Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появилось нечто совершенно неожиданное: молодая дама в элегантном дорожном костюме, в шляпке с вуалью и с хорошеньким саквояжиком в руке. Она намеревалась быстро войти в комнату, но остановилась, как вкопанная, при виде представившегося ее глазам зрелища. Долговязая фигура Гронау вытянулась во всю длину на софе, доктор без куртки безмятежно откинулся на спинку кресла, Герсдорф расположился неподалеку от него, а над всеми ими клубились облака голубого дыма, окутывая всю группу густой, но, к сожалению, прозрачной дымкой.

— Господин доктор, — доложила экономка, лицо которой виднелось позади незнакомки, — вот молодая барыня приехала и хочет…

— Я хочу видеть своего мужа! — энергичным тоном перебила ее «молодая барыня».

Она вступила в комнату и произвела этим настоящий переполох. Гронау сорвался с дивана и вскрикнул от боли, потому что его нога еще не выносила таких сильных движений; Бенно в ужасе вскочил и бросился искать свою куртку, но никак не мог найти ее, а Герсдорф вынырнул из облаков дыма и воскликнул с радостным изумлением:

— Валли!.. Ты!?

— Да, я! — объявила молодая женщина таким уничтожающим тоном, как будто застигла мужа на месте преступления, а затем выступила на середину комнаты и приняла в высшей степени воинственную позу, но, к сожалению, ей помешал табачный дым, и она отчаянно закашлялась.

Бенно был совершенно уничтожен: он только что втайне облегченно вздохнул, услышав, что визит новой знатной родственницы не состоится; он, конечно, облачился бы ради нее в свою знаменитую черную пару, и вдруг она застала его в таком туалете! В смущении он схватил носовой платок и принялся разгонять дым, но, к несчастью, гнал его прямо в лицо даме. При этом он столкнул со стола глиняную трубку, так что та разлетелась вдребезги, и в довершение беды опрокинул кресло, отчего оно лишилось ножки. Наконец Герсдорф схватил его за руку и воскликнул:

— Успокойся, Бенно, не то ты натворишь еще каких-нибудь бед! Прежде всего, позволь представить тебя моей жене. Мой кузен Бенно Рейнсфельд, милая Валли.

Валли крайне немилостиво взглянула на человека без сюртука, которого ей представляли в качестве родственника, и, видимо, нашла это возмутительным.

— Мне очень жаль, что я помешала вам, господа, — сказала она, бросая на мужа сокрушительный взгляд. — Мой муж сообщил мне, что едет к вам, господин доктор, на неопределенное время.

— Сударыня… — растерянно пролепетал Бенно. — Для меня большая честь… конечно…

— Очень рада, — без церемоний оборвала его «сударыня». — На улице стоят мои вещи; будьте добры, прикажите их внести: я тоже остаюсь здесь… на неопределенное время.

Это довершило отчаяние доктора. Он подумал о маленькой, скудно меблированной комнатке под крышей, в которой собирался поместить двоюродного брата, и в которой теперь должна была поселиться баронесса Эрнстгауен! Вдруг его беспомощно блуждающий взгляд упал на куртку, которую он искал с таким страхом, она лежала прямо перед ним, он схватил ее и исчез со своей добычей в соседней комнате. Гронау, питавший к дамам решительную антипатию, заковылял вслед за ним и так неосторожно закрыл за собой дверь, что весь дом дрогнул.

— Не к дикарям ли я попала? — воскликнула молодая женщина, возмущенная таким приемом. — Один кричит, другой убегает, а третий… — она буквально содрогнулась при мысли, что этот третий был ее муж.

Однако Герсдорф не обратил внимания на рассерженное выражение розового личика, а с сияющей физиономией и распростертыми объятиями поспешил к жене.

— Валли, неужели ты в самом деле приехала?

Валли уклонилась от объятий и, отступив назад, торжественно заявила:

— Альберт, ты — чудовище! Да, да, чудовище! Мама тоже это говорит и думает, что я должна наказать тебя презрением; только потому я и приехала.

— Вот как! Только потому? — спросил Альберт, беря у нее из рук саквояж.

Валли позволила его взять, но продолжала сохранять воинственный вид.

— Ты бросил меня, свою законную, обвенчанную с тобой жену, постыдно бросил, да еще во время свадебного путешествия!

— Извини, дитя мое, не я тебя бросил, а ты меня! — запротестовал Герсдорф. — Ты поехала с обществом…

— На несколько часов, а когда вернулась, ты уже уехал, отправился в глушь — я не знаю, как иначе назвать этот Оберштейн, — и сидишь здесь, в ужасном табачном дыму, куришь, смеешься, радуешься! Не отпирайся, Альберт, ты смеялся: я ясно слышала твой голос из прихожей.

— Действительно, я смеялся, но ведь это еще не преступление.

— Когда твоя жена вдали от тебя? — гневно крикнула Вали. — В то время как твоя глубоко оскорбленная жена горько оплакивает тот час, когда судьба приковала ее к такому бессердечному человеку? О, ты даже не замечаешь этого! — и она громко всхлипнула.

— Валли, — серьезно сказал Герсдорф, подходя к жене, — ты знала, почему я решил избегать того общества, Я думал, что моя жена будет, безусловно, на моей стороне, и мне было очень больно убедиться, что я ошибся.

Валли опустила глаза и нерешительно ответила:

— Мне вовсе не нужны все эти глупые люди, но мама говорит, что я не должна позволять командовать собой.

— И ты, разумеется, послушалась совета матери, вместо того чтобы исполнить мою просьбу, и предпочла общество чужих людей моему.

— Ты сам так сделал! — воскликнула Валли. — Ты уехал, не заботясь о том, что твоя бедная жена умирает от тоски и горя.

Альберт тихонько обнял ее и склонился к ней, в голосе его звучал глубокое чувство:

— В самом деле, ты скучала без меня, моя маленькая Валли? Я тоже скучал.

Молодая женщина подняла на него глаза, в них уже не было слез, и она крепко прижалась к нему.

— Когда ты собирался вернуться? — спросила она.

— Послезавтра, если бы у меня хватило сил выдержать так долго.

— А я приехала сегодня, довольно с тебя этого?

— Да, моя милая маленькая упрямица, с меня довольно! — воскликнул Альберт, с безграничной нежностью обнимая ее. — Теперь, если хочешь, мы хоть сегодня вернемся в Гейльборн.

— Нет, этого мы не сделаем, — решительно заявила Валли. — Я поссорилась с мамой, потому что она не хотела отпускать меня, а также с папой. Я привезла с собой все вещи, и мы останемся здесь.

— Тем лучше, — с видимым облегчением сказал Герсдорф: — Ведь я поехал в Гейльборн только из любви к тебе. Здесь мы среди настоящих гор. Боюсь только, что нам придется поискать другую квартиру, потому что дом доктора едва ли сможет вместить тебя со всеми твоими чемоданами.

Валли, наморщив носик, окинула взглядом комнату.

— Да, здесь, кажется, вообще ведется ужасное холостое хозяйство. Ты успел уже одичать в обществе своего прославленного кузена, который бросается вон, как сумасшедший, при виде дамы. Неужели он не знает самых простых правил вежливости?

— Бедный Бенно чрезвычайно смутился, — оправдывал кузена Альберт. Он совсем потерял голову. Будь полюбезней с ним, Валли, прошу тебя, а я пойду и позабочусь о твоих вещах. Он ушел, а Валли уселась на диван.

В это время робко отворилась другая дверь, и на пороге появился хозяин дома. Он воспользовался промежутком для того, чтобы наскоро привести себя в более салонный вид, и теперь смиренно приблизился к нежданной гостье. Однако та еще не выказывала намерения исполнить просьбу мужа и быть любезнее, она встретила Бенно взглядом строгого судьи.

— Сударыня, — запинаясь, заговорил доктор, — прошу извинить, что при вашем неожиданном приезде, я был в таком отчаянии… право же в таком отчаянии…

— От моего приезда? — с негодованием перебила его Валли.

— Боже сохрани! Я хотел сказать… хотел объяснить, что… я — человек холостой…

— Да, к сожалению, — проговорила Валли, все еще весьма немилости. — Холостой человек — это печальное явление. Почему вы не женитесь?

— Я? — воскликнул Бенно, приходя в ужас от такого вопроса.

— Ну да, вы! Вы должны жениться и как можно скорей.

Это было сказано таким диктаторским тоном, что доктор не посмел ничего возразить и только поклонился; это до некоторой степени обезоружило Валли, и она прибавила уже мягче: