Ники тоже опустился на диван, на приличном расстоянии от меня, и налил себе кофе из кофейника, который незаметно появился на столе.

– А как ты ее себе представляла? Думала, у меня на окнах висят шторы из черного шелка? Впрочем, эта квартира вовсе не моя. – Он налил кофе и мне. – А дедова. У меня – холостяцкое пристанище на Сен-Жермен. Сюда я обычно не привожу женщин. Но ты – исключение.

Выходит, я провела ночь в спальне Александра? Я моргнула, смущенная и немного растерянная.

– Это что-то вроде комплимента? Ники придвинул мне чашку.

– Думаю, да.

Он посмотрел мне прямо в глаза, обезоруживающе улыбаясь.

Я вдруг подумала: если бы стоматолог оставил Ники прежние зубы, в нем было бы больше мальчишества и больше своеобразия.

– Или, может, мне просто захотелось похвастать перед тобой нашими парижскими апартаментами. Или я постыдился везти тебя в свою холостяцкую берлогу.

– Или кровать в твоей холостяцкой берлоге уже была занята.

Ники чуть вскинул брови.

– И это не исключено. – Он помолчал. – А может, никого там и не было. Впрочем, если серьезно, надо бы мне туда наведаться – удостовериться, что она не устроила погром. – Его щеки слегка побледнели. – Сегодня утром ее все еще трясло от злости. Вбила себе в голову, что мы с тобой затеваем побег. И тогда плакали ее планы стать принцессой.

– Ты рассказал ей о моем вчерашнем несчастье? – произнесла я.

– Мелисса! – с негодованием воскликнул Ники.

– Что?

– Да так, ничего! Клади сахар.

Он вел себя так, будто никаких из ряда вон выходящих событий вчера не приключалось и будто вечер был совершенно обычный. Либо потому, что не хотел бередить мои душевные раны, либо потому, что, на его взгляд, и правда, не произошло ничего особенного.

– Я задумал,– произнес он, кладя руку на спинку дивана,– обзавестись новой тачкой. Твое агентство по этому поводу не дает каких-нибудь ценных рекомендаций?

– Почему же! – воскликнула я, весьма довольная, что можно переключиться с мучительных дум на болтовню. – Это очень интересный вопрос…

Ники продемонстрировал, что умеет не только веселиться в клубах, но и быть приятным собеседником за дневным кофе. Он показал мне, где в этой чудо-квартире прячутся окна с витражными стеклами, поведал несколько забавных историй о своем семействе, а я, опустив массу постыдных подробностей, сообщила ему кое-что о своем. Так прошло какое-то время, и от моего похмелья осталась лишь едва заметная пульсация в голове, на которую даже я сама почти перестала обращать внимание.

– Не хочу показаться излишне любопытным но какие у тебя планы? – наконец спросил Ники. – У меня предложение: оставайся здесь на выходные. Если что-нибудь понадобится, просто скажи Марии, и она тотчас все раздобудет. А если желаешь утопить свою грусть в веселье, можем поехать сегодня на одну потрясающую вечеринку… Ой! – Он шаловливо улыбнулся и прикрыл рот рукой. – Я совсем забыл! О вечеринках не может быть и речи! А поездки в парижские рестораны не возбраняются? Заодно я бы мог поучиться хорошим манерам.

Я чувствовала, что он искренне желает подбодрить меня. В какую-то секунду наши взгляды встретились, и в это мгновение я чуть было не согласилась задержаться в его сказке на несколько дней. Перспектива ездить из одного шумного места в другое, ни о чем не переживать, ни за что не платить и не допускать тягостных мыслей почти захватила меня в свои манящие объятия…

Увы, я не могла ни о чем не думать. И прекрасно знала: после опьянения неизбежно наступает утро и, хочешь не хочешь, приходится возвращаться в неприглядную действительность. Джонатан ждал от меня ответа. Вдобавок не в моем это характере – быть легкомысленной и беспутной. Снять с себя несколько дней разгульной жизни, точно светлый парик, я бы потом просто не смогла и лишь сильнее страдала бы.

– Спасибо, у меня другие планы,– сказала я – я уезжаю домой. Надо вернуться в Лондон и все хорошенько обдумать. – Мне стало тоскливо. – Я должна разобраться в этой путанице и решить, что правильно, что ошибочно. Может, с чем-то смириться, где-то пойти на уступки…

Взгляд Ники, еще полминуты назад игривый, вдруг посерьезнел.

– Если твой жених в своем уме,– произнес он на удивление спокойным голосом,– он поймет, что на уступки надо пойти ему.

– Он уже и так переехал из Нью-Йорка в Париж, в основном из-за меня.

– Да, Париж к Лондону ближе, однако это в любом случае другая страна. – Ники прикоснулся к моей руке. Меня поразил этот сдержанный жест. Мы сидели на одном диване, и ничто не помешало бы Ники даже обнять меня. – Дом – это место, куда рвется твоя душа, где бы ты ни был. Ты прекрасно знаешь, где твой дом. Это я всю жизнь мотаюсь.

Да, глубоко в сердце я прекрасно знала, где мой дом. В скромной квартирке в Пимлико. Но настала пора повзрослеть и уехать оттуда, правда же?

– Да нет, все дело в моей глупости,– сказала я. – Прости.

– Ты отнюдь не глупа, Мелисса. – Рука Ники до сих пор лежала поверх моей, и мою кожу приятно покалывало. Его ладонь была мягкая и прохладная. – А где твое кольцо с огромным бриллиантом?

– Я вернула его Джонатану,– убитым голосом сказала я.

– Понятно. Значит, ты в самом деле достойна восхищения. О характере женщины можно судить по тому, много ли ей требуется подарков и возвращает ли она хоть некоторые из них.

– Но ведь дело не в самих подарках,– с жаром ответила я,– а в том, сколько в них вкладывают смысла. Клянусь, меня бы больше радовали какие-нибудь дешевые мелочи, если бы я знала, что человек сам тратил время на их поиски, чем немыслимые драгоценности, бездушно заказанные по его поручению помощником или секретаршей.

Я взглянула на Ники и слегка покраснела, заметив, как он напряжен и изумлен. Казалось, ему ни разу в жизни не доводилось слышать настолько странных признаний.

– Ужасно, когда женщину покупают,– добавила я, стараясь, чтобы голос звучал так, словно мы беседуем на посторонние темы. – И ужасно, если женщина сама определяет себе некую цену.

– Значит, «роллс-ройсу» с полным багажником часов «Картье», который ждет тебя внизу, придется уехать?

– Отправь его к Имоджен,– сказала я. Ники покачал головой.

– Она – девушка-«ламборджини».

– Такая же дорогая?

– Нет, слишком шумная и неэкономная. Ее не так-то просто припарковать. Ты – совсем другое дело.

Я не поняла, что Ники имеет в виду. И уже подумывала, почему он не убирает руку. Как раз в эту минуту его пальцы стали переплетаться с моими, а на прекрасных полных губах заиграла осторожная улыбка.

– Ники,– произнесла я,– а почему ты не сказал мне, что будешь на выходных в Париже, когда на поло-матче я упомянула о том, что уезжаю сюда?

– Может, потому, что до тех пор никуда не собирался. – Ники помолчал. От его взгляда у меня в жилах бурлила кровь. – Мелисса,– сказал он. – Знаешь, ты…

На столе зазвонил мой сотовый, и на сей раз вскочили мы оба.

– Наверняка это Нельсон,– пробормотала я. – Он тоже в эти выходные в Париже. Должен заехать за мной.

– Нелли во Франции? – спросил Николас, сильно морща нос. – Он тут?

Я кивнула.

– А почему ты так удивляешься? Ты тоже здесь. – Я поднесла телефон к уху. – Алло?

– Я внизу,– пробурчал Нельсон. – Если ты готова, спускайся. Мне лучше далеко не отходить

от машины. Бог его знает, какие тут, в Париже, правила парковки.

– Да, конечно,– ответила я, одним глазом поглядывая на Ники. – Уже выхожу.

– Скажи, пусть поднимется,– протяжно сказал он. – Хочу с ним поздороваться.

– Нет-нет,– поспешно ответила я. Только этого мне не хватало! – Увидимся через пару минут.

Я прервала связь, мгновение-другое смотрела на телефон, собираясь с мыслями, потом повернулась к Ники.

– Мне пора. Спасибо тебе за вчерашнее. Даже я сама вдруг осознала неоднозначность своей фразы. Но Ники и бровью не повел.

– Рад, что сумел помочь,– негромко ответил он. – И сожалею, что тебе пришлось страдать.

Я пожала его руку. Если ему это было позволительно, значит, разрешалось и мне.