— Отвечай на вопрос! — рявкнул Фоули ему в лицо.

Суини допросы были не в новинку. Он вздохнул и покачал головой.

— Ничего я особенного не знаю. Я просто разгружал грузовики. Меня нанял другой парень.

— Брим?

— Да.

— Он мертв.

На лице Суини застыло очевидное удивление, но он тут же занял оборону.

— Это не я.

— Заткнись, мудак, — отрезал Фоули.

Дверь открылась. Вошел Гаррисон и подал мне папку. Я открыла ее и вдруг поняла, что смотрю на фотографию Лэйси. Снимок был сделан для выпускного альбома, и она его ненавидела. Ей казалось, что она получилась толстой. А я считала, что она просто красавица. Снято еще до пирсинга. Когда я взяла фотографию, то у меня едва заметно дрожали пальцы. Думаю, Гаррисон заметил это, потому что он отвернулся и смотрел куда-то в сторону, пока дрожь не прекратилась.

— Вы когда-либо видели эту девочку?

Я подержала снимок у Суини перед глазами. Его взгляд скользнул по нему, казалось, практически не задержавшись.

— Нет.

— Посмотрите! — заорала я.

Суини тут же принял стойку «смирно», как будто его ударило током. Он кивнул, посмотрел на фотографию и начал ее разглядывать. Когда взгляд преступника, пусть и такого жалкого, как Суини, скользил по снимку моей девочки, это почему-то казалось оскорблением.

— Эта девица с конкурса? Да, я видел ее в новостях… правильно?

Он посмотрел на меня, словно ждал подтверждения.

— Кроме как в новостях, вы ее никогда больше не видели?

— Нет, никогда. Что, черт побери, происходит?

Я аккуратно положила снимок обратно в папку и достала фотографию убитого мальчика из дома на Монте, сделанную полароидом. На фотографии было видно его лицо. Глаза полуоткрыты, лицо немного исказилось, поскольку к нему прилила кровь, пока паренек лежал на животе.

— А его вы видели?

Суини озадаченно посмотрел на снимок.

— А что это с ним такое?

— Ну, ему выпустили пулю в затылок.

— Господи! Что, черт побери, происходит?! Ответьте же мне!

— Его убил тот же человек, который заложил бомбу в вашем доме.

— Это была бомба?

— Не будь идиотом, — сказал Фоули. — Ты что, думаешь, он сам взлетел на воздух?

— Такое бывает.

— Ага, а у собак бывают крылья.

— Так вы видели этого парня? — повторила я.

— Нет, никогда.

Его голос впервые дрогнул от страха. Я показала ему фотографии Эрика из Азусы и мертвого мексиканского майора.

— Я никого из них не видел. Так вы мне скажете, что происходит?

Я вытащила портрет Габриеля.

— Расскажите мне о нем.

Во взгляде Суини ничего не промелькнуло. Ни узнавания, ни попытки скрыть правду, ни страха. Ничего. Я посмотрела на Гаррисона. Он видел то же, что и я, и был также озадачен.

— Я никогда не видел этого человека, — сказал Суини.

— Взгляните на портрет.

Он вздохнул и еще несколько секунд разглядывал изображение.

— Нет, я никогда его не видел.

— Не ври нам, скотина! — взревел Фоули.

Он снова посмотрел на рисунок.

— Я никогда его не видел. Никого из них. Клянусь. Я никто и ни для кого ничего не значу.

Это была самая честная и грустная самооценка, какую я только слышала. Я бы даже пожалела его, если бы у меня в сердце осталось место для кого-то еще. Я сунула портрет Габриеля в папку. Было такое чувство, словно я закрыла дверь перед последней своей надеждой.

— Тогда почему ты тут прячешься? — спросил Фоули.

— Потому что моего босса застрелили, я ударил полицейского дверью, и я бывший зек. Господи, а вы что подумали? Я до смерти боюсь оружия…

— Если ты лжешь…

— Нет, он не лжет, — сказала я.

Фоули с недовольным видом посмотрел на меня. Мы только зря потратили время, и он знал это так же хорошо, как мы с Гаррисоном.

— Это тот парень, который взорвал мой дом?

Я жестом указала Фоули на дверь:

— Отведи его в мою машину.

Фоули схватил Суини за руку и стащил его с кровати.

— Я хочу знать, это тот парень? Потому что у меня из-за него проблемы…

— Заткнись, — велел Фоули.

— У меня есть право знать…

Фоули поднял закованные в наручники кисти Суини достаточно, чтобы причинить ему боль, и тот замолчал. Когда они дошли уже до самой двери, мне пришел в голову последний вопрос:

— А вы знали миссис Финли?

Вопрос был продиктован только инстинктом, хотя, возможно, в моем случае это лишь другое определение отчаяния. Фоули рывком развернул Суини в мою сторону. Глядя на него, я подумала, насколько жалкой была, возлагая надежды на спасение дочери на двадцатидевятилетнего неудачника в квадрате в расстегнутых джинсах, мятой футболке и черных носках, в которых дырок было больше, чем, собственно, носков.

— Ну, мы встречались… да.

— Вы говорили с ней?

— Вроде бы.

— Да или нет?

Суини вздрогнул, его голова раскачивалась из стороны в сторону, как у китайского болванчика. И тут я поняла, что большую часть своей жизни он избегал прямых ответов на вопросы.

— Ну…

Фоули снова потянул за наручники.

— Да, — пронзительно взвизгнул Суини.

— О чем вы говорили?

— Ни о чем. Здрасьте, здрасьте, до свидания и всякая такая ерундистика.

Я кивнула Фоули, и он вывел Суини за дверь, оставив нас с Гаррисоном одних.

— Почему Габриель пытался убить Суини, если тот никогда его не видел? — спросил Гаррисон.

Я покачала головой и посмотрела на картинку с Тадж-Махалом над кроватью. Раньше я не обратила внимания, что она закрыта стеклом, а кто-то из гостей нарисовал эмблему Макдоналдса, которую владелец, очевидно, пытался стереть. Я повернулась и посмотрела за дверь на улицу, где шел дождь. В Южной Калифорнии в дождях нет ничего приятного и успокаивающего, как, например, в Новой Англии или на Среднем Западе. Наверное, все дело в наших песчаных почвах. Я всегда считала, что если бы Генри Торо жил в Лос-Анджелесе, то его «Уолден» был бы не о жизни в лесу, а о грязевых оползнях и наводнениях.

— Бессмыслица какая-то, — сорвалось с моих губ.

— Нет, какой-то смысл должен быть, — возразил Гаррисон.

Я попыталась привести мысли в порядок, но разгадка ускользнула от меня.

— А что, если Суини лжет?

Я покачала головой.

— Непохоже.

— А мы можем ошибаться насчет взрыва в бунгало?

Можем ли мы ошибаться? Я пыталась вспомнить, насчет чего мы неошибались, но тщетно.

— Следующий вопрос, — с сарказмом сказала я.

— Может, Суини просто не помнит, что они встречались?

Я вспомнила портрет Габриеля, характерный шрам, сверлящий взгляд светлых глаз.

— А ты забыл бы такое лицо?

— Вряд ли.

— Мог ли Габриель допустить ошибку?

— Она была бы первой.

— Какие еще есть варианты? — спросила я.

— Он пытался убить кого-то другого.

— Например…

— Вас.

Я сделала глубокий вдох и с силой выдохнула:

— Я так не думаю.

— Почему?

Я подошла к двери и смотрела, как капли дождя с силой ударяются об асфальт. На дороге образовались лужи, и проезжающие машины поднимали фонтан брызг высотой в два метра.

— Потому что он пытается использовать меня.

Гаррисон встал с другой стороны двери.

— Вы имеете в виду телефонный звонок?

Я кивнула.

— Габриель рассчитывает, что вы сделаете то, что он велит, чтобы спасти Лэйси.

— Да, — сказала я, ощущая странную смесь стыда и бог знает чего еще. — Прости. Мне следовало объясниться.

— А мне не стоило спрашивать, — без колебаний ответил Гаррисон.

Я взглянула в его глаза с благодарностью.

— Неважно, — сказала я. — Не думаю, что он отказался от…

Я оставила мысль неоконченной. Пытаться залезть в голову Габриеля — гиблое дело. Он убийца, и предполагать, что он прекратит убивать — глупо.

— Если Габриель настолько уверен, что вы станете ему помогать, спасая Лэйси, — размышлял Гаррисон, — то мы никак не влияем на его уверенность. Мы подбираемся к нему настолько близко, насколько он позволит, и надеемся, что он допустит ошибку.