Когда на свет извлекли пиво, Майк (или это был Дэйв?) наконец ответил на вопрос Уильяма:

– Я пишу для журнала.

Уильям приподнял бутылку, как бы в знак того, что по этому поводу следует выпить.

– А вы, парни?

– Телевидение, – заявили они.

Лицо Уильяма озарилось восторгом.

– О, невероятно – медиа!

Я больше не мог ждать. Я осторожно развернулся к Филу и тихо, с огромным трудом удерживая внутри бушевавшие эмоции, спросил его:

– Так что сказала Мадлен?

– О чем?

– О том, чтобы зайти сюда сегодня вечером.

Крутой и небрежно уверенный в себе, он открыл свою бутылку с пивом.

– А, ты об этом. Она сказала, что, может быть, подойдет попозже. Она навещает сестру или кого-то еще, а после этого вроде бы будет свободна.

– Отлично, – я сглотнул. – Как давно вы знакомы?

– Да не так уж долго – мы встретились на одной вечеринке в Польском клубе. Что-то в связи с тем, что они хотят поскорее вступить в ЕС, или как-то так. А она написала статью насчет того, почему Краков можно назвать новой Прагой. И они ей тоже послали приглашение. Там я ее и подцепил. Уболтал. Сам знаешь, как это бывает.

Я мрачно кивнул.

К полуночи, проведя кошмарный час наверху, среди светских журналистов – преторианской гвардии скуки Ноттинг-хилла, – я впал в отчаяние. Я осознал, что отныне я не смогу жить без Фила. Тоска и гнев пропитали мою душу, как дым от пожарища. Мне необходим был руководитель. Я обнаружил, что брожу по дому, отчаянно разыскивая Фила. О, как я хотел снова оказаться рядом с ним. Когдаона придет, о, мудрый Филипп? Или она уже пришла? Мне остаться? Что мне сказать? Покажи мне, Фил, как ты это делаешь. О, покажи мне, как ты это делаешь, Фил. Я тоже хочу стать Правильным Парнем. Давай будем друзьями. Я. Ты. Товарищи.

Вечеринка наконец вырвалась за рамки первоначальной умеренности и сдержанности и хотя и не достигла еще истинной, грозной дикости, уже бились бутылки, бокалы разлетались вдребезги на полированному полу. Прибывали денежные ребята, а с ними появился кокаин и уроды-кокаинисты. Политическая лестница стала скользкой от разлитой по ней лести. Бильярдные шары становились все более и более агрессивно посредственными. Кто-то сказал, что где-то на первом этаже есть диджей. Но я торопливо продвигался сквозь толпу: Джаспер Смиренный в поисках Филиппа Великого.

Наконец я оказался в гостиной: длинное, нелепо устроенное пространство, ориентированное поперек дома, с аркой, разделяющей комнату пополам, – там, где когда-то была перегородка. Здесь оказалось чуть спокойнее, гостиная была на три четверти заполнена людьми: некоторые сидели на полу вокруг пепельниц (наверное, именно так первобытные люди собирались вокруг костра), другие стояли группами или сидели за обеденным столом, скручивая папиросную бумагу, а третьи опирались на спинки стульев, образующих полукруг, в центре которого находились сухие цветы в причудливой вазе.

Но где же Фил? Мой взгляд остановился на высокой женщине, стоявшей в дальнем углу у окна Я смутно припоминал ее – она писала о моде для ряда изданий, с ней дружил Уильям. Она носила очки. В данный момент она разговаривала с низкорослым мужчиной, тоже в очках. Он, в свою очередь, как раз передавал Филу CD. A Фил открыл черную сумку на липучке и извлек из нее небольшой футляр, в котором… лежали очки.

Внезапно я осознал весь ужас происходящего: все в этой комнате носили очки. Боже мой. Что происходит? Весь молодой Лондон неожиданно ослеп? Наверное, это все от мастурбации. Вот бедняги. Подумайте только, какая паника, должно быть, охватила их, когда они поняли, что ужасная болезнь поразила их всех одновременно, как миксоматоз поражает летучих мышей. Они, должно быть, как один, брели наугад в поисках магазинов оптики, чтобы проверить зрение. Боже, какая трагедия. Потом их за руку ведут к псевдоклиническому свету изумрудов и мрамора консультационного центра, и они обдумывают каждый шаг, потому что все вокруг стало туманным и расплывчатым. Теперь, когда они осознали свою болезнь, им всем придется пройти через одинаковые страшные процедуры, примеряя оправы разной формы от Джиорджио, или Джованни, или Джанкарло, пока (по-прежнему все, как один) они не осознают (с бьющимися сердцами), что единственный способ покончить с этим ужасным состоянием, это стать как можно более похожим на… Бадди Холли. [85]Кошмарная неделя жизни на ощупь в ожидании подходящих линз, и бабах! – круто и чудовищноинтеллектуально.

– О, еще раз привет, Фил, – небрежно сказал я.

– Привет, Джаспер, приятель, как дела? – Он читал обложку диска с дотошностью юриста. – Кэтрин – это Джаспер, Джаспер – Алекс.

Игнорируя мое появление, Алекс продолжал:

– …это именно то, что тебе нужно, он точно твой человек. Давай, ты ведь сам смеялся, разве нет?

– Неплохо, – слабым голосом ответил я Филу.

– Ты прав, Алекс, он классный. Проверь это, – Фил протянул диск Кэтрин.

Я решился снова заговорить:

– Эй, Фил… Я уже собираюсь уходить, потому что… завтра я улетаю. Мадлен пока не появлялась? Я только хотел попрощаться. Поблагодарить ее за тот вечер.

Он взглянул на меня – чуть приподняв брови:

– Она не ответила на мое сообщение, так что понятия не имею, что с ней и как.

Пожалуй, его очки не были такими, как у Бадди – а также у Кэтрин и Алекса; в этой оправе он скорее напоминал дизайнера из рекламы автомобилей.

Я чувствовал себя совершенно потерянным. По венам моим струилось чилийское мерло, медленно растворявшее внутренности. Я опасался, что сердце может рухнуть вниз, на бедерные кости, как тяжелое пианино пробивает пол во время пожара.

– И что это за диск? – поинтересовался я.

Фил рылся в кармане в поисках мобильного телефона:

– Ах, это… просто несколько мелодий, наш приятель записал.

Ненавижу слово «мелодии».

Тут же встрял Алекс:

– Давай, Фил. Эта хрень занимает четвертое то в хит-парадах. Это крутая штука, приятель. Новый Моби, – он вдруг обернулся ко мне: – благодаря Филу у этого проекта есть имя.

– Ты должен настаивать на авторском проценте, – улыбнулась Кэтрин, передавая ему обратно диск.

– Хотел бы я на это рассчитывать, – Фил задумчиво потирал подбородок.

Кэтрин стала расспрашивать Алекса о какой-то гимнастике.

Фил убрал диск в свой рюкзак с одной лямкой. И вот он – долгожданный конец. Отвратительная, уродливая правда вышла наружу, срывая остатки моих иллюзий и самообманов. Мне придется смириться с этим, другого выбора нет: Фил отличный парень, с Филом все в порядке. Фил просто молодец.Может, я не носил очки, в которых не нуждался, и у меня не было козлиной бородки, но тем не менее – это я был проигравшим, а не Фил. Мадлен права, что влюбилась в него. Как только мне могла прийти в голову другая мысль? Конечно, она любила его. Когда-то давно я ошибся в расчетах, в самом важном жизненном уравнении, и моя судьба утратила равновесие, опасно накренилась. Весь остальной мир давным-давно понял, что я из себя представляю. Но понадобилась встреча с Филом, чтобы у меня самого открылись глаза. Я – неудачник, пожизненный неудачник, посвятивший есю жизнь бесплодной критике. Все, что мне теперь оставалось, – наблюдать и подражать другим, на большее я не способен.

– Отличный телефон, – заметил я уныло. – Гдеты его купил?

– Да, он крутой, – Фил постучал пальцем по экрану. – Никаких сообщений нет, – он взглянул на меня: – С тобой все в порядке, приятель?

Я кивнул.

– Как вы там с Рейчел тогда ночью?

– Я трахал ее, пока у нее из носа кровь не пошла. Глаза Фила расширились от изумления.

Я теперь говорил очень тихо – скорее даже шептал или хрипел:

– А вы?

– Хорошо, – улыбнулся он. Он не мог сдержаться. – Дома я не ночевал.

Уильям в одиночестве курил на лужайке перед домом.

– Что ты делаешь, Джаспер? Почему ты вылезаешь из окна? Ты что, обидел какого-нибудь несчастного молодого человека?