Я подошла и подняла ее. Левая туфля. В моей руке она казалась почти невесомой. У Лэйси был пунктик — она любила, чтобы теннисные туфли были белоснежными, как будто только что куплены. Я поискала следы крови, но не нашла. На левой стороне туфли виднелся темный след чьей-то подошвы, как будто кто-то наступил на нее.

— Господи, — прошептала я и начала воспроизводить события, произошедшие в этих стенах.

Скорее всего, Лэйси видела, что случилось, или, если она была в соседней комнате, слышала Но и то, и другое просто непостижимо. Она пыталась пнуть убийцу? Пыталась убежать? Наверное, он наступил ей на ногу, когда она пробована увернуться, этим объясняется след подошвы. Я закрыла глаза, стараясь прогнать эти ужасные картины из головы, но они не сдавались. Я почувствовала себя беспомощной. Габриель отнял у меня не только дочку. Несмотря на всю жестокость, с которой мне как копу приходилось сталкиваться, во мне всегда жила вера в то, что в итоге добро, пусть всё в шишках и синяках, но победит. А теперь я утратила эту уверенность.

Я взяла туфлю обеими руками и прижала ее к груди. Рассвет набирал силу, и свет начал пробиваться сквозь окна. Цвет крови на полу изменился с темно-шоколадного на ярко-алый. Я подняла голову и увидела в дверях Чавеса.

— В комнате только один труп. Думаю, выстрел был произведен из какого-то мелкокалиберного пистолета, как и в случае с Финли, — сказала я.

Он вздохнул со странной смесью облегчения и тревоги.

— Лэйси была здесь, — продолжила я. — Но мы ее упустили.

Чавес взглянул на теннисную туфлю в моих руках, и стало ясно, что других объяснений не требуется. Он прикрыл рот рукой и тихонько качал головой взад-вперед, не веря своим глазам.

— Сукин сын. — Слова слетели с его губ, словно у монаха во время вечерни.

Из соседней комнаты показался Гаррисон.

— В остальных помещениях чисто. Бомб нет.

Я услышала его слова, но они не имели для меня значения. Мои пальцы накручивали вокруг себя шнурок, как будто я боялась, что туфля может выскользнуть из моих рук, и старалась предотвратить это, тем самым не дав моей девочке еще больше отдалиться от меня.

— Я не знаю, что делать дальше, — беспомощно пробормотала я.

Гаррисон посмотрел на Чавеса. Я видела обеспокоенность во взглядах обоих. Скорбящая мать не могла больше принести никакой пользы. Полицейский значок, который я носила, стал практически нелепым. Мне нужно сидеть дома, как все хорошие матери, собирать дочку в школу, готовить ей завтраки, говорить ей комплименты. Я снова посмотрела на дочкину туфлю и позволила своим пальцам выпутаться из плена шнурка.

Ладно, сказала я себе. Работай, думай. Я повернулась к Гаррисону и попыталась вернуться в настоящее.

— Ты видел где-нибудь компьютер?

— Нет.

Я сделала вдох. Так, маленькими шажками, один за другим.

— Думаю, Габриеля уже здесь не было, — сказал Гаррисон.

Я кивнула в знак согласия.

— А это значит, что он послал нас сюда.

— Господи, — сказал Чавес, — Господи Иису… — Тут праведный католик в его душе не дал ему закончить и упомянуть имя Господа всуе. — Но зачем?

Я посмотрела на Гаррисона и увидела, что он думает о том же, о чем и я.

— Он продемонстрировал, кто здесь главный, — озвучила я нашу общую мысль.

— Словно мы чертовы марионетки, — раскипятился Чавес.

Да, нечасто Чавес выходит из себя, это не в его правилах. Но сейчас у него был вид разгневанного монарха, свергнутого с трона.

Я подошла и взяла его за мощное предплечье.

— Нужно установить время смерти как можно быстрее, — сказала я. — И я хочу знать, был ли выстрел произведен из того же пистолета, из которого убили Финли.

Я снова посмотрела на туфлю, а потом неуверенно протянула ее Чавесу.

— Можешь запаковать. Возможно, мы что-нибудь выясним по отпечатку подошвы или… или нам просто повезет.

Он кивнул и аккуратно взял туфлю из моих рук.

Мне нужно было выбираться из этого дома. Стены наступали на меня, словно песок, засыпающий могилу. Я прошмыгнула мимо Чавеса и выскочила на свежий воздух. Теперь на улице припарковались уже более десятка полицейских автомобилей. И снова большинство копов смотрели на меня как водители, проезжающие мимо ДТП. Капли дождя хлестали по лицу и скатывались к уголкам губ. У дождя был соленый привкус слез. Я плакала, хотя сама того не замечала. Вытерев слезы тыльной стороной ладони, я посмотрела, что творится на улице. Ворона, лакомившаяся остатками обеда из Макдоналдса, теперь стояла в паре метров от бумажного пакета, потеряв к нему всякий интерес.

Через смесь сирен и раций я вдруг расслышала пронзительный писк мобильного телефона. Ко мне подошел офицер в форме.

— Телефон уже пару минут звонит у вас в машине, лейтенант.

Я повернулась, не расслышав, что он сказал:

— Что, простите?

— Ваш телефон звонит уже пару ми…

Он не успел закончить, а я уже неслась на всех парах к своему «вольво». Назовите это материнской интуицией, или женской, или полицейской, но телефон взывал с мольбой ровно в шесть часов утра, когда я осматриваю место преступления. Нет, такой вещи, как совпадение, больше не существует. Теперь на счету каждая минута, каждая секунда. Я добежала до машины, рывком открыла дверцу и схватила телефон с приборной панели.

— Делилло.

Но звонивший повесил трубку, я услышала только щелчок.

— Черт, — выругалась я, швырнув телефон на сиденье. Это могло быть все, что угодно, возможно, пустышка, но я пропустила звонок, и больше не могу себе такого позволить.

Тут из дома вышел Чавес, неся в полиэтиленовом пакете туфлю Лэйси. Он передал ее другому офицеру, обменялся с ним парой слов и посмотрел в мою сторону.

В этот момент снова зазвонил телефон. Такую встряску я раньше испытывала, когда сообщали об огнестреле. Я уставилась на него. Отвечать не хотелось. Было страшно от того, кто это может быть или, наоборот, не быть. После пятого гудка я все-таки ответила:

— Делилло.

На другом конце провода раздался звук, напоминающий сирену пожарной машины.

— Это Делилло, — повторила я.

И тут раздался голосок, дрожащий от страха и непонимания:

— Мама. Мамочка.

Я прижала телефон к щеке.

— Лэйси, где ты?

Тишина.

— Лэйси… Лэйси, ты слышишь меня? — спросила я, во мне нарастало отчаяние. — Лэйси, ты слышишь? Ты цела? Ты знаешь, где ты?

— Нет, она не знает.

Голос был каким-то искаженным, низким, смазанным, словно раздавался с сюрреалистичного полотна, где вся действительность перекошена и растянута во всех направлениях. Я тут же поняла, что это Габриель.

— Ах ты, ублюдок, — вырвалось у меня.

— А вы пустое место.

Слова просочились через трубку, словно рука схватившая и сжавшая сердце. В этот момент он был для меня самым могущественным человеком в мире. Словно мифологическое божество, Габриель мог вершить судьбы мира одним движением пальца, одним словом. Он прав. Я чувствовала себя пустым местом.

— Теперь вы мой партнер, лейтенант. И вы будете делать то, что я вам велю, иначе ваша дочь умрет.

— Я не собираюсь заключать с тобой сделок.

— Может, пока и не собираетесь. Но что, если я предоставлю вам выбор — спасти жизнь незнакомому вам человеку или дочери?

— Ты спятил.

— Если вы не выполните то, что я вам велю, ваша жизнь превратится в ад.

— Прошу тебя, не надо. Не трогай мою дочь.

Произнеся эти слова, я ощутила себя слабой, но не было смысла скрывать это. Я и была слабой. И Габриель понимал это — я сделаю все.

— Прошу тебя, возьми меня вместо нее.

Снова молчание.

— Черт побери, возьми меня! Меня!

— Мамочка, — снова раздался голосок Лэйси.

Казалось, ее слезы стекают с трубки прямо мне в руку.

— Лэйси.

И тут связь внезапно прервалась, словно дочку выдернули из моих рук. Пока мое сознание оставалось еще незатуманенным, я попыталась определить номер, но он был заблокирован. Я прислонилась к машине, но ноги стали как ватные, и я осела на мокрый тротуар и спрятала лицо в ладонях. Дождь мочил мои волосы.