Не слишком-то привлекательная картина.

Уильям принялся за еду. Пища была простой, но отлично приготовленной. Щедрые порции также говорили в пользу миссис Уорли. В голове промелькнула тревожная мысль: а сколько ему платить за все эти удобства? Нет, надо как можно скорее восстановить силы. Чем раньше он вернется на службу, тем лучше. После намеков хозяйки и ответной бестактности Монка просить ее о кредите, по всей видимости, невозможно. Остается надеяться, что он не задолжал ей, пока лежал в больнице!

Расправившись с едой, Уильям выставил поднос за дверь и, вернувшись в комнату, сел в одно из кресел. Он собирался осмотреть содержимое ящичков бюро, но в кресле было так мягко и удобно, что Монка быстро сморил сон.

Проснулся он от холода и боли в боку. Встал, зажег газовые рожки. Тело по-прежнему ломило от усталости, и самое лучшее, что он мог сделать, это перебраться в постель и снова уснуть. Однако слишком велик был соблазн исследовать содержимое выдвижных ящичков и страх перед тем, что он там обнаружит.

Уильям зажег лампу над бюро. Доска с чернильницей, обтянутая кожей, и дюжина выдвижных ящичков.

Монк начал с верхнего левого. Должно быть, методичность давно вошла в его привычку. В ящичке лежали деловые бумаги, несколько газетных вырезок, где сообщалось о преступлениях, в основном зверских, и о блестящей работе полиции; три железнодорожных расписания и счета от портного.

От портного. Так вот на что он в основном тратил деньги! Надо будет взглянуть на гардероб – поинтересоваться собственными вкусами. Судя по счетам, костюмы он заказывал роскошные. Полицейский, желающий выглядеть джентльменом! Монк внезапно засмеялся: крысолов с претензиями – надо же! Довольно забавная фигура. Мысль была неприятна, и он ее отбросил.

В других ящиках лежали конверты, писчая бумага, и все отличного качества. А он, оказывается, тщеславен. Кому же он писал? Там же обнаружился сургуч, бечевка, перочинный нож, ножницы и еще масса подобных мелочей. Дойдя до десятого ящика, Монк наконец наткнулся на личную переписку. Послания были написаны одним и тем же почерком. Судя по старательно выведенным буквам, писал либо ребенок, либо не слишком грамотная особа. Других писем Монк не нашел. Либо ему больше никто не писал, либо он хранил только эти письма. Уильям вынул одно из конверта и разозлился, заметив, что руки его дрожат.

Письмо начиналось простым обращением «Дорогой Уильям», содержало одни лишь домашние новости и имело подпись: «Твоя любящая сестра Бет».

Монк отложил листок, круглые буквы горели перед глазами, он чувствовал радость, облегчение и, возможно, легкое разочарование. У него была сестра. Где-то жил человек, знавший о нем; мало того – любящий его. Он снова схватил письмо и, чуть не порвав его от нетерпения, перечитал. Незатейливое, доброе, оно было явно обращено к тому, в ком не уверены, о ком беспокоятся.

И при этом – ни намека на то, что сам Монк когда-либо отвечал на письма сестры. Неужели он не отправил ей ни единой весточки? Значит, и с этой женщиной он обращался с надменным равнодушием?

Что же он за человек? Должно существовать какое-то объяснение. Но как оправдать себя, если не помнишь ни единой детали из прошлого? Все равно что оказаться на скамье подсудимых, не позаботившись об адвокате. Монк взял конверт, но почему-то долго не решался взглянуть на обратный адрес. Наконец решился. К его удивлению, письмо было отправлено из графства Нортумберленд. Уильям несколько раз повторил это название вслух. Звучало знакомо – но не более того. Он подошел к книжному шкафу и, достав атлас, нашел эти места на карте. Оказалось, что его сестра живет на самом побережье, в маленькой рыбацкой деревушке.

Рыбацкая деревушка? Но что она там делает? Вышла замуж и уехала к морю? Фамилия на конверте – Баннермен. Или сам Монк родился в Нортумберленде, а потом уже перебрался в Лондон? Уильям снова засмеялся. Вот и обнаружилась причина его тщеславия. Сын рыбака из захолустья, пытающийся выглядеть лучше, чем он есть.

Когда? Когда он оттуда уехал?

И тут Монк осознал, что даже не знает, сколько ему лет. Он ведь еще ни разу не смотрел на себя в зеркало. Почему? Боялся посмотреть? Кому какая разница, как выглядит мужчина… Тем не менее Монк почувствовал легкую дрожь.

Он сглотнул и поднял с бюро масляную лампу. Затем прошел в спальню и поставил лампу на туалетный столик. Где-то здесь должно быть зеркало, и достаточно большое, чтобы бриться с его помощью.

Зеркало было укреплено на шарнире – вот почему он не заметил его сразу же рядом с оправленным в серебро гребнем. Монк поставил лампу и медленно наклонил зеркало.

Он увидел смуглое, крепкое, широкое лицо, нос с небольшой горбинкой, широкий рот. Верхняя губа заметно тоньше нижней. Чуть ниже рта – старый шрам. Серые глаза мерцают в свете лампы. Лицо сильного и неуживчивого человека. Если ему и свойствен юмор, то грубоватый – скорее от ума, чем от сердца. Что же касается возраста… Где-то между тридцатью пятью и сорока пятью годами.

Монк взял лампу и вернулся в комнату чуть ли не на ощупь, потому что перед глазами маячило только что увиденное в зеркале лицо. Не то чтобы оно было особенно неприятным, просто это было лицо незнакомца, сойтись с которым, судя по всему, нелегко.

На следующий день Уильям принял решение. Он поедет на север повидать сестру. По крайней мере, она сможет рассказать Монку о его детстве и о семье. Похоже, она еще питает к брату теплые чувства, заслуживает он того или нет. Утром Уильям написал ей письмо, где сообщил, что попал в катастрофу, но сейчас уже оправился и хотел бы приехать погостить немного, как только достаточно окрепнет для такого путешествия.

Среди прочего Монк обнаружил в бюро скромную сумму денег. Судя по всему, он был бережлив, если не считать расходов на портного. Висящие в гардеробе костюмы и впрямь поражали безупречностью покроя и качеством материи. Вероятно, деньги были отложены впрок, и Монк первым делом уплатил за квартиру на месяц вперед (минус расходы на еду, пока он будет отсутствовать) и сообщил миссис Уорли, что намерен навестить сестру в Нортумберленде.

– Хорошая мысль. – Она понимающе наклонила голову. – По мне, так вы давно должны были это сделать. Нет-нет, я не хочу вмешиваться в ваши дела, но это ужасно, что вы так давно у нее не были. А ведь она, бедняжка, пишет вам то и дело, хотя не помню такого случая, чтобы вы ей хоть раз ответили!

Она сунула деньги в карман и поглядела на Монка.

– Вы там за собой следите: ешьте вовремя и не связывайтесь со всякими преступниками. Оставьте их хоть на время в покое, здоровье дороже.

С этими напутственными словами миссис Уорли одернула передник и двинулась прочь, судя по звуку шагов, на кухню.

А четвертого августа Монк сел на лондонский поезд и приготовился к долгому путешествию.

Нортумберленд встретил его завыванием ветра над вересковыми пустошами. И все же было некое очарование в суровом сочетании скудной голой земли и клубящегося тучами неба. Впрочем, весьма вероятно, что в памяти Монка просто шевельнулись детские воспоминания об этом диком крае. С чемоданом в руке он долго стоял на станции, вглядываясь в холмы. Необходимо было найти какой-нибудь транспорт. До побережья, где располагалось нужное ему селение, было одиннадцать миль. Будь Монк здоров, он бы не отказался от пешей прогулки, но слабость еще давала о себе знать. Если вдохнуть поглубже, ребра отзывались болью, да и рука только еще срасталась.

Наконец удалось за солидную плату нанять тележку, запряженную пони. К радости Монка, возница знал, где живет сестра, и высадил его на узкой улочке прямо перед фасадом дома. Удаляясь, загремели по булыжникам колеса, и Уильямом овладели все те же страхи перед ожидающей его неизвестностью.

Он постучал и, не дождавшись ответа, хотел постучать снова, когда дверь отворилась и на пороге возникла моложавая приятная женщина. Черноволосая, несколько склонная к полноте. Широкие брови и скулы слегка напоминали брови и скулы самого Монка. Голубые глаза, прямой без горбинки нос, да и губы гораздо мягче и добрее. Вне всякого сомнения, это была его сестра Бет. Не дай бог, если он ошибся!