— В Англию, конечно?!
— Золото сперва должно попасть в югославский порт, а, как вам известно, итальянский флот ловить ворон не будет. Хорошо бы натянуть Овре нос, а?
— Сообщить об этом барону? — Берендс достал из бара непочатую бутылку.
— Я пруссак и не люблю торопиться, все в свое время, и барон фон Гольгейм тоже пруссак. А о золоте вы помалкивайте! — спохватился захмелевший капитан.
Берендс хлопнул себя по лбу:
— Все белградские секреты в надежном тайнике.
«Людвиг Оскарович порядком пьян, но соображает ясно и, видимо, понял, что с этими типами мы разделаемся, потому старается их напоить», — отметил про себя Хованский.
— Загадки белградских катакомб? Доктор Фридрих Фехнер о них знает больше и многое разгадал, — засмеялся капитан.
«Тот, который сформировал "пятую колонну" в Югославии», — вспомнил Алексей.
— Из истории старого Белграда Фехнер вычитал интересные вещи! Еще в античном Сингидунуме — так назывался Белград до девятого века — был свой водопровод, кое-что сохранилось от него до сих пор. Кельты брали для постройки домов известняк, вот почему при рытье нынешних котлованов рабочие натыкаются на подземные ходы, на целые лабиринты катакомб. Ходы начинаются недалеко отсюда, на Ташмайдане, и тянутся к Саве и Дунаю. Когда последний раз выбивали турок из крепости, жители боялись, как бы войска не воспользовались подземными ходами и не устроили резню, и поставили стражу у городского суда, у дома певчего общества Станковича, около «Риунионы» и где-то на улице Кнеза Милоша…
«Может быть, возле нас? Жора говорил, что у него в подвале есть подземный ход, — подумал Алексей. — Ведь контрабандисты должны были как-то доставлять товар с Савы? Потом ход, наверно, замуровали».
— Копали их и во время бесчисленных осад, — продолжал рассуждать капитан, попивая из своей пузатой рюмки. — Сулейман Великолепный в тысяча пятьсот двадцать первом году сделал подкоп и взорвал главные башни Калемегдана. То же сделал и наш баварский принц Максимильян Эммануил в шестьсот восемьдесят восьмом…
— А зачем все это понадобилось доктору Фридриху? — спросил Берендс.
— О подземельях могут знать и коммунисты! Тогда придется вылавливать их, как крыс, и под ноготь… Что это?
Скрипнула ступенька деревянной лестницы. «Наши, — подумал Алексей. — Чертов немец, услышал», — и вытащил из-за пояса пистолет.
— Это, наверно, Ирене! Важные новости? — беззаботно пробормотал Берендс и спокойно направился к лестнице. — Сейчас я вас, Ирен, позову, не поднимайтесь к нам, Ирен. Лучше мы спустимся вниз. Капитан боится, как бы не подслушали секрета государственной тайны, которой уже исполнилось более тысячи лет, что под Белградом катакомбы… Хе-хе-хе!
— Я не верю вашей подруге! — вскакивая с кресла и подходя вплотную к Берендсу, прошипел капитан. — И вас я раскусил, вы не нацист, вы не верите фюреру! Я чувствую своим существом, вы…
Молниеносный удар Берендса свалил его с ног. Берендс бил ребром ладони по сонной артерии.
Сидевший спокойно в кресле длинный Вилли подобрал свои ноги и схватился за пистолет.
— Сидеть! Руки на стол! — вышел из-за портьеры Хованский.
Немец вытаращил глаза, но его дрожащая правая рука, нервно дергаясь, пыталась расстегнуть кобуру. Он делал это машинально. «Типичный немец, — подумал Хованский. — В непредусмотренной ситуации он и растерялся». А немец, увидев входившего в комнату с направленным на него пистолетом Буйницкого, побледнел и поднял руки. Грянул выстрел. Немец скособочился в кресле и начал сползать на пол.
Тут же подскочил Берендс, рванул его за руку со словами:
— Закровянит ковер, не отмоешь. Явная улика. Ух! — И, пошатываясь, подошел к бару, налил три стакана коньяка, один протянул Алексею, другой Буйницкому, тихо произнес: — Ну, Господи, благослови, мы объявили войну Гитлеру! Жизнь наша пир… — и опрокинул коньяк в горло.
— Когда капитан Вольфганг придет в себя, надо будет его допросить, узнать адреса радиостанций «Юпитера», — заметил Алексей, принимаясь обыскивать лежащих немцев. И подумал: «Ну и выдержка у тебя, Берендс!»
— Уже не допросишь, Алексей Алексеевич, с ним разговор окончен. Думать надо о том, куда их деть, — проговорил незаметно проскользнувший в гостиную Черемисов.
Убедившись, что оба немца мертвы, Алексей с укоризной посмотрел на Берендса. А тот пьяно улыбнулся:
— Нельзя все же мучить бывших товарищей! Это легкий вид смерти, без боли отправлены на тот свет…
— Сволочи! — выругался Буйницкий и стянул с лица черный чулок, поглядел на стакан с коньяком, который держал в руках, поднес ко рту и маленькими глотками выпил до дна. Он был бледен, руки у него дрожали. — Вот такие убили мою жену и детей!…
— Их надо раздеть. Жандармские униформы пригодятся. А трупы оттащим подальше и бросим в канализацию. Карамба! — деловито произнес Черемисов.
6
Военные действия застали правительство Симовича врасплох. Армия Югославии к началу фашистского вторжения не была отмобилизована и сконцентрирована в предусмотренных планом «Р-41» стратегических пунктах.
Наступая с территории Болгарии, немецкие танковые подразделения, сломив сопротивление югославских войск, уже к вечеру 7 апреля заняли Скопле, 8 апреля в Вардарской Македонии югославские войска, отступавшие к Греции на соединение с греческой армией и английскими соединенными силами, были окончательно разбиты. 9 апреля был сдан Ниш. 10 апреля итальянские войска, не встречая сопротивления, заняли Загреб. Положение югославской армии стало безнадежным. 13 апреля был взят Белград. Через два дня король Петр и его министры вылетели в Грецию, а оттуда в Египет.
17 апреля 1941 года в 9 часов вечера был подписан акт о безоговорочной капитуляции югославской армии, подписи поставили новый главнокомандующий югославской армии Данило Калафатович и министр иностранных дел Югославии Цинцар-Маркович, а с противной стороны — командующий Второй немецкой армией генерал Максимильян фон Вайкс, а также итальянский военный атташе полковник Бонефаций и военный представитель Венгрии Васварий.
Цинцар-Маркович и Калафатович пытались, по примеру Франции, спасти часть территории Югославии, создать некую свободную зону, однако противная сторона категорически это отвергла.
Югославия была разделена на отдельные провинции, а часть ее территорий отошла Болгарии, Венгрии, Австрии, Румынии и Италии. И перестала существовать как государство.
Перед народами Югославии, которых ожидали каторжный труд, голод и смерть, стояла дилемма: смириться со своей судьбой или подняться на борьбу против захватчиков. Хованский понимал, что подавляющая часть югославской буржуазии не станет и помышлять о сопротивлении оккупантам. Немало политических партий сразу нашли общий язык с фашистами. После капитуляции армии некоторая часть офицерского и унтер-офицерского состава во главе с полковником Драголюбом Михайловичем укрылась в лесах Шумадии, кое-кто бежал при этапировании. Другие ушли в подполье либо растворились в общей массе.
Дража Михайлович по старым традициям четнического движения за освобождение родины от турок призывал в свои ряды патриотов, но никаких действий против оккупантов не предпринимал, как того требовали директивы эмигрантского правительства. Дража делал свое дело под опущенным забралом!
В первые же дни в Белграде и в других местах начались аресты. Тысячи людей были посажены в концентрационный лагерь на Банице, сотни сразу же расстреляны. Фольксдойче, ванчомихайловцы, усташи, летичевцы, домобранцы, баллисты, недичевская жандармерия — все занялись вылавливанием коммунистов.
Преследовались и евреи. В Белграде до прихода немцев жили 12 тысяч евреев. Немцы зарегистрировали 9145, и в первые же два месяца уничтожили 5100, остальных транспортировали в немецкие лагеря, где их постигла та же участь.
Немцы, проживающие в Югославии, получили особые права. Началось выселение коренных жителей с территорий, присоединенных к Третьему рейху. Насаждались немецкий, итальянский, румынский, болгарский, венгерский языки. Фашистские листки развернули погромную антисербскую пропаганду. Группы усташских головорезов истребляли сербов, живших в Хорватии. Католическая церковь, по совету Ватикана, потребовала обязательный переход сербов в католичество. В Боснии и Герцеговине усташи натравливали мусульман на православных, а сербские националисты занимались резней и погромами в Македонии. Венгерские фашисты расправлялись с сербами в Бачке, болгарские — в Вардарской Македонии.
