Джон взглянул на Эстер, насмешливо приподняв одну бровь.
— Должно быть, ты произвела неизгладимое впечатление на Эшдейла, когда вы познакомились. Джосс тогда еще был подмастерьем, но Эшдейл, наверное, изрядно помучился, прежде чем выяснил, что владельцем дома № 85 является твой женатый сын.
Эстер выдавила смешок, стараясь скрыть замешательство. Глупо было думать сейчас о том поцелуе, она была уверена, что ничего не говорила об этом Джону. Он мог вообразить, что это имело какое-либо значение для Джеймса или, что еще хуже, для нее. «Каковы бы ни были причины этого приглашения, Летисии оно очень нравится. Она думает, какую прическу сделать на вечер, и меняет мнение по десять раз в день», — думала она про себя.
Портниха и ее помощница тщательно подбирали ткани для вечерних туалетов: шелк для Эстер, белый муслин для Летисии и бледно-желтый сатин для Энн. Еще отрез розового сатина был приготовлен для Элис, так как Джосс решил, что ей тоже следует что-нибудь сшить. Все четыре наряда должны были отличаться друг от друга в деталях и, вместе с тем, соответствовать моде: обтягивающий лиф с глубоким декольте или овальный воротник по шее и рукава до локтей. Юбки должны быть очень пышными, с кринолином — одно из последних веяний моды, — которые Эстер никогда не носила в мастерской и при деревенских прогулках: в любом месте, где комфорт был более важен, нежели французская мода.
Она иногда недоумевала, как все эти живущие в деревне мужчины и женщины, питавшие отвращение и ненависть к Франции, которые были вызваны жестокой войной, могли слепо гнаться за парижской модой, покупать контрабандное вино, кружева и лионский шелк без малейших угрызений совести. Однако с замужеством она стала во многом терпимее. Джон оказывал на нее сильное влияние, так как был способен верно оценить любую ситуацию, увидеть ее преимущества и недостатки. Это касалось даже англо-французского конфликта.
Существовала лишь одна область, которая, как думала Эстер, была «ахиллесовой пятой» Джона. Ее успехи и ювелирном деле. Он никогда не скупился на похвалу, не выискивал недостатки в прекрасно выполненных работах, и все же настал час, когда к духу соперничества, царившего между ними, стала примешиваться неуверенность Джона, как будто его мужское «эго» было уязвлено ее успехами. Если бы ей захотелось повернуть время вспять, она вернулась бы к тому моменту, когда Джосс, начинающий подмастерье, похвалил ее маленькую табакерку как одно из лучших произведений своего отца. Каждой клеточкой своего тела она ощутила тогда нечто, похожее на неприязнь Джона, и это чувство глубоко запечатлелось в ее памяти.
Последний стежок в нарядах был сделан жарким солнечным утром знаменательного дня. А вечером женщины Бэйтмен, сопровождаемые Джоном и Джоссом, проследовали к особняку.
Одна Энн держалась холодно и отчужденно. Ее мучили мрачные предчувствия, ее наряд поколебал уверенность в себе. Она выбрала светло-желтый сатин вопреки советам матери и сестры, потому что это был чудесный цвет, цвет, который помог бы ей выглядеть эффектно и одновременно вполне скромно. Но на первой же примерке она поняла свою ошибку. Желтая ткань подчеркивала ее болезненный цвет лица, и Энн подумала, что никогда в жизни не выглядела так ужасно. Мать, видя ее разочарование, предложила попробовать украсить наряд белыми кружевами, чтобы подчеркнуть красивую линию шеи и рук.
Это немного помогло, но, по мнению Энн, она была похожа на вырезанную из пергамента фигурку. Кроме того, ей не понравилась прическа, которую сделала ей Летисия: мягкие каштановые волосы Энн она уложила в стиле «помпадур», с завитушками, которые ей вовсе не шли. К ней вернулась детская робость, а уверенность растаяла без следа, пока они с Летисией шли вдоль длинного ряда стоявших у особняка экипажей.
Зайдя в дом и вручив одному из слуг свою накидку, Эстер ахнула про себя. Холл полностью преобразился, но она почувствовала легкий укол сожаления: исчезла прежняя обивка, которая придавала холлу неуловимое очарование. Теперь стены покрывала золотая ткань, потолок был щедро расписан орнаментом, и даже винтовая лестница стала более изящной, с металлической балюстрадой в античном стиле. Как только они с Джоном прошли в бальный зал, она обратила внимание на то, что гобелены на стенах сменила сатиновая ткань абрикосового цвета, украшенная лирами, корзинками и букетами белых роз, которые соответствовали обивке мебели.
Она увидела Джеймса на несколько секунд раньше, чем он ее, что позволило ей его рассмотреть. Джеймс и его жена приветствовали гостей. Он прибавил в весе, но по-прежнему оставался стройным.
Лицо показалось ей загорелым и огрубевшим, если только не его белоснежный парик был тому причиной. Парик ему шел, так же, впрочем, как и пиджак цвета слоновой кости, расшитый золотым шитьем. Что касается его жены, то она была одета еще более элегантно. На ней был жемчужного цвета лиф с вышивкой черного шелка на правой груди, восхитительное колье из сапфиров и бриллиантов, такие же серьги в ушах. Ее туалет был сшит из серебряной парчи с кринолином в два раза шире, чем у Эстер, как того требовала мода.
— Мистер и миссис Бэйтмен.
Услышав оповещение об их прибытии, Эстер чуть не задохнулась от волнения. Джеймс резко повернул голову в их сторону, как будто только и ждал этого момента. Его улыбка стала шире, он пожирал ее глазами, пока она приближалась вместе с мужем в своем зеленом шелковом платье, с зачесанными назад огненными волосами и единственной ниткой жемчуга, подчеркивавшей ее длинную белую шею.
— Эстер, дорогая! — воскликнул он, будто они были старыми друзьями, шокируя этим неожиданным приветствием не столько Эстер, сколько Джона.
— Как я рад снова тебя видеть и познакомиться с твоим мужем. — Теперь он обращался только к Джону. — Я рад приветствовать вас в своем доме, сэр. Надеюсь, ваш первый визит к нам станет одним из многих.
Джон был поражен радушием этого человека. Трудно было не полюбить его, несмотря на то, что его фамильярность, с которой он приветствовал Эстер, была чуть ли не неприличной.
— Почту за честь, сэр.
— Позвольте представить вам мою жену, — Джеймс привлек внимание Мэри к вновь прибывшим, и она приветствовала их с не меньшей теплотой, чем муж. Мэри снедало любопытство. Так вот эта чета ювелиров, о которой он говорил! Его доводы относительно того, почему он хотел подружиться с семьей Бэйтмен, не обманули ее ни на секунду. Она прекрасно видела, что Джеймса привлекла эта очаровательная женщина, возможно, даже больше, чем он сам мог себе признаться. Она не ревновала. Тому не было никакой причины. В кругах, в которых она вращалась, легко было определить, какая женщина может представлять опасность, а Эстер не относилась к этой категории.
— Теперь мы с вами соседи, миссис Бэйтмен, — воскликнула Мэри. — Сегодня мы вряд ли сможем побеседовать спокойно, так что я приглашаю вас на чай. Загляните ко мне в ближайшее время. Вы увидите моих детей. Приводите своих мальчиков. У нас есть лошадка на колесиках, на которой они смогут кататься, и целая корзина кукол, с которыми можно играть.
— Это очень мило с вашей стороны. — Эстер была ошеломлена таким проявлением гостеприимства и подумала, что хозяйка, должно быть, чувствует себя одиноко вдали от города.
— Невероятно! — со вздохом произнес Джон, когда они с Эстер вошли в бальный зал. — У меня такое чувство, что мы увидели больше Эшдейлов, чем предполагали вначале.
Эстер почувствовала неприятный подтекст в его словах и поняла, что он выбит из колеи тем, как Джеймс с ней поздоровался.
Летисия и Энн, сопровождаемые Джоссом и Элис, тоже не были забыты. Летисия была изящна, словно фарфоровая статуэтка, полная очаровательного лукавства, которое всегда притягивало мужчин, как магнитом. Затем следовала Энн, с ее ясными, умными глазами на маленьком личике. Взгляд ее был глубок и задумчив.
Джосс и Элис, неразлучная парочка, напомнили Джеймсу его собственного сына и приемную дочь. Он надеялся, что его дети вырастут такими же, как и он сам, но знал, что им будет тяжело противостоять взбалмошности Мэри, которая могла их испортить. Мэри не имела ни малейшего представления о дисциплине. Но, несмотря на это, он не мог ее винить и прощал ей любые капризы. Одним из таких капризов было недовольство Банхилл Роу, и ему неоднократно приходилось терпеть ее выходки. Почему же теперь, когда он после долгого перерыва вновь увидел Эстер, настоящее исчезло, как не бывало, его отношения с Мэри потеряли всякое значение?! Сейчас он хотел ее так же, как в тот день в саду. Время, отделявшее их от того дня, растаяло без следа.
