Эстер не заметила, как рисунок соскользнул с ее коленей. Только когда его деревянная рамка громко стукнулась о булыжники, которыми был вымощен двор, она словно очнулась и резко поднялась со ступеней, одним рывком поправив корсет и одернув юбку. Юноша встрепенулся от неожиданности.

— Вы кто? Что вам здесь надо? Для гостей есть парадный вход.

Голос Эстер звучал напряженно и несколько громче, чем обычно.

— Я зашел во двор с улицы. Хотел сократить путь, — мягко ответил незнакомец. — Мой хозяин прислал меня к мистеру Нидему забрать его цепочку для часов. Он сказал, что ее нужно починить. Так что не думайте, что я незваный гость. Может, мне стоит воспользоваться парадной?

— Нет, подождите, — твердо ответила Эстер, — я скажу Джеку, что вы пришли.

И она побежала вверх по лестнице к задней дверце кухни.

— Постойте, леди! — позвал он ее, поднимаясь на одну ступеньку.

— Да? — обернулась Эстер.

Серьезное выражение лица юноши вдруг уступило место обаятельной белозубой улыбке.

— Я даже не спросил вашего имени, а вы не знаете моего, — сказал он.

— Меня зовут Эстер Нидем.

— Вы дочь хозяина?

— Нет, я его сводная сестра. А вы?

Почему-то он улыбнулся еще шире, и Эстер поняла вдруг, что этот юноша, должно быть, очень хороший, добрый и воспитанный человек, совершенно лишенный жестокости и вульгарности.

— Я Джон Бэйтмен.

Эстер глубоко вздохнула. Она неожиданно почувствовала, что узкий корсет сдавливает ей грудь и затрудняет дыхание. Джон Бэйтмен. Имя прозвучало для нее как музыка, как звон драгоценного хрустального бокала. Эстер подумала, что Джон сказал свое имя для того, чтобы она его запомнила, а вовсе не для того, чтобы сообщить Джеку о посетителе. Сердце ее куда-то провалилось, перед глазами все поплыло. Такого она еще никогда не испытывала в своей жизни, к тому же обстоятельства их случайной встречи были довольно необычными.

Из его слов Эстер поняла, что Джон скорее всего ученик ювелира. Хиткок часто посещали разного рода подмастерья, причем они имели обыкновение собираться в маленькой пивной вместе с кучерами, прислугой и тому подобной публикой. Все их вечеринки заканчивались пьяной потасовкой, и Джек выкидывал всю компанию на улицу. Но Джон Бэйтмен был совершенно не похож на этих неотесанных грубиянов.

Натягивая на голову свой белый чепец и заправляя под него волосы, Эстер размышляла о том, что Джон наверняка никогда не принимает участия в таких вечеринках с разным сбродом. Она разгладила фартук, убедилась, что в одежде ее все в порядке, и вошла в таверну. Джека нигде не было видно.

— А где же дядя? — спросила она Марту, занятую бухгалтерскими подсчетами в конторе.

— Вышел, — кратко ответила та, не отрываясь от толстого гроссбуха и царапая что-то карандашом на чистом листе. Марта считала недостойным пускаться в какие-либо объяснения перед Эстер.

— Там пришел посыльный от ювелира за его цепочкой для часов.

— Понятия не имею, где может быть Джек. Хотя я слышала, что он действительно назначил эту встречу.

Марта окунула перо в чернильницу.

— В любом случае, я сейчас слишком занята, чтобы искать эту цепочку, так что можешь сказать посыльному, что завтра сама принесешь ее в мастерскую мистера Харвуда.

Марта так и не подняла глаз на Эстер, поэтому не заметила искру радости, мелькнувшую в ее взгляде.

— Хорошо, я скажу ему.

Спускаясь вниз, Эстер пританцовывала на ходу от счастья. Только что у нее появилась удачная возможность вновь встретиться с Джоном Бэйтменом, продолжить это необычное знакомство. И уж она постарается завтра вручить цепочку лично ему. Эстер не раз сталкивалась с мистером Харвудом и была уверена, что и работать, и общаться с ним очень трудно.

Выскочив во двор, залитый солнечным светом, она вдруг остановилась как вкопанная. Джон внимательно рассматривал ее рисунок, держа его на вытянутой руке.

— Это мое! — воскликнула Эстер и ринулась вниз по лестнице, словно хотела с боем вырвать у Джона свой рисунок. Тот внимательно посмотрел на нее. Глаза его сузились, в них появилось загадочное выражение.

— Вы очень талантливы, — сказал Джон, — это замечательная работа! Я полагаю, рисовать вы учились сами?

Эстер, едва оправившись от шока, поняла наконец смысл сказанных им слов, и затрепетала от радости. Ему понравился ее рисунок! Это было похоже на благословение Господне. Словно живительный бальзам пролился на душу Эстер, смывая все ее сомнения и страхи, которые она испытывала при мысли о том, что другие могут осмеять ее искусство. Несмотря на то, что покойная мать Эстер всегда хвалила ее рисунки, все же это воспринималось как неотъемлемая часть материнской любви.

— Да, меня никто не учил, — наконец ответила Эстер, — мне всегда нравилось рисовать эскизы, но в последнее время совершенно некогда.

— Ах, как жаль! — покачал головой Джон и с неохотой вернул Эстер ее рисунок.

— Вы принесли цепочку? — спросил он ее.

— Нет. Джека нет дома, а его жена не знает, где может находиться его цепочка. Мне приказали завтра принести ее вам в мастерскую мистера Харвуда.

Эстер заметила, что Джон вновь улыбнулся, будто тоже очень обрадовался, что снова встретится с ней.

— А вы знаете, где находится мастерская? — спросил он. — Нет? Это совсем недалеко, и идти туда очень просто.

И Джон подробно описал Эстер, как найти мастерскую. Она находилась неподалеку от собора Святого Гилберта, в Криплгейт. Традиционный для ювелирных мастерских район Лондона.

— А цепочку вы сами будете ремонтировать? — спросила Эстер.

— Думаю, да.

— Ну, тогда в мастерской я попрошу позвать вас.

Джон утвердительно кивнул головой и внимательно посмотрел на Эстер своими ярко-голубыми глазами.

— Попросите позвать меня, мисс Нидем. А теперь я вынужден попрощаться с вами. Я должен возвращаться назад. Всего доброго.

— До свидания, мистер Бэйтмен.

Эстер смотрела, как Джон Бэйтмен идет через двор к воротам. Возле самого выхода он остановился, оглянулся и помахал ей рукой на прощание. Ворота со скрипом закрылись за ним, и Эстер еще долго стояла там, не в силах уйти, погрузившись в счастливые, радужные мечты, пока Марта не закричала ей, высунувшись из окна, чтобы Эстер немедленно возвращалась домой.

Весь вечер она боялась, что мистер Харвуд заявится в таверну поужинать, и тогда Джек сам отдаст ему цепочку. Но, к счастью, Харвуд так и не появился в Хиткоке, и Эстер, улучив момент, когда Джек убирался в баре после закрытия, рассказала ему о визите Джона Бэйтмена.

— Я знаю этого парня, — ответил Джек, переворачивая стулья вверх ножками, размещая их на столах и смахивая с них пыль.

— Джон Бэйтмен — лучший и старший ученик Харвуда. Родом он из Стаффордшира, из прекрасной семьи, но, к сожалению, беден как церковная мышь. Грустная история: юный, благородный джентльмен, вынужденный влачить жалкое существование из-за того, что его прапрадедушки пустили, по ветру все семейные капиталы. Отец и мать Джона умерли совсем молодыми, и он остался на попечении деда, который смог кое-как заплатить за его учебу в Вестминстерской Школе, а потом пристроил его в мастерскую Харвуда. Это был предел его возможностей. Дед Джона сделал для него все, что мог, сам прозябая в нищете на склоне жизни.

Джек, будучи типичным услужливо-болтливым хозяином таверны, знал все про всех в округе, благодаря беседам с многочисленными клиентами и завсегдатаями бара. Поэтому Эстер за несколько минут разговора узнала практически все о жизни Джона Бэйтмена.

— Вам все это рассказал мистер Харвуд? — спросила она.

Ей просто не верилось, что мастер, именитый ювелир, почитаемый и уважаемый всеми, широко известный в городе, может опуститься до обсуждения личной жизни какого-то подмастерья и распускать сплетни в баре, потягивая пиво.

— Да, мистер Харвуд рассказал мне о нем. С полгода назад, когда его дочь обручилась с молодым Бэйтменом.

— Обручилась! — невольно воскликнула Эстер и резко обернулась, уставившись на Джека. Лицо ее исказилось от разочарования.