Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Итак, наступило утро пятницы. На дверном коврике перед домом номер 33 по Бристоль Гарденс лежал конверт, надписанный от руки и адресованный мне. Я с некоторым подозрением открыл его.

«Джаспер,

мне жутко, жутко, жутко стыдно. Пыталась дозвониться тебе, но ты, конечно же, уже вышел. А у меня нет номера твоего мобильника. (А он у тебя есть?) Застряла, потому что с одним другом случился несчастный случай. Сломана рука. Ничего серьезного. Позвони мне. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, прости меня.

М.»

Почерк у нее был просто отвратительный, в особенности буквы Y и G, не говоря уж о тонкой, змееобразной S.

16. Посещение

Когда твой горький яд меня убьет,
Когда от притязаний и услуг
Моей любви отделаешься вдруг,
К твоей постели тень моя придет.
И ты, уже во власти худших рук,
Ты вздрогнешь. И, приветствуя визит,
Свеча твоя погрузится во тьму.
И ты прильнешь к соседу своему.
А он, уже устав, вообразит,
Что новой ласки просишь, и к стене
Подвинется в своем притворном сне.
Тогда, о бедный Аспид мой, бледна,
В серебряном поту, совсем одна,
Ты в призрачности не уступишь мне. [82]

Одно из самых потрясающих различий между человеческим разумом и компьютером состоит в том, что в человеческом разуме нет кнопки «Стереть». Если какая-то картинка записана на ваш «жесткий диск», там она и останется. До самой смерти.

Я не позвонил ей. Я дождался, пока луна осветит сад, а затем выбрался из своей мансарды и босиком пошел по траве, чтобы положить ей на окно венок из только что собранных слез.

Шутка, шутка.

На самом деле, я вышел из дома и в задницу надрался со старшим братом Дона Питом.

Дон, который в последний раз посещал эту страну примерно когда у меня был день рождения, был моим приятелем по университету, изучал философию и жил в данный момент в Нью-Йорке (но не в Бруклине). Пит, его старший брат (который тоже присутствовал на обеде в честь моего дня рождения), быстро стал моим хорошим другом – еще с тех пор, когда впервые приехал навестить Дона в колледже лет десять назад. Мы встречались не часто, но несколько раз вместе ездили за границу, и на следующий день после фиаско на Шепердс Буш Грин я позвонил именно ему. У меня была на то особая причина: шесть лет назад, ко всеобщему удовольствию, Пит «забросил все к чертям» и стал фотографом, специализирующимся на моде. (Должно быть, нелегкое дело.) А потому он знал множество привлекательных женщин, и они его просто обожали…

Конечно, я и сам отлично умел обходиться с действительно привлекательными женщинами. Но это было давным-давно, когда я был крутым. В ночь после Шепердс Буш я не смог бы уговорить даже самую отчаявшуюся проститутку поработать для меня руками за два миллиона фунтов наличными и деньги вперед. О, та пятница – лучше о ней забыть.

Конечно, я подкатывался к Ванессам и Тессам, Полли и Холли, и даже к одной Жизель. Думаете, они стали меня слушать? Нет. С тем же успехом я мог бы быть дальнобойщиком, перевозящим живых телят: вонючим, кривоногим, прыщавым, с волосами в носу и мерзким запахом изо рта, да к тому же постоянно портящим воздух. Да, в ту пятницу я спал с утренней пробкой, головокружением и обрывками вчерашних газет.

Очевидно, я был нечеловечески пьян, а значит, вел себя грубо, но это меня не спасло. Совершенно точно, что я употребил все наркотики, которые физически мог в себя запихнуть, включая странный темно-коричневый кокаин, который вполне мог быть и просто корицей. И безусловно, я пытался покончить с собой.

Подробностей я просто не могу вспомнить. Всплывают какие-то отдельные фрагменты, обрывки любительской кинохроники, но цельной картины все равно не получается. Кажется, я бросил Пита в каком-то ночном клубе, довольно рано (или, наоборот, довольно поздно), решив навестить одну аргентинку, которую я когда-то знал (а может быть, и нет) – она обычно болталась в разных питейных заведениях на Тоттенхэм-Корт-роуд, танцуя сальсу с парнями. Но я вовсе не уверен, что сделал это. Я припоминаю, как предлагал чашку кофе – она стояла на блюдце – какой-то женщине сквозь открытое окно такси. Потом откуда-то возник возмущенный муж. Совершенно точно некоторое время я провел в баре у Дика, советуя окружающим валить оттуда, пока целы. После трех ночи я оказался в Сохо. И я определенно помню темноволосую женщину (но это, впрочем, мог быть и мужчина). Мы целовались? Кто знает? Лично я так не думаю.(У меня в момент душевного расстройства срабатывает защитный рефлекс, но разве можно быть в чем-то уверенным, когда носишься как полоумный на автопилоте, а все вокруг рушится?) Если она была женщиной, желаю ей всего хорошего и приношу извинения, если слишком быстро начал действовать языком. Если она была мужчиной, ну, что же, засранец должен был понимать, что происходит.

А потом – кто знает? Я смутно припоминаю человека, похожего на меня, несущегося по Сохо в предрассветном мраке (когда даже полное отребье отказывается шутить, а ночные бродяги и бездомные качают головами, как бы говоря: «Эй, приятель, давай, собирайся с силами, хватай свою жизнь и покажи ей, кто здесь главный), но я почти уверен, что принял решение вздремнуть где-то в районе Мэрилебоун-роуд – так что я мог покинуть город гораздо раньше (или позже), чем мне кажется.

В любом случае, все это оказалось пустой тратой времени. Первый образ, отчетливо возникший в моем сознании, когда я проснулся, был образ Мадлен. Полномасштабный. Качественный. Не поддающийся стиранию из памяти.

Четыре часа дня в субботу. Звонит телефон.

– Джаспер?

– Уилл.

– Привет, это я – Уилл.

– Я знаю.

– Ты что делаешь?

– Пытаюсь не умереть, пока этому миру не представится случай простить меня.

– Проблемы?

– Ага.

– Как поживает сам знаешь кто?

– Задница.

– Задница?

– Да, все полетело в задницу.

– Бог мой. Что, так плохо?

– Синдром закадычного друга.

– О боже, нет.

– Я думаю, да. – Пустынный ветер пронесся по проводам. Затем мое похмелье взвыло, недовольное тем, что я отвлекся от него. – Чего ты хочешь,Уильям? Я всю ночь шлялся по городу, мне совершенно необходимовернуться в постель. Давай, выкладывай, в чем дело?

– Я хочу хорошенький домик в деревне, где мы могли бы поселиться. Ты бы рисовал свои манускрипты – или как они там называются, а я разводил бы орхидеи и ухаживал за пчелами, а в промежутках писал бы письма в газеты, и все друзья нам втайне завидовали бы…

– Бога ради, мне очень худо. Я несколько дней не работал, так что, умоляю, отвали! – Я едва не повесил трубку. Я должен был ее повесить. В следующей жизни я буду настаивать на том, чтобы у меня были друзья получше.

– Ну, ладно, а как насчет вечеринки в Ноттинг-хилл, это приведет тебя в чувство?

Сердце у меня упало – как это часто случается с сердцами.

– Ты мог бы рассказать, в какое дерьмо вляпался, и мы бы придумали новый план, – добавил Уилл.

Я еле ворочал языком:

– Мне слишком плохо. Честно, Уилл. Я всю прошлую ночь провел с Питом.

Он продолжал улещивать меня:

– Стенка на стенку с дьявольски привлекательными женщинами, и все они через час начнут звонить мне непрерывно, чтобы сообщить, что ты и только ты можешь заставить их почувствовать себя лучше. Мы можем сначала встретиться где-нибудь и пропустить по стаканчику. Я поделюсь с тобой всеми свежими сплетнями из жизни группы по занятиям йогой…

вернуться

82

Перевод И. Бродского.

46
{"b":"159640","o":1}