– Как настоящая алкоголичка.

– В таком случае, нам не о чем беспокоиться. – Он обнял меня за плечи. – Пикник, полагаю. Да – пикник. Считай это моей благодарностью за все годы твоего благородного участия в моей жизни.

– Уилл, ты не можешь разрешить все проблемы, просто устроив пикник.

– А я думаю, что могу.

В дверях нас приветствовала Стефани, а потом мы прошли в холл и вынуждены были пару секунд подождать, пока она открывала дверь новому гостю. Вечеринка была уже в самом разгаре: откуда-то с нижнего этажа доносился антимузыкальный низкий шум, к нему добавлялись голоса, а под потолком болтался надутый гелием воздушный шар странной формы.

– Это он, – прошептал я, обращаясь к Уиллу.

– Ты о ком? – нахмурился Уильям.

– Вон там.

– Где там?

– На лестнице.

– Я вижу лестницу, Джаспер, честное слово, но все еще не понимаю, о ком ты говоришь. Боюсь…

– Фил. Он здесь.

–  НашФил?

Я скорчил рожу:

– Да.

– Тогда надо пойти и сказать «здрасьте».

Фил действительно был на лестнице, в группе людей, которые стояли, опираясь на перила или стену. Некоторые сидели на ступеньках. Судя по единодушию, с которым они заблуждались насчет современной моды, все это были политики: младшие помощники, спецсоветники, секретари, лоббисты, консультанты по имиджу, разнообразные карьеристы. Вместе они, конечно, производили жуткое впечатление, но, только выхватив взглядом какого-нибудь из них в отдельности, можно было в полной мере осознать их уродство – каждый из них представлял собой живое воплощение некоего доселе неведомого и невообразимого извращения человеческого облика.

– Давай не будем, – сдавленным голосом сказал я, мрачно подумав, что, даже случайно услышав разговор этих существ между собой, любой взрослый человек с криком бросится бежать в ночь в пароксизме отчаяния. – Давай уйдем, поищем девушек. Должны же тут быть хоть какие-то женщины, с которыми можно поговорить. Мне надо расслабиться. Я не готов снова лицом к лицу сталкиваться с Филом. Во всяком случае, пока я не придумаю, что ему сказать. Я слишком плохо себя чувствую для этого.

Уильям пожал плечами:

– Как хочешь. Все равно я его потом отловлю где-нибудь в углу, попозже, если не возражаешь. Он производит впечатление вполне приятного молодого человека. И он, безусловно, самый симпатичный в своей компании.

– Ой, отстань, – я стиснул зубы. – Черт! Уилл, а вдруг онатоже здесь? С ним, я хотел сказать. Я должен…

– Джаспер, приятель! – раздался возглас с лестницы. – Что ты здесь делаешь? Как дела?

Уильям еле слышно прошипел:

– Слишком поздно. Он тебя увидел. А теперь он хочеттебя.

Мне ничего не оставалось, кроме как обернуться, прикидываясь удивленным:

– О, Фил, привет! Я тебя не заметил.

Фил говорил со мной через перила:

– Подожди секунду, приятель. Я сейчас спущусь. Я хочу взять выпивку. – Он стал энергично прокладывать себе дорогу между стоявшими и сидевшими на ступеньках.

Я вдруг понял,что испытываю болезненное притяжение к человеку, который нравился Мадлен. Извращение, как на это ни посмотри.

Фил подошел к нам:

– Ребята, вы только что пришли?

– Да, мы только что прибыли, – ответил Уильям. – Боюсь, я теперь не так часто выбираюсь в Лондон, и я пригласил Джаспера в гости к моей тете, так что мы немного задержались. Но, судя по всему, это будет потрясающая вечеринка. Жаль, что мы никого здесь не знаем.

Я обратил к Уильяму изможденное лицо – но он уже вскочил на любимого конька и явно намеревался получить максимум удовольствия.

– Нет проблем. Я, например, Фил, – он протянул Уильяму руку – твердое, уверенное рукопожатие Правильного Парня.

(В чем, интересно, можно быть настолько уверенным в этом мире?)

– Очень рад познакомиться с вами. Меня зовут Уильям. Уильям Лейси, – Уильям был сама любезность, томная нежность.

Фил моментально почувствовал себя неловко и обратился ко мне:

– Здорово было у Мэд?

– Да, я…

Фил, кажется, понял, что я не могу закончить фразу.

– Я получил огромное удовольствие, – заявил он – Прекрасная еда. А Мэд – просто звезда. Я пытался убедить её сходить куда-нибудь, но она сказала…

– О, я понял, – внезапно вмешался Уильям, который упивался своим любимым образом: несколько обрюзгший, но благонамеренный, изнеженный второй сын армейского офицера высокого ранга. Или что-то вроде этого. – Вы, наверное, занимаетесь политикой. Джаспер все мне о вас рассказал. Оченьинтересно. Насколько я понял, вы занимаетесь протестами антикапиталистов. Странно, наверное, когда сам из левого крыла и приходится…

Я вмешался:

– Фил занимается Европой, Уилл, не… ладно, не важно. Фил, а где напитки, ты не знаешь?

– Конечно, знаю. На кухне. Идем со мной.

Помимо всех моих прочих проблем, мне еще не хватало, чтобы Уильям не вовремя встревал в разговор. Мне было совершенно необходимо узнать, что сказала ему Мадлен насчет свидания. Категорически необходимо. Причем как можно скорее.

В кухне – длинной комнате, вытянутой вдоль задней стены дома – ряды бутылок громоздились повсюду, занимая все горизонтальные поверхности, если не считать места, где стояли использованные тарелки с объедками, которые занимали целый стол, а также несколько полок. На кухне все были лысыми. На мгновение мне показалось, что мы по ошибке попали на собрание бильярдных шаров. Примерно десяток мужчин – все, кроме одного или двух, либо были тщательно выбриты à la mode,либо самой природой были избавлены от такой необходимости. По большей части, они стояли кружками, прислонившись кто к буфету, кто к стенам. Среди них можно было заметить и несколько женщин – трагические минареты красоты среди кривоватых куполов. Самая живописная группа – кучка из трех поразительно высоких курносых индивидов – собралась возле холодильника, словно охраняя главные врата к источнику напитков. Судя по всему, они пытались общими усилиями соблазнить рыжеволосую девицу, стоявшую в центре маленькой компании.

Фил продемонстрировал свою неотразимую улыбку:

– Дэйв, Стив, Майк и…

– Энджи, – фыркнула девица.

Еще одна улыбка. У Фила отличные зубы, отметил я про себя.

– Дэйв, Стив, Майк и Энджи, это Джаспер и…

– Уильям! Оченьрад с вами со всеми познакомиться. – Все трое чуть заметно напряглись, словно нервные яйца, которые услышали дискуссию о размерах планируемого омлета. Но Уильям только начинал. – И вы все занимаетесь политикой? Я сам занимаюсь свининой. Ну, правильнее будет сказать, свиньями. Собственно говоря, беконом. Приезжаю в Лондон только на выходные. Так счастлив вырваться из всей этой грязи! Сейчас, конечно, не лучшее время для свиней – а все эти забитые овцы и сожженные коровы – просто кошмар!

Таков был необычный способ Уильяма вести себя на скучных вечеринках; сообщить как можноьбольшему числу людей столько вранья, сколько он сможет изобрести. Насколько я могу судить, он руководствуется при этом скорее философскими (или даже художественными), чем социальными принципами: своего рода акт саботажа в форме театрализации жизни. В частности, он наслаждается, подкалывая мужчин, которые бреют головы. Как-то раз он объяснил мне причины такого поведения: поскольку нас больше не вызывают на ринг сражаться со львами, физическая сила мужчин уже не так важна, но их социальное положение – в том числе и шарм – Уильям убежден в этом – по-прежнему каким-то загадочным образом связан с шевелюрой. Таким образом, утратив волосы, лысые батальоны современных британцев последовательно отказываются (что следует считать и самоотрицанием) от харизмы и остроты ума. Вместо этого они пользуются оружием из мужского арсенала, которое больше подходят к их лысине: искренность, туповатость, прямота и скептицизм. Они берут на себя роль общественных борцов с загадочным. Таким способом – по версии Уильяма – они пытаются выдать за добродетель и свои лысые головы, и не менее плешивые разговоры, считая себя пятой колонной эмоциональных любителей откровенности, правдорубов, этаких честных и бесхитростных парней. Но больше всего Уильяма раздражает их манера считать самих себя честнее своих приятелей, потому-то его так и тянет к ним, когда он в настроении ниспровергать столпы.