— Здравствуйте, Алексей Алексеевич! — широко осклабясь и одергивая свой майорский мундир, поздоровался Аркадий Попов, крепко пожимая Алексею руку. — Ну что скажете? Готовим переворот. Здорово?

— Не очень, Аркаша! Не очень. Опоздали. Не вы, англичане опоздали! Сначала проворонили Румынию. Теперь там уже стоит тридцать гитлеровских дивизий. Потом подарили немцам Болгарию. Туда тоже введены немецкие войска. Перевороты должны были произойти одновременно и в Югославии, и в Болгарии. В Болгарии сейчас действуют Крестьянская партия, офицерская группа «Звено» и протогеровисты [12]. А здесь, как тебе известно, возродившиеся «Черная рука», «Белая рука» и некоторые вожаки оппозиционных партий. Случись переворот раньше, обстановка на Балканах была бы иной. Вот так-то.

— Да, если еще принять во внимание греков! Бьют ведь они итальяшек. Но как же обмишурился коварный Альбион?

— Некий молодой человек, сын министра из кабинета Черчилля, Юлиан Эмери… — начал было Хованский, но Аркадий перебил его:

— Помню! Вы мне его показывали в ресторане «Сербский краль», сидел с Джоновичем, нашим послом в Тиране. Простите, перебил…

— Кстати, Джонович был близким другом Аписа. А познакомились Эмери с Джоновичем в тридцать девятом году, когда готовили переориентацию в Албании. Как тебе известно, сначала президентом, потом королем Албании был Зогу. Его посадили на власть в двадцать четвертом году, разумеется, не без помощи той же Англии и казачьих частей белогвардейского генерала Улагая, того самого, что возглавлял рейд на Кубань в двадцатом. Кстати, в этом рейде участвовал и твой названый отец генерал Кучеров… Зогу доверия не оправдал, потому и готовили переворот; тогда король вступил с Муссолини в конфликт, в результате итальянские войска оккупировали Албанию…

— Все на свете вы знаете, Алексей Алексеевич!

— Как не знать, Аркаша! И что происходит вокруг тебя, и что может произойти. Такова первая задача разведчика. Так вот, Джонович убедил Эмери в том (а убедить было не так уж трудно, Юлиану был всего двадцать один год), что народы Югославии симпатизируют своим бывшим союзникам и готовы подняться против ненавистного фашизма, что принц Павел хоть и англоман, но человек нерешительный, в стране непопулярный и до того идет на поводу у пронемецких элементов и так боится фашистов, что готов стать подручным Германии. Переговоры эти тянутся с июня сорокового года. Как раз, когда Югославия установила дипломатические отношения с Советским Союзом.

— А почему старый Джонович связался с мальчишкой?

— Он понимал, что за спиной Юлиана стоял его отец, старый Эмери, а может быть, и сам Черчилль. И потому запомни, Аркадий, когда ты имеешь с кем-нибудь дело, прежде всего думай, кто стоит за спиной этого человека.

— А кто стоит за вашей спиной?

— Партия, дорогой Аркаша, ВКП(б)!

— Точно! Покрепче Черчилля! — И Попов широко улыбнулся.

— Дело в том, что старый Эмери во время Первой мировой войны был в Салониках и считался «знатоком и другом сербов», потому Джонович и рассчитывал на поддержку в правительственных кругах Великобритании. Речь шла об объединении южных славян от Адриатического до Черного морей. Это были сны Аписа и «Черной руки». Но Лондон, сам понимаешь, смотрел на эту идею, особенно на переворот, отрицательно, опасаясь, что возрастет влияние России. Тем не менее порекомендовал Юлиану Эмери поддерживать связь с заговорщиками и узнать, каковы их силы и на кого они еще рассчитывают. Эмери встретился с рядом видных политических деятелей оппозиции Югославии и сделал вывод, что переворот необходим, если Великобритания хочет сохранить союзником Югославию.

— Хорошо бы после переворота заключить крепкий союз с Советской Россией, — заметил Драгутин. — Но я не очень-то верю вашим генералам.

Аркадий пожал плечами и только почесал затылок.

— Казалось бы, единственный выход. Тут нужно ковать железо пока горячо, Гитлер ждать не будет. Не такой дурак. Все зависит от оперативности и решительности югославских генералов, — заметил Алексей Хованский. — Боюсь, что уже поздно.

— Югославские генералы боятся коммунистов. Если заключить союз с СССР, то придется КПЮ признать легальной. А нам, коммунистам, одним не справиться. — И Аркадий махнул рукой.

— Да, все кончится в считанные недели, а может быть, и дни. Тебя, Аркадий, как офицера, скорее всего, возьмут в плен. Потому запомни: ты нужен своей новообретенной родине и тому делу, которому служишь. Послушай моего совета, посмотри на вещи здраво. Надо сохранить себя для дальнейшей борьбы. Когда все кончится, переходи на нелегальное положение. Заранее обзаведись надежным документом и квартирой, где тебя будут знать не как югославского офицера, а как русского эмигранта.

Попов странно посмотрел на Хованского и нахмурился.

— Что, не нравится предложение?

— Не очень. Мы, летчики, принимаем первый удар. Шансов выжить маловато, да и… честней, как говорится, не со щитом, а на щите!

— Смерть, Аркадий, это уже поражение. Остаться живым и бороться в подполье сложней, и смерть там противней… пытки, тюрьма, расстрел или повешение…

Аркадий Попов упрямо смотрел куда-то в темное окно.

— И вам, Драгутин, следует позаботиться о себе и о дочери Зорице, — продолжал Хованский, обернувшись к стоявшему у стола хозяину «Островитянина». — Узнают оккупанты, что здесь собирались офицеры — заговорщики и коммунисты, — никого не пощадят.

— Спасибо, товарищ Алекса, за совет. Но время еще терпит.

— Нет, не терпит! — Хованский похлопал Драгутина по плечу и подумал: «Благородные, смелые люди. Трудно им будет. Многие погибнут!»

В ночь с 26 на 27 марта 1941 года в Югославии произошел государственный переворот. Наместник, принц Павел, был низвергнут. На престол возвели несовершеннолетнего короля Петра II.

Председателем Совета министров стал Душан Симович, главнокомандующий военно-воздушных сил страны.

30 марта КПЮ потребовала отмены антинародных законов, предоставления политических свобод, полной амнистии всем политзаключенным, отдачи под суд профашистских деятелей и чистки государственного аппарата.

5 апреля в Москве был подписан Договор о дружбе и ненападении между Советским Союзом и Югославией. Статья 2-я этого договора гласила, что в случае, если одна из договаривающихся сторон подвергнется нападению со стороны третьего государства, то другая договаривающаяся сторона обязуется соблюдать политику дружественных с ней отношений.

6 апреля началась бомбардировка Белграда, хотя югославское правительство за несколько дней до этого объявило его открытым городом. Одновременно немецкие, итальянские, венгерские и болгарские войска пересекли югославские границы.

Алексей Хованский проснулся от грохота взрывов. Вскочив с постели, он подошел к окну и отодвинул портьеру. Солнце уже встало. Было без двадцати девяти минут семь. «Все-таки бомбят! Значит, в час ночи не напрасно подняли воздушную тревогу», — думал Алексей, слушая рев пароходных гудков и сирен на пристани, звон колоколов соборной церкви, вой сирен и рокот моторов, прерываемый резким свистом летящих бомб и громким буханьем зениток. — Вот и заканчивается передышка, уходит чувство локтя. Наше посольство, конечно, скоро будет эвакуировано».

Когда в июне 1940 года были установлены дипломатические отношения между Советским Союзом и Югославией, на улицах Белграда появились первые советские люди; захандривший было после убийства «хозяина» Абросимовича Хованский воспрянул духом. Неважно, что он с людьми из дипломатического корпуса не встречается. Достаточно пройти мимо здания советского посольства, поглядеть на развевающийся красный флаг, и на душе становится тепло и появляется уверенность.

Советское посольство предупреждало Симовича, что на границе Югославии сосредоточено двадцать четыре немецких дивизии, из них семь бронетанковых и три моторизованных; двадцать три итальянских дивизии и пять венгерских. Две тысячи триста двадцать самолетов. И в Австрии как резерв стоят три бронетанковых и одна моторизованная дивизии. Но какой прок в предупреждении? Что могут сделать югославы?