрыл поочередно верным друзьям, отдавшим за него жизнь, глаза. У Мухи появились сотоварищи – мышастые хазарские меринки – такие же крутобокие, толстомордые, невозмутимые и неторопливые. На них ехали в обратный путь к городцу Хотегощу волхв Доуло и Истома.
Так заканчивался для пасынка Мечши, Мечеслава, сына вождя Ижеслава, этот необыкновенный день, в который он повстречался с неведомыми ему дотоле породами людей. День, в который он изумился внешности толстяка, преклонился перед мудрой мощью волхва и до немоты испугался низости труса.
Глава VII
Песни Вещего
Ночевали на том самом берегу, где били уток – крякуньям снова пришлось лихо, но возвращаться в Хотегощ с пустыми руками никому не хотелось. Старого волхва и раненых уложили спать под холстиной с хазарского воза – хоть навряд ли Доуло успел по ней заскучать, да выбирать в лесу особо не приходилось. Пару утрешних уток Мечеслав скорой рукой приготовил на ужин всем путникам – выпотрошил, натер изнутри золою, набил брюхо собранными под присмотром Збоя травами, облепил глиною и прикопал у самого края костра. Запеклась утятина на загляденье (хоть сам Мечеслав больше любил её с мёдом, но посреди лесу вечером взять мёду было негде).
Ночь прошла ровно – Мечше досталось сторожить около полуночи. Сторожа вышла спокойная – звери летом не пытались подобраться к оружным людям, а лесная нечисть, видать, боялась волхва. Сын вождя успел и на звёзды полюбоваться, и наслушаться лягушачьих трелей из тростников, а когда уже стал клевать носом, его отправил спать поднявшийся вуй. А утром пасынок проснулся от голоса старого Доуло – седобородый волхв пел, стоя на мелководье босыми ногами, повернувшись лицом к поднимавшемуся над вершинами деревьев алому боку молодого солнца. На щетине, покрывавшей меченый странными звездчатыми шрамами череп, на бороде и протянутых к солнцу ладонях волхва поблескивали капли воды, ловя свет начинающегося дня.
Вслед за волхвом омыли руки и лица вождь Кромегость с воинами, а потом пришёл черед Мечши.
У тех мест, где быть дозорам, возвращавшийся отряд встретил свист – переливчатый, тоскливый. Чужак бы подумал, что подаёт голос одна из бесчисленных лесных птах – хотя старый Доуло, даром, что не просто чужак, а чужеземец, только усмехнулся в бороду, с любопытством оглядывая лес, и понимающе сощурился, когда вождь Кромегость отозвался тремя такими же, только короткими, трелями.
Молодые парни, едва надевшие перстни и гривны, появились в тени между деревьев бесшумно. Когда увидели, с кем вернулся вождь, настороженно прищуренные серые глаза изумлённо распахнулись.
– Это наш гость, – проронил вуй Кромегость, и парни молча склонили колпаки, приветствуя теперь не только вождя и старших воинов, но и неведомого бородатого старца. Вождю оставалось лишь гордиться недавно прошедшими посвящение воинами – ни один не выказал, как удивлён услышанным от вождя, будто Хотегощ принимал гостей что ни день.
По трели ли пересвистов, от загодя ли посланного с заставы отрока, в Хотегоще уже знали, что вождь возвращается с охоты без обильной добычи, но с гостем. А гость, чужак, которого допустили в городец, случался не то что реже хорошей охоты – по правде сказать, такого на памяти большей части живущих в лесном убежище вовсе ещё не бывало. С селянами, приносившими дары или искавшими защиты и правды у Леса, лесные воины встречались не то что далеко за увенчанным головами частоколом – за засеками и заставами, сторожившими дальние подступы к чащобным крепям. С торговыми людьми, ведшими с Лесом дела – находились и такие, в ком то ли ненависть к хазарам, то ли любовь к прибыли, то ли всё разом пересиливало страх лютых кар, которые сулил каганов закон «разбойничьим пособникам», – встречались и того дальше. Так что увидеть в стенах городца незнакомое лицо было почти так же дивно, как в отражении на воде.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.