Противный сам себе и чрезвычайно напуганный, я чувствовал, как мой талант заводить легкую беседу испаряется, как дезертирующий призывник, по мере того, как я приближаюсь к ней. Но одеревеневшие ноги автоматически несли меня вперед.

В тридцати шагах от нее предполагаемое фиаско приобрело масштаб истинной катастрофы. Это было невероятно и бесцеремонно: она приготовилась встать со скамейки. Сначала она повернулась, чтобы сесть, ее великолепные колени сверкнули на миг из-под сарафана. Затем она забрала подушку и… просто встала.

Двадцать шагов. Я испытывал сплошной, непередаваемый ужас. Внезапно онаначала двигаться ко мне.Это было страшно – безнадежно – разрушительно. Свет померк. Она пошла через лужайку, срезая угол. Расстояние между нами теперь сокращалось с удвоенной скоростью.

Я: «Скамейка свободна?»

Она: «Она в вашем распоряжении».

Я: «Спасибо».

А потом она ушла, оставив лишь легкий аромат миндального лосьона от загара, тихий звук удаляющихся шагов по гравиевой дорожке – там, за моей спиной. Шесть шагов, семь, восемь. Я дошел до скамейки. Сел. Посмотрел ей вслед. Она уже скрылась из вида.

Поверхность скамейки еще хранила ее тепло.

«Скамейка свободна?»

Скамейка свободна?

Эта чертова скамейка свободна?

Конечно, она свободна, мой дорогой Джаспер, она встала с нее, взяла вещи и решительно удалилась восвояси. Можно ли найти более очевидное свидетельство этому?

Говорю вам, все было очень и очень плохо. Я уже сказал, что потерпел поражение. Я винил во всем гороскоп. Я винил во всем плохую карму. Я винил своих родителей. Я винил ее. Я винил состояние шока, в которое впал при ее приближении. Если бы она не выглядела так… Да, кстати, нельзя дольше уклоняться от своих обязанностей повествователя. Итак, у нее были тонкие, аккуратные черты лица, как у модели, рекламирующей парфюмерию, только мягче, изящнее и без отпечатка профессиональной привычки к позированию в профиль и анфас. Дневное солнце бросало красноватый отсвет на ее прелестный носик и ускользающую улыбку, когда она шла мне навстречу, и улыбка эта становилась бесценной благодаря легкому изгибу уголка губ книзу. Ее губы – мимолетное очертание запечатлелось в моей памяти, пока мы проходили мимо друг друга – были не слишком тонкими и не слишком полными, но, как я заметил, нижняя была чуть прикушена. Ее брови, как и волосы, были светлыми. Глаза были пленительного орехового цвета – и взгляд их показался мне быстрым и уверенным. Все вместе, как я помню, произвело неописуемое впечатление, казалось, она бросала вызов – слишком красивой она была.

О, да, я все это знаю, и это подавляет меня. Но дело в том, что начиная с этого безнадежного момента – лежа на ринге, чувствуя головокружение, резь в глазах, шум крови в ушах, когда рефери уже досчитал до девяти, – я уже планировал матч-реванш.

Прежде всего я позвонил Уильяму.

– Ну, и сколько раз ты ее видел?

– Три раза, – ответил я. – В первый раз я трахался с этими апельсинами, а потому облажался…

– Ты делал что?

– Я… неважно. Затем я видел ее вчера, она шла к метро, когда я возвращался домой. А сейчас – только что – она была в нашем саду, под окнами моей квартиры, на протяжении сорока минут. Она принимала солнечные ванны, но потом набежали облака, и она скрылась. Три раза. В любом случае, слушай: ты можешь прийти завтра?

– Я не уверен. Я практически дал слово Натали поехать с ней в Гудвуд и… – он замолчал.

– Эй, ты пропадаешь, – странный треск и журчание. – И все-таки – ты можешь прийти? Она меня просто убивает. Я не могу работать в моей чертовой студии, не выглядывая поминутно из окна. Я не могу пойти в ближайший магазин, потому что боюсь встретиться с ней. Или, что еще хуже, – невстретиться с ней. Это безнадежно… Я должен знать, кто она. И я просто не могу выйти снова в проклятый сад, пока не… Ты снова куда-то пропал. Где ты? Что там у тебя за шум?

– Я в мужском туалете – в «Королевской славе», в двух шагах от Стрэнда. Я собираюсь на благотворительный обед. А звук, который слышишь, это торжествующий рев сливного бачка, доносящийся из соседней кабинки. Подожди. Дай мне отсюда выбраться. Я ждал. Пауза – и привычный стук кожаных подошв Уильяма по лондонской мостовой.

– Отлично. Снова на тропе. Слушай, Джексон: с тех пор, как они начали закрывать общественные туалеты, жизнь стала намного сложнее. Я должен постоянно держать в голове целый путеводитель по тем лондонским пабам, куда можно зайти пописать…

–  Уильям.

Уильям прочистил горло:

– Извини, Джаспер. На чем мы остановились? Некая мадемуазель появилась в твоем саду и вторглась в твое бесцельное бренное существование. Я верно излагаю события?

– Да. Чертовски верно. Я уверен, что она въехала в одну из квартир в доме напротив. Там продавали жилье на первом этаже, я говорил об этом Люси, когда она искала квартиру. Может, она живет там? О боже, это просто кошмар. – Я сделал паузу. – Уилл, серьезно, я здесь просто в осаде.Со мной никогда раньше такого не случалось, тем более прямо у двери собственного дома. Я не знаю, смогу ли справиться с ситуацией. Если я не заговорю с ней к концу недели, то сменю квартиру.

– Ты увидел ее несколько дней назад – возможно, она остановилась у кого-нибудь в гостях. Она может уехать, прежде чем ты узнаешь об этом, и тогда ты наконец расслабишься: займись лучше работой.

– Нет, она не уезжает и не уедет.

– Но ты же не говорил с ней!

– Нет, не говорил.

– Значит, ты ничего не знаешь. А это возбуждение основано исключительно на физиологических реакциях, на том, как она…

– Нет… Да. Нет. Уилл, честно, она ест вишни и выплевывает косточки. Она читает карты. Она… Мне ведь не двадцать один год. И это не ночь с Аннет или с кем-то другим. Это серьезно.Она умная. Это я могу сказать наверняка. Без шуток. Она вышла с бутылкой вина в красном ведерке. Ты можешь вообразить, что там было в этом ведерке? Лед. Лед – чтобы вино оставалось охлажденным. Ты можешь поверить?

– Это просто фантастика.

– Прекрати! Конечно, это физиологическая реакция. Так уж заведено у людей. Перестань вести себя как благочестивый идиот. Вся планета трахается совершенно физиологическим образом. Оглянись вокруг, приятель. Онавполне физически реальна.

– И почему тебе вдруг понадобилась моя помощь?

– Потому что я здесь живу и не могу бродить вокруг, задавая всем дурацкие вопросы. Это покажется соседям довольно странным.

– Какие вопросы? Обычно тебе не нужно никому задавать вопросы.

– Я знаю, знаю, знаю. Но она… она совершенно не такая, как остальные, Уилл. Я знаю, это, наверное, полная чушь, но у меня… у меня особое отношение к ней. И я не хочу сделать ошибку. – На заднем плане раздалась сирена проезжавшего мимо автомобиля. Внезапно смутившись, я поторопился свернуть монолог. – Я должен узнать о ней больше, прежде чем смогу сделать следующий шаг. Я должен составить правильный план действий, прежде чем смогу… начать действовать.

Уильям наконец начал понимать всю серьезность ситуации:

– Ты хочешь узнать, одна ли она, или у нее есть друг, или она замужем, или она вообще лесбиянка.

– Да, что-то вроде того. А также ее имя и прочее.

– О, боже, боже мой. А куда же делась твоя романтическая спонтанность?

– Пошла она в задницу, эта спонтанность. Она слишком хороша для всей обычной ерунды. Спонтанность – это роскошь, позволительная для тех, кто не заботится о последствиях.

– Ты и вправду попал в беду, мой юный Джексон. Она, должно быть, та самая, единственная и неповторимая, которую ты искал всю жизнь… – Уильям не дал мне перебить его. – Хорошо, хорошо, я тебе верю.